Автограф через тридцать шесть лет…

Автограф через тридцать шесть лет…

Вот она лежит передо мной, серо-голубая маленькая книжка: «Евг. Долматовский. Стихи и поэмы. /1936—1937/ С. П., 1938», купленная мною шесть десятилетий назад на Тверском бульваре, в День печати, на книжном базаре, проводившемся здесь ежегодно 5 мая.

Каким чудом уцелела она, пройдя со мной сквозь бурные десятилетия нашего столетия, исполненные стольких событий – и общественных, и личных?!

В тот далекий солнечный майский день поэты самых разных поколений читали свои стихи возле книжных развалов, где можно было купить их книги и даже получить автограф, а мы, школьники, влюбленные в поэзию и сами (конечно же, тайно!) пишущие стихи, восторженно слушали их. Современная поэзия была неотъемлемой частью жизни нашего поколения. Мы знали и любили и стихи Маяковского, и «Гренаду» Светлова, и «Гармонь» Жарова, и «Повесть о рыжем Мотеле» Уткина, и «Курсантскую венгерку» Луговского, и «Смерть пионерки» Багрицкого, и «Уляляевщину» Сельвинского, и виртуозные переливы кирсановской лирики, и многие-многие другие стихи советских поэтов, знали наизусть, читали их друг другу во время бесконечных ночных прогулок по заснувшим переулкам нашей Москвы. Но все эти стихи рассказывали о чем-то нами НЕ пережитом, они были как бы отблеском пусть недавних, но уже ставших историей событий. Это были стихи не о нас, а о наших отцах и дедах…

Повесть наших отцов,

Точно повесть

Из века Стюартов,

Отдаленней, чем Пушкин,

И видится точно во сне… —

писал Борис Пастернак о своих старших, и, наверное, люди всех поколений могут подписаться под этими строчками. А нам так хотелось услышать стихи о нас, о нашем сегодняшнем дне!

И вот они вдруг появились, эти поэты, почти наши ровесники, ну пусть немного старше нас, но уже, как мы, не знавшие иного мира, кроме того, что нас окружал. А мы – зачем теперь скрывать, зачем отрекаться? – любили этот мир, гордились им, он был нашей жизнью, нашей юностью. Поэты эти пришли в литературу целой группой и на первых порах были для нас неразделимы: Маргарита Алигер, Константин Симонов, Евгений Долматовский, Михаил Матусовский. Мы бегали на их вечера, покупали их тоненькие книжечки, заучивали их стихи наизусть, стихи про нас, про нас!..

Вот и сейчас я листаю маленькую серо-голубую книжку стихов Евгения Долматовского, и мне кажется, что я снова в той далекой вздыбленной Москве тридцатых годов, когда всё вокруг стремительно менялось (пусть не всегда к лучшему, но это будет понято куда позже!), когда на улицах, площадях и в переулках потянулись к облакам строительные краны, дома сдвинулись с места, недра московской земли раскрылись, чтобы воздвигнуть там мраморные дворцы метрополитена.

В Москве я знаю дряхлый дом,

Назначенный на слом…

Ну конечно же, это наш дом! Наш дом в Воротниковском переулке, которого уже нет и фотографию которого я бережно храню.

Мне очень дорог этот дом,

Назначенный на слом…

Или это:

Как февральский вечер позабуду,

Как мечте и правде изменю?

Из далеких автоматных будок

Я тебе по вечерам звоню…

Мало тогда было в Москве личных телефонов, и сколько же часов мы проводили в коридорах коммуналок, дожидаясь желанных звонков наших мальчиков, мысленно понося соседей, занимавших аппарат своими казавшимися нам бессмысленными разговорами. А дождавшись звонка, такие счастливые, бежали к назначенному месту свидания! Кто теперь помнит об этом? А стихи Долматовского помнят..

Ну а эти строчки уж точно про нас, только про нас:

Рано-рано с вечеринки,

Взявшись за руки, идут.

Тополиные снежинки

Пролетают там и тут…

Тишь. Грузовиков движенье,

Спящий город. Первый свет…

Словно ветра дуновенье,

Пролетели десять лет…

…Почему-то педагоги

Грустные домой ушли.

Утро, утро, все дороги

В легкой золотой пыли…

Так мы входили во взрослую жизнь – с верой в дружбу, в любовь, с надеждой на счастье.

Листаю книжку и хочется цитировать ее без конца, ведь многие стихи так давно не переиздавались! Хочется цитировать и отрывки из поэмы «Мальчик». Он отправился на Север, чтобы построить новый город:

Придя на дымное кочевье,

Начальник стройки, фантазер,

Худые посадил деревья,

Большими палками подпер.

Строитель и солдат, он мог ли

Предвидеть странности земли,

Деревья в десять дней засохли,

А палки буйно расцвели…

Ох, сколько «странностей земли» предстояло пережить на своем веку нашим самозабвенным мальчикам!

А как не вспомнить строки Долматовского, которые стали как бы девизом многих из нас:

Расставанья и встречи, две верные части,

Из которых когда-нибудь сложится счастье!

Ведь это достойно стать поэтической формулой нашего беспокойного существования…

Мы сразу полюбили их всех, этих молодых поэтов. И тщедушную Маргариту Алигер, которая, хоть и громогласно самоутверждаясь, заявляла во всеуслышанье:

Я хожу широким шагом,

Стукну в дверь, так будет слышно.

Громким голосом пою, —

однако даже эти строчки не могли изменить впечатления от ее хрупкости. И вальяжного Константина Симонова с его невыговариваемыми «р» и «л». И Михаила Матусовского, который хоть тогда и был еще худой, но уже медвежевато-тяжелый и степенно читал с эстрады стихи о любви:

Я знаю все домашние секреты,

Хозяйственные нужды и дела,

Семейные альбомы и портреты,

Когда еще ты девочкой была…

Но, конечно же, все девчонки моего поколения были тайно (а некоторые и явно) влюблены в Евгения Долматовского. И неслучайно. Какой он был красивый, с огромными серыми глазами, тонким профилем, мягко вьющимися светло-каштановыми волосами – вот уж поистине воплощение поэтической внешности! А когда весной 1940 года он вернулся с Финской войны, раненый, побледневший – бледность придавала байроновскую одухотворенность его лицу, – с рукой на перевязи, и читал новые стихи о «той войне незнаменитой», его встречали и провожали бурными овациями.

А потом пришла большая война – Великая Отечественная, и Евгений Долматовский с первых же ее дней ушел на фронт.

В кармане маленьком моем

Есть карточка твоя,

Так, значит, мы всегда вдвоем,

Моя любимая…

Эти строки, как и многие другие песни на слова Евгения Долматовского, пела тогда вся страна. Меня могут упрекнуть, что я не пишу здесь о его песнях, которые сопровождают уже жизнь не одного поколения. Конечно же, эти песни были и нами любимы, но они звучат и сейчас, их помнят и любят уже наши дети и внуки, а мне хотелось напомнить о ранних стихах Долматовского, которые вспоминают, увы, реже… Так пусть о песнях расскажут музыканты, которым посчастливилось работать с его текстами.

Осенью 1941 года пришла в Москву тревожная весть: Евгений Долматовский пропал без вести. К счастью, весть эта не подтвердилась, о чем мы вскоре узнали из его новой поэмы «Пропал без вести», опубликованной, если мне не изменяет память, в журнале «Знамя». В поэме этой Евгений Долматовский со свойственной ему предельной поэтической открытостью рассказал о своем нелегком фронтовом пути.

Шли годы. Мы давно уже познакомились, называли друг друга по именам, часто встречались у общих знакомых, а какие-то годы даже жили в одном доме. Веселый, остроумный, умевший любить жизнь во всех ее проявлениях – не припомню, чтобы он когда-нибудь на что-нибудь жаловался, – Женя с годами почти не менялся, был всё так же красив, молод, подтянут, неугомонен.

Однажды мы должны были вместе записываться на радио в передаче, посвященной памяти Михаила Светлова. Зная, что я увижу Долматовского, я захватила с собой его книжку, купленную весной 1938 года. Когда мы встретились, я показала ему книжку и сказала:

– Женя, в тот далекий майский день я так робела перед тобой, что не решилась подойти и попросить автограф. Может, наверстаем упущенное?

Увидев книжку, он удивился и обрадовался, долго вертел ее в руках, а потом написал на форзаце черным фломастером:

Данный текст является ознакомительным фрагментом.