Похороны

Похороны

Смерть произошла мгновенно. Через несколько часов после рокового выстрела Иосиф Сталин стоял в столовой и пытался осмыслить самоубийство жены. Невестка вождя Женя Аллилуева растерялась, когда он спросил ее: почему Надя застрелилась? Еще больше все испугались, когда Сталин пригрозил тоже покончить с жизнью. Такого от него никто никогда еще не слышал.

Сталин не один день провел в своей комнате в горьких раздумьях. Женя и Павел боялись, что Иосиф Виссарионович может действительно совершить самоубийство, и на всякий случай решили остаться.

Сталин не мог понять, почему Надя так поступила. Он гневно спрашивал себя: что она хотела этим доказать? Почему именно ему нанесла такой страшный удар в спину? «Сталин был слишком умен, чтобы не понимать, что при помощи лишения себя жизни самоубийцы пытаются наказать других людей», – писала дочь Светлана. Поэтому в его голове метались удивительные мысли. Неужели Сталин на самом деле не уделял ей достаточно внимания? Неужели не любил ее? «Я был плохим мужем, – признался вождь Молотову. – Мне некогда было водить жену в кино». «Она полностью изменила мою жизнь!» – мрачно сказал он Власику. Сталин хмуро смотрел на Павла Аллилуева и ворчал: «И как только тебе в голову могло прийти подарить ей пистолет?»

Около часа ночи профессор Кушнер с коллегой осмотрели тело Надежды, которое по-прежнему лежало в ее маленькой комнате. «Тело находится в следующем положении, – написал профессор на квадратном листке бумаги, вырванном из школьной тетрадки. – Голова лежит на подушке и повернута направо. Рядом с подушкой на кровати – маленький пистолет». Должно быть, экономка подняла маузер с пола и положила на кровать. «На лице покойной застыло абсолютно спокойное выражение, глаза полузакрыты. На правой стороне лица и шеи пятна синего и красного цвета, кровь». Речь, похоже, шла о ссадинах и ушибах.

Неужели Сталин имел отношение к смерти жены и ему было что скрывать? Он вернулся домой, поссорился с Надей, избил ее и потом застрелил? Если вспомнить огромное количество людей, к смерти которых он имел прямое отношение, следует признать, что еще одно убийство, пусть даже и родного человека, было вполне возможно.

Но ушибы могли быть вызваны и падением с кровати. Никто из тех, кто знал, что произошло в ту трагическую ночь, ни разу не высказал даже предположения, будто Надежду Аллилуеву убил Сталин. Но он, конечно, прекрасно понимал, что об этом могли шептаться и наверняка шептались враги.

«В области сердца пулевое отверстие диаметром в пять миллиметров. Рана открытая. Вывод – смерть наступила мгновенно. Смерть вызвана открытой раной в области сердца».

Сейчас этот клочок бумаги может увидеть в Государственном архиве любой желающий. Предыдущие шесть десятилетий он лежал в закрытой части хранилища.

Вячеслав Молотов, Лазарь Каганович и Серго Орджоникидзе немного постояли в столовой квартиры Сталина и ушли решать, что делать. Как обычно, в моменты, подобные этому, партийный инстинкт подсказывал твердым ленинцам: нужно солгать. Об истинных причинах смерти первой леди Советского государства не должен был знать никто. Если бы вожди сразу сказали правду, то избежали бы многочисленных слухов об убийстве Сталиным жены.

Было очевидно, что Надя покончила с собой, но Молотов, Каганович и ее крестный отец, Енукидзе, получили согласие Сталина на то, чтобы скрыть информацию. Дело в том, что самоубийство можно считать протестом против партийной линии. Решили объявить, что Аллилуева скончалась от аппендицита. Медики давали клятву Гиппократа, но при большевиках она нарушалась так же часто, как и при нацистах. Они согласились поддержать эту ложь. Прислуге сообщили, что Сталин в ту ночь был на даче в Зубалове с Молотовым и Кагановичем.

Авель Енукидзе набросал текст официального сообщения о смерти Нади, затем – письмо с соболезнованиями. Их должны были опубликовать на следующий день в «Правде». Соболезнования родным и близким покойной подписали жены членов политбюро и сами вожди. Первыми стояли подписи четырех самых близких подруг Нади: Екатерины Ворошиловой, Полины Молотовой, Доры Казан и Марии Каганович. Они охарактеризовали покойную следующим образом: «…Наша близкая подруга, человек чудесной души, молодая, сильная и преданная большевистской партии и делу революции…» Даже смерть эти удивительные догматики видели в терминах марксизма-ленинизма.

Сталин в те дни едва ли был в состоянии принимать решения. Организация похорон легла на плечи Авеля Енукидзе и других вождей. Большевистский погребальный ритуал органично объединял элементы похоронного культа, существовавшего при царской власти, с коммунистической культурой. Сначала над покойником работали лучшие бальзамировщики. Обычно это были профессора, следившие за трупом Ленина. Потом начиналось прощание. Покойник под толстым слоем грима и румян лежал в открытом гробу в окружении пышных тропических пальм, букетов цветов и красных знамен. Эта жуткая картина освещалась неестественно ярким искусственным светом. Члены политбюро вносили и выносили открытый гроб из Колонного зала. Они же, словно средневековые рыцари, стояли в почетном карауле у тела. После кремации проходили пышные похороны. Катафалк в окружении все тех же членов политбюро и военных следовал к Красной площади. Урну с прахом замуровывали в нишу в кремлевской стене.

К 1932 году этот ритуал уже был отработан и неукоснительно выполнялся. Но в случае с женой Иосиф Виссарионович Сталин решил отступить от большевистских правил. Он приказал похоронить Надю по старинке.

Политбюро назначило Енукидзе председателем похоронной комиссии. Дяде Авелю помогали Дора Казан и Карл Паукер, чекист, который возглавлял охрану вождя и был к нему очень близок. Похоронная комиссия собралась утром 10 ноября и обсудила вопросы организации процессии, места захоронения и почетного караула. Паукер считался большим знатоком театральных эффектов, поэтому он отвечал за музыкальное сопровождение. Играть на похоронах должны были два больших оркестра из театра, военный и гражданский. Каждый состоял из пятидесяти инструментов.

Сталин не мог выступать на похоронах. Наверное, поэтому он попросил произнести речь Кагановича, считавшегося лучшим оратором в политбюро. Каганович, этот человек-бульдозер, только что отмывший руки от крови десятков невинных кубанских казаков, которых расстреляли по его приказам, сильно волновался. Поручение было очень ответственным.

Детям, которые в то время находились в Зубалове, сообщили, что Надя умерла от аппендицита. Мальчики сильно расстроились. Для Василия Сталина смерть матери оказалась страшным ударом, от которого он, похоже, так и не оправился. Шестилетняя Светлана еще не очень понимала, что такое смерть. Клим Ворошилов, очень добрый человек во всем, за исключением политики, приехал в Зубалово. Он хотел рассказать девочке о смерти Нади, но разрыдался и не смог произнести ни слова. Василия и Артема привезли в Москву, Светлана же оставалась на даче до дня похорон.

Утром 10 ноября тело Надежды Аллилуевой вынесли из квартиры Сталина в Потешном дворце. Совсем еще юная девочка, Наталья Андреева, дочь Андреева и Доры Казан, сидела у окна родительской квартиры в Кавалерском корпусе и смотрела, как несколько человек вынесли гроб. Сталин шел рядом и держался за край гроба. Несмотря на сильный мороз, он был без перчаток, по щекам катились крупные слезы.

Этим же утром в Кремль приехали Василий Сталин и Артем Сергеев. В квартире они застали Павла Аллилуева, Женю и сестру Нади, Анну. Родственники по очереди присматривали за вдовцом, который оставался в своей комнате и отказывался выйти, даже чтобы поесть. В мрачной квартире царила гробовая тишина. Все говорили только шепотом.

Вскоре приехала мать Артема. Она неосмотрительно рассказала сыну правду о самоубийстве. Артем тут же спросил у экономки, правда ли, что Надя застрелилась. Обоих Сергеевых отругали и велели держать языки за зубами.

Ночью тело Нади перевезли в Колонный зал на Красной площади. Утром в Колонный зал привели трех детей Сталина. Надежда Аллилуева-Сталина лежала в открытом гробу. Ее овальное лицо окружали букеты цветов. Синяки и ушибы были совсем незаметны после того, как над ней потрудились большие мастера похоронных дел.

Зина Орджоникидзе, пухленькая жена неугомонного Серго, по национальности наполовину якутка, взяла Светлану за руку и подвела к гробу. Девочка заплакала, и ее быстро вывели из зала. Енукидзе, как мог, утешил Светлану и велел отвезти ее обратно в Зубалово. О самоубийстве матери она узнала только через десять лет из номера «Illustrated London News».

Сталин прибыл в Колонный зал в сопровождении членов политбюро. Соратники и друзья вождя окружили гроб с телом Нади. Эту почетную, но печальную обязанность – стоять в почетном карауле – им придется часто выполнять в последующие годы Большого террора.

Иосиф Виссарионович не выдержал и заплакал. Василий, стоявший вместе с Артемом в стороне, бросился к отцу и повис на нем.

– Папа, не плачь! – вскрикнул мальчик. – Не плачь!

Под хор рыданий родных Нади вождь с прильнувшим к нему сыном подошел к гробу. Он печально смотрел на женщину, которая любила и ненавидела его, наказывала и прогоняла.

– Она покинула меня, как враг, – с горечью проговорил Сталин, но Молотов слышал, как он тихо добавил: «Я не сберег тебя».

Гроб уже собирались заколачивать, когда Сталин внезапно остановил людей с молотками. Ко всеобщему удивлению, он неожиданно нагнулся, поднял голову Нади и начал горячо ее целовать. Рыдания усилились.

Гроб с телом Надежды Аллилуевой вынесли на Красную площадь и поставили на черный катафалк. Это было внушительное сооружение с колоннами по углам, увенчанными маленькими куполами. Они держали замысловатый балдахин. Казалось, что хоронят не преданную революции большевичку, а члена царской семьи. Катафалк окружил почетный караул из солдат.

На улицах, по которым предстояло пройти похоронной процессии, выстроились цепи военных и сотрудников ГПУ. Шесть лошадей, запряженных в катафалк, вели шестеро конюхов в черном. Впереди медленно шел военный оркестр. Николай Бухарин, друживший с Надей и оказавший на нее, по мнению Сталина, плохое политическое влияние, выразил вдовцу соболезнования. Вождь отреагировал странно. Он начал убеждать Бухарина, что в ту трагическую ночь после банкета не вернулся на квартиру в Кремле, а поехал в Зубалово на дачу. Сталин зачем-то всячески старался подчеркнуть, что у него есть алиби.

Под звуки похоронного марша процессия двинулась в скорбный путь по городским улицам. Милиция и солдаты сдерживали толпы москвичей.

Сталин шел между Молотовым и Микояном, от глаз которого ничего не укрывалось. Рядом шагали Лазарь Каганович и Клим Ворошилов. От вождей старался не отстать Карл Паукер во всем блеске формы чекиста. Благодаря невидимому корсету он казался стройным и подтянутым. За ними следовали Василий, Артем и другие родственники, элита большевистской партии и руководства страны и делегаты из Промышленной академии, в которой училась Надя. Ольга Аллилуева осуждала дочь.

– Как ты могла так поступить? – обращалась она к мертвой Наде. – Как ты могла бросить детей?

Большинство членов семьи и соратников осуждали Надю и сочувствовали Сталину.

Артем и Василий замешкались, медленно двигаясь с оркестром, и потеряли Сталина из виду. По информации одних источников, он вообще не присутствовал на похоронах. Другие очевидцы утверждали, что он прошел рядом с катафалком весь путь от Красной площади до Новодевичьего кладбища. И те и другие ошибались.

Генрих Ягода настоял, чтобы вождь в целях безопасности не шел с процессией до самого кладбища. Когда они добрались до Манежной площади, Сталин вместе с тещей сел на машину и поехал на Новодевичье.

Там он стал с одной стороны могилы, а Василий и Артем – с другой. Открыл траурный митинг Николай Бухарин. Потом Енукидзе предоставил слово главному оратору. «Было очень трудно произносить эту речь в присутствии самого Сталина», – вспоминал позже Лазарь Каганович. Железный комиссар, привыкший к напыщенным выступлениям на митингах или площадной брани в адрес врагов, произнес речь на особом большевистском языке.

– Товарищи, мы присутствуем на похоронах одного из лучших членов нашей партии, – начал Каганович. – Она выросла в семье рабочего большевика… она была преданной подругой тех, кто правил… кто вел великую борьбу. Она обладала лучшими качествами большевиков – твердостью и стойкостью в борьбе… – Затем он повернулся к вождю. – Мы, близкие друзья и соратники товарища Сталина, хорошо понимаем всю тяжесть потери… Мы знаем, что должны разделить с товарищем Сталиным горечь его утраты.

Иосиф Виссарионович взял горсть земли и бросил на гроб. Кто-то велел Артему Сергееву и Василию Сталину сделать то же самое. Артем спросил, зачем бросать землю на гроб. «Чтобы у нее была горсть земли из твоей руки», – объяснили взрослые.

Позже Сталин выбрал памятник для могилы. Его украшала роза, напоминание о красном цветке, который Надя носила в черных волосах. Надгробие украшали торжественные слова: «Член партии большевиков».

Самоубийство жены не давало Сталину покоя до самой смерти. «Надя, Надя, что ты наделала? – печально вздыхал он в конце жизни и пытался оправдаться перед самим собой: – Я жил в таком напряжении».

Он считал ее самоубийство жестоким поражением в личной жизни. Потеря жены вызвала страшные изменения в его характере. Конечно, смерть Нади ранила и унизила Сталина. Она порвала еще одну тонкую нить, связывавшую его с простыми человеческими чувствами; удвоила его жестокость, зависть и склонность жаловаться на судьбу.

* * *

Семья пристально наблюдала за Сталиным. Постоянно приходили родственники и спрашивали, не нужно ли чем-нибудь помочь. Как-то ночью к нему заглянула Женя Аллилуева. В комнате царила гробовая тишина. Потом она услышала какие-то непонятные хриплые звуки. Вождь лежал в полутьме на кровати и… плевал на стену. Судя по тому, что стена вся блестела от следов слюны, Женя заключила, что занимается он этим давно.

– Что вы делаете, Иосиф? – встревожилась она. – Вам нельзя оставаться в таком виде.

Сталин ничего не ответил. Он молча смотрел на слюну, медленно стекающую по стене.

Мария Сванидзе, жена Алеши, бывшего зятя Сталина, примерно в это самое время начала вести замечательный дневник. Она считала, что смерть Нади приблизила Сталина к обычным людям. После самоубийства жены в нем поубавилось того, что присуще «мраморным героям». Сталин в отчаянии повторял два вопроса. «Дети забыли ее уже через несколько дней. Но как она могла так поступить со мной?» Или: «Я еще могу понять, что она так поступила со мной. Но как она могла так поступить с детьми?» Все эти размышления всегда заканчивались одним и тем же выводом: «Она разрушила мою жизнь, сделала меня калекой».

Самоубийство Надежды на какое-то время ослабило уверенность Сталина в собственных силах. Он, если верить Светлане, «хотел уйти в отставку, но политбюро ему отказало».

Сомнения в своих силах продолжались недолго. Скоро вождь опять твердо поверил в свою непогрешимость. Он считал, что ему выпало выполнять мессианскую миссию: победоносно закончить войну с крестьянством и расправиться с врагами внутри партии. Его мысли метались между недавно арестованными Эйсмонтом, Смирновым и Рютиным.

Сталин много пил, его мучила бессонница. Через месяц после смерти Нади, 17 декабря, он написал Ворошилову странную записку: «Дела Эйсмонта, Смирнова и Рютина наполнены алкоголем. Мы видим, что оппозиция злоупотребляет водкой. Эйсмонт, Рыков. Охотиться на этих диких зверей. Томский, повторяю, Томский. Дикие звери ревут и рычат. Смирнов и другие московские слухи. Как в пустыне. Ужасно себя чувствую, мало сплю…» Это сумбурное и загадочное послание ясно показывает, в каком смятении находился Иосиф Виссарионович после смерти жены.

Но смерть Нади не заставила его изменить отношение к крестьянам. 28 декабря Постышев прислал Сталину докладную записку. Он предлагал взять зерновые элеваторы под охрану ГПУ, потому что умирающие от голода люди крадут слишком много хлеба. В конце автор написал: «Имеются случаи саботажа с поставками зерна на коллективных машинно-тракторных станциях. Разрешите дать распоряжение ГПУ выслать на север 200–300 кулаков из Днепропетровска».

«Правильно!» – с энтузиазмом резюмировал Сталин, воспользовавшись любимым синим карандашом.

Надя, словно осуждающий призрак, не давала Сталину покоя до самой его смерти. Встречаясь со знавшими ее людьми, он обязательно рано или поздно переводил разговор на жену. Через два года после смерти Нади вождь встретился в театре с Николаем Бухариным. Сталин вспоминал жену и рассказывал собеседнику, как ему тяжело. Иосиф Виссарионович часто говорил о Наде с Буденным.

Родные и близкие каждый год собирались 8 ноября, чтобы помянуть ее. Сталин терпеть не мог этих поминок и старался уезжать в это время на юг. Однако он хранил ее снимки. Фотографиями Нади, как маленькими, так и большими, были заполнены все его резиденции.

В аппарат Генерального секретаря приходили тысячи писем с выражением скорби и соболезнований. Несколько самых интересных он оставил в личном архиве. «Она была хрупкая, как цветок», – написал один автор. Возможно, Сталин решил его сохранить, потому что оно заканчивалось такими словами: «Не забывайте, что всем нам очень нужно, чтобы вы заботились о себе».

Иосиф Виссарионович не разрешил студентам назвать институт именем своей жены. Он передал просьбу ее сестре Анне, приписав: «Когда прочитаешь эту записку, оставь ее на моем столе».

Боль утраты жены была свежа в его сердце и шестнадцать лет спустя. В 1948 году Сталин получил письмо от одного скульптора, который хотел подарить ему бюст Нади. В записке вождя, адресованной Поскребышеву, читаем лаконичное указание: «Ответьте, что вы получили письмо и возвращаете его обратно. Сталин».

Времени горевать не было. Партия вела яростную войну.

* * *

12 ноября, на следующий после похорон день, в 16 часов, Сталин приехал на работу, чтобы встретиться с Кагановичем, Ворошиловым, Молотовым и Орджоникидзе. На совещании присутствовал и Сергей Миронович Киров.

Киров был первым секретарем Ленинградского обкома партии, членом политбюро и одним из самых близких друзей Сталина. «После трагической смерти Нади одному Кирову удавалось пробираться к самому сердцу Иосифа и давать тепло и дружбу, в которых он тогда очень нуждался и которых ему так не хватало», – писала в дневнике Мария Сванидзе. Вождь обратился за душевным теплом и сочувствием к Кирову, который, по его же собственным словам, «присматривал за ним, как за ребенком».

Киров и в зрелом возрасте отличался мальчишеским энтузиазмом и задором. Он был одним из тех, с кем нельзя не дружить. Сергей Миронович постоянно насвистывал или напевал оперные арии, всегда светился добротой и весельем. Этого невысокого шатена с привлекательным лицом, на котором сохранились следы оспы, глубоко посаженными карими и слегка раскосыми глазами, с одинаковой силой любили как женщины, так и мужчины. Он был женат, но детей не имел.

Ходили слухи, что Киров был большим поклонником прекрасного пола. Особой его благосклонностью пользовались балерины из Мариинского театра в Ленинграде, которому он покровительствовал.

Так же, как все остальные большевистские лидеры, Сергей Миронович Киров был трудоголиком. Он любил свежий воздух, с удовольствием совершал пешие походы и ездил на охоту с товарищем, Серго Орджоникидзе. Как и Андреев, Сергей Миронович увлекался альпинизмом, пользовавшимся у большевиков большой популярностью.

Он вел себя непринужденно, всегда был честен и никогда не хитрил. Может, поэтому Сталин относился к нему с такой теплотой. Дружба вождя была очень тяжелым грузом. К тому же она могла быстро превратиться в горькую зависть. Но сейчас вождю хотелось быть с Кировым. Первые недели после похорон Нади Киров заходил к нему в кабинет по пять раз в день.

Родился Сергей Костриков (будущий Киров) в 1886 году в Уржуме, в восьмистах милях к северо-востоку от Москвы. Его отец был мелким чиновником. Вскоре после рождения сына он умер. При помощи благотворительного фонда Киров поступил в Казанское механико-техническое училище и закончил его с отличием. Дальнейшей учебе помешала революция 1905 года. Вместо того чтобы пойти в университет, он вступил в социал-демократическую партию и стал профессиональным революционером.

В перерывах между ссылками Киров женился на еврейке, дочери часовщика. Так же, как все настоящие большевики, он подчинил личную жизнь делу революции.

Перед Первой мировой войной Сергей Миронович работал журналистом в буржуазной газете, что строго запрещалось партией. Работа репортером была единственным черным пятном в его большевистской биографии.

1917 год Киров встретил на Тереке, на Северном Кавказе. В Гражданскую войну он был одним из самых отважных и безрассудных комиссаров. Воевал на Северном Кавказе рука об руку с Орджоникидзе и Микояном. В марте 1919 года установил советскую власть в Астрахани. В результате погибли четыре тысячи человек.

Как и остальные большевики, особой сентиментальностью и добротой Киров не отличался. Когда к нему привели буржуя, прятавшегося в собственном шкафу, он приказал расстрелять его.

Карьера революционера Кирова была во многом схожа с подвигами Серго. Они вместе организовали захват Грузии в 1921 году. После этого Киров остался в Баку.

Со Сталиным Киров, вероятно, познакомился в 1917 году. Однако настоящая дружба началась во время совместного отдыха в 1925 году.

«Дорогой Коба, я в Кисловодске, – писал Киров. – Мне становится лучше. Через неделю приеду к тебе. Всем привет. Особый привет Наде!»

Киров был любимцем семьи. Сталин подписал свою книгу «Ленин и ленинизм»: «С. М. Кирову, моему другу и любимому брату».

В 1926 году Сталин убрал Зиновьева из Ленинграда, который до этого был оплотом и базой антисталинской оппозиции. Колыбель революции, столицу Петра Великого, город, в котором была вторая по численности партийная организация в стране, он передал своему любимцу Кирову.

Членом политбюро Сергей Миронович стал в 1930 году.

В 1931 году Киров попросил у Сталина разрешение вылететь в отпуск на юг, но получил отрицательный ответ. «Я не имею права и не хочу никому советовать летать самолетом, – написал вождь. – Очень тебя прошу, поезжай на поезде».

Артем Сергеев, часто отдыхавший со Сталиным, вспоминал: «Сталин очень любил Кирова. Он ездил на вокзал в Сочи встречать поезд Кирова». Иосифу Виссарионовичу нравилось отдыхать с Кировым. Он не стеснялся Мироныча и ходил с ним даже в баню. Когда Киров купался в море, вспоминал Артем, Сталин иногда приходил на берег и терпеливо ждал.

После смерти Нади дружба Сталина с «Кирычем» стала еще крепче. Сталин в любое время дня и ночи мог позвонить своему фавориту в Ленинград. На ленинградской квартире Кирова, у кровати, до сих пор стоит вертушка, по которой он разговаривал с вождем.

Приезжая в Москву, Сергей Миронович предпочитал останавливаться, однако, не у Сталина, а у своего закадычного приятеля Орджоникидзе. Серго безумно любил Кирова. Его жена рассказывала, что однажды он даже подстроил автомобильную аварию, чтобы Киров опоздал на поезд.

Сталин и Киров были как братья, рассказывает Сергеев. Они смеялись друг над другом, шутили, травили неприличные анекдоты. «Они были большими друзьями и всегда нуждались друг в друге».

Все это, однако, вовсе не означало, что Иосиф Виссарионович полностью доверял Кирову. Осенью 1929 года Сталин организовал в «Правде» критику друга. Сталин мог порой сильно сердиться. В июне 1928 года в «Ленинградской правде» была опубликована статья за подписью Кирова, которая, похоже, подверглась незначительным сокращениям. Это обстоятельство стало причиной гневного письма Сталина любимцу. Оно является наглядным примером того, каким параноиком мог быть вождь, даже если дело касалось мелких вопросов. «Я понимаю, что существуют технические причины. Однако мне неизвестно ни об одной похожей статье у кого-нибудь из других членов политбюро… Странно, что под сокращение попали именно те наиболее яркие 40–50 слов, в которых говорится о том, что крестьянство является капиталистическим классом… Жду твоего объяснения».

Киров не считал Сталина святым. В 1929 году, когда Сталин стал вождем, ленинградцы вспомнили ленинские слова об его грубости. Киров хорошо знал необычный менталитет старшего друга. Однажды какой-то студент прислал вождю письмо, в котором просил ответить на ряд вопросов по идеологии. Сталин отправил письмо Кирову с запиской: «Киров, ты должен прочитать письмо студента Федотова. Политически абсолютно безграмотный молодой человек. Может, ты позвонишь ему? Вероятно, это испорченный член партии, который любит выпить. Думаю, не стоит привлекать ГПУ. Кстати, этот студент, по-моему, очень хороший обманщик с антисоветским лицом, которое он ловко скрывает под маской простачка. „Помогите мне разобраться, – просит он. – Может, вы все понимаете, а я – нет“. Привет, Сталин».

Несомненно, крепкая дружба Кирова с Орджоникидзе, Куйбышевым и Микояном беспокоила Сталина. Многочисленные кризисы 1932 года: заговор Рютина, возражения Кирова против его казни, страшный голод в стране и самоубийство Надежды – показали вождю, что он нуждается в более преданных помощниках.

После смерти Нади Киров практически вошел в семью Сталина. Сталин настаивал, чтобы он останавливался у него, а не у Серго. Киров так часто бывал на кремлевской квартире вождя, что знал, где лежат простыни и подушки. Он спал на диване.

Дети любили Кирова. Светлана иногда устраивала для него кукольные представления. Больше всего ей нравилось изображать работу правительства. Первым секретарем, конечно, был ее отец. «Моему первому секретарю, – писала маленькая девочка правителю огромной империи. – Приказываю вам взять меня с собой в театр». Свои веселые распоряжения она обычно подписывала: «Хозяйка (Светланка)».

Светлана развешивала приказы в столовой над столом, где стояли правительственные телефоны отца. Сталин улыбался, приговаривая: «Слушаю и повинуюсь».

Каганович, Молотов и Орджоникидзе были в кукольном правительстве Светланы вторыми секретарями. К Кирову она относилась с особой теплотой, отмечала Мария Сванидзе, потому что «Иосиф с ним крепко дружил».

Постепенно Сталин вернулся к напряженной и аскетической кочевой жизни большевика-подпольщика. От бытования простого бедуина она отличалась лишь тем, что сильнее напоминала караван монгольского хана. Хотя Сталин был консерватором и не любил перемен, он не мог долго оставаться на одном месте. Ему нужно все время двигаться, постоянно куда-то переезжать. В его домах, конечно, имелись кровати, но главным местом отдыха служили большие диваны. Они стояли во всех комнатах.

– Никогда не сплю на кровати, – признался он как-то одному из гостей. – Всегда только на диване.

Вождь засыпал на том диване, на котором читал.

– Интересно, у кого из исторических деятелей была такая же спартанская привычка? – спрашивал он и тут же сам себе отвечал, показывая свои поистине энциклопедические знания: – У Николая I.