Допрос
Допрос
В МУРе я не был уже три года и обратил внимание, что внутренняя часть здания очень преобразилась. Теперь тут было много помпезности, дорогой мрамор, установлены современные лифты.
Мы поднялись на шестой этаж. Я заметил, что вместо табличек, на которых были написаны наименования отделов, были повешены простые белые листочки, на которых было напечатано: «Работает оперативно-следственная группа Генеральной прокуратуры». Такие листочки висели на дверях всех кабинетов. Я понял, что этаж занят оперативниками, расследующими дело банкира Козлова.
В коридоре было много оперативников, все они были в штатском. Оперативники внимательно меня разглядывали. Это были те самые оперативники, которые вели это дело.
Наконец я оказался в кабинете, где работал следователь. Ему было лет тридцать. Позже я узнал, что следственную группу возглавлял генерал, а в его подчинении было двенадцать молодых следователей, в основном с периферии, а также из Московской городской прокуратуры. Более того, это дело курировал сам генеральный прокурор – ведь президент приказал взять это дело под особый контроль.
Не успел я пообщаться с Шахраем, который был напуган и говорил, что его постоянно вызывают на так называемые «беседы», которые были не что иное как психологическая обработка, как открылась дверь и в кабинет вошел мужчина солидного вида. Увидев меня, он обратился ко мне по имени-отчеству и сказал:
– Можно вас на минутку? Мне нужно с вами поговорить.
Я вышел.
– Мы про вас все хорошо знаем, – сказал мужчина. – Я предлагаю вам следующий вариант. Нам известен заказчик, более того, мы знаем, что в ближайшее время он должен покинуть Россию. Ваш клиент его хорошо знает. Он должен назвать нам его, то есть создать нам процессуальное основание для задержания заказчика. Если он это сделает, то мы оформим ему задним числом явку с повинной и переведем в разряд свидетелей. Вы можете подтвердить, что такая процессуальная формула возможна?
– Конечно, могу.
– Так пойдемте, – сказал оперативник и, не дожидаясь меня, вошел в кабинет.
Не успел я вернуться в кабинет, как он, обратившись к Шахраю, произнес:
– Ну вот, видите, ваш адвокат подтверждает, что в случае, если вы сознаетесь в том, о чем мы с вами говорили ранее, я вам обещаю, что уговорю следственную группу перевести вас в разряд свидетелей и вас выпустят под подписку о невыезде. Как видите, картина для вас достаточно благоприятная. Так что подумайте. Я предлагаю вам сознаться.
– Давайте все же уточним, – сказал я. – А если заказчик укажет на моего клиента, что он, так сказать, «в теме», тогда что?
– А тогда – срок, вы это должны понимать.
Борис сник.
– Хорошо, давайте вести допрос, – сказал я.
Следователь начал задавать обычные протокольные вопросы. Это не представляло для меня интереса, поэтому я вышел в коридор. За мной тут же снова вышел оперативник.
– Я еще раз предлагаю вам уговорить своего клиента сознаться. И это надо сделать именно сегодня.
– А почему сегодня? – спросил я. – Это же важный для него вопрос. По существу, его судьба. Принцип любого адвоката – «не лги своему клиенту». Но я не знаю, в теме он или нет.
– Да в теме ваш клиент, – усмехнулся оперативник. – Мы ему уже несколько раз говорили, что к нам просто так никто не попадает.
– Понимаю. Но он должен решить сам. Дайте ему хотя бы сутки подумать.
– Боюсь, что завтра уже будет поздно.
Я понимал, что это очередная «проводка», что поздно не будет.
– Хорошо, – решил я, – дайте мне с ним поговорить наедине.
Я вернулся в кабинет. Оперативник вошел за мной, подошел к следователю и что-то сказал ему. Тот встал и вышел из кабинета, за ним – оперативник. Мы с Борисом остались одни.
– Послушай, Борис, – начал я, – я не знаю, замешан ли ты в этом преступлении или нет. Тебе предлагают сознаться. Не знаю, будет ли это лучше для тебя.
Но Борис неожиданно перебил меня:
– Передайте Лиане, что ею очень сильно интересуются.
Допрос продолжился, и мы дошли до ключевого момента, когда Шахрай подтверждал, что Богдан часто приезжал к нему в офис и оставлял какие-то конверты. Тогда я не знал, что показания киллеров, которые, кстати, явились добровольно, испугавшись ответственности за совершенное ими преступление, поскольку оно было достаточно громкое, строились на том, что кто-то из них видел, как Богдан выходил из офиса Шахрая и выносил конверт с фотографиями Козлова. Трудно сказать, было это на самом деле или нет. Но тогда эта тема была у следствия главной.
Оглядывая кабинет, я обратил внимание на список руководителей и членов оперативно-следственной группы. Я увидел, что в нее входит около пятидесяти человек, и сделал вывод, что эта группа по значимости представляет собой такую же, как по делам Листьева и «Юкоса». Пятьдесят человек – это очень много. Причем большую часть составляли оперативники из аппарата МВД, которые носили звания не ниже полковника. И сам начальник уголовного розыска входил в эту группу, причем на правах заместителя руководителя.
Я знал, что, взяв паузу, поступил правильно.
Вечером я встретился с Лианой и передал ей, чтобы она была очень осторожной, поскольку следствие ею интересуется.
На следующий день был назначен новый допрос. Я подъехал к Петровке и позвонил следователю. Но тот неожиданно ответил, что допрос переносится на другой день. А через несколько минут мне позвонила Лиана и сказала, что ей необходимо срочно со мной встретиться.
– Да, конечно, только разберусь, почему перенесли допрос, и мы с вами встретимся на старом месте, – сказал я.
Но через полчаса телефон Аскеровой не отвечал. Я стал волноваться, набирал номер несколько раз. Меня охватило чувство тревоги – что-то не так.
Вечером я узнал из новостей, что Лиана Аскерова задержана. А поскольку у нас с ней было устное соглашение, что, в случае ее задержания, я могу быть ее адвокатом, я тут же позвонил следователю и сказал, что мне известно, что задержана Лиана Аскерова и что я являюсь ее адвокатом.
– Вы не можете быть ее адвокатом, – ответил мне следователь. – Вы – адвокат Шахрая.
– Но я могу одновременно защищать двоих клиентов.
– Да, но у них противоречия в показаниях.
Я остолбенел. Неужели кто-то из них признался? Неужели Борис решил это сделать в мое отсутствие? Но он же просил, чтобы я не оставлял его. Что я мог сделать? Не я играю ведущую роль, а оперативники и следователи.
Из средств массовой информации я узнал, что Лиана Аскерова дала признательные показания. Вероятно, оперативники ввели ее в заблуждение, сказав ей, что Шахрай признался, чего на самом деле не было. Тогда Лиана назвала имя заказчика. В это же время адвокат И.Трунов огласил имя заказчика. Им оказался банкир Френкель.
А через некоторое время, когда я позвонил следователю и попросил встретиться со своим клиентом, он ответил мне, что мой подзащитный в признании и от моих услуг отказался. Вот оно, равноправие следствия, – подумал я, – право на защиту! Оперативники изолировали Шахрая от адвоката и заставили его признаться. Каким путем они это сделали – неизвестно. То ли он сделал это добровольно, то ли под воздействием психологических или физических факторов – это осталось неизвестным.
Потом Генеральный прокурор в телевизионной программе сообщил, что дело по убийству Козлова раскрыто полностью, и все пособники находятся в признании, естественно, кроме заказчика, банкира Френкеля. Не случайно раскрытие преступления привязали к профессиональному празднику – Дню работника прокуратуры.