I

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

I

Давным-давно, в незапамятном тринадцатом веке, когда Альфонсо Мудрый был королем Кастилии, пастухи пасли стада рядом с местечком под названием Аллия в Эстремадуре. У одного из них пропала корова, и он отправился на поиски. Тщетно проблуждав три дня по долине, он решил подняться в горы и там, недалеко от реки Гуадалупе, нашел ее лежащей мертвой в дубовой роще. Его удивило, что волки не обглодали тушу и что на трупе не было никакой раны или других следов, которые могли бы объяснить причину смерти. Огорченный пастух решил, как положено, снять с нее шкуру и, достав нож, сделал два надреза на груди в форме креста. После этого корова поднялась на ноги, и пастух в ужасе кинулся бежать. В это мгновение ему явилась Пресвятая Дева Мария и сказала:

— Не бойся, я мать Иисуса, чьими страданиями искуплено человечество. Возьми свою корову и отведи ее к остальным. В память об этом видении ты получишь от нее обильное потомство. После того, как отведешь ее в стадо, скажи священникам и другим людям, чтобы они шли сюда, в это место, где я явилась тебе, и начинали копать. Они найдут здесь мой образ.

Святая Дева исчезла, и пастух отвел корову в стадо. Там он рассказал своим спутникам, что с ним случилось. Они стали над ним насмехаться, но он сказал:

— Друзья мои, вы можете не верить мне, но поверьте вот этому знаку на груди у коровы.

И увидев знак в форме креста, они поняли, что он говорит правду. Оставив их, пастух вернулся в деревню и по дороге рассказывал всем о чуде, которому ему довелось быть свидетелем. Пастух был жителем Касереса, где у него остались жена и дети, и, зайдя в свой дом, он застал жену плачущей, потому что его сын умер. Тогда он сказал:

— Не плачь, не печалься, я дам обет святой Марии Гуадалупской: если она вернет мне сына живым и здоровым, я пошлю его служить в ее доме.

В ту же минуту мальчик поднялся на ноги и воскликнул:

— Отец, собирайся, пойдем к святой Марии Гуадалупской.

Все, кто при этом присутствовал, были поражены и поверили, что пастух сказал им правду о явлении Богородицы. Потом он пошел к священникам и сказал:

— Господа, знайте, что святая Дева Мария явилась мне в горах рядом с рекой Гуадалупе и велела мне сказать вам, чтобы вы пришли в это место и раскопали ее образ: вы должны забрать его оттуда и построить ему дом. А еще она сказала, что те, кто будет жить в этом доме, должны будут раз в день раздавать пищу беднякам. Дева Мария велела мне передать, что она сделает так, чтобы люди приходили в ее дом из разных стран, поскольку она будет являть чудеса по всему свету, на земле и на море. И она обещала мне, что там, на высокой горе, будет построен город.

Как только священники и все прочие услыхали эту новость, они отправились в то место, где пастуху явилась Пресвятая Дева. Там, в пещере, похожей на склеп, они обнаружили образ Богоматери и соорудили для него маленький домик из дерева и камней, а крышу покрыли деревом, потому что в тех краях растет великое множество пробковых дубов. Тогда недужные отовсюду стали стекаться в этом место, и после того, как они молились перед образом, Пресвятая Богородица исцеляла их от всех болезней, и они возвращались к себе домой, славя Господа нашего и Пресвятую Деву Марию за великие чудеса, которым они стали свидетелями. А пастух со своей женой и детьми оставался хранителем Святыни, и его потомки были служителями святой Девы Марии.

Внимательный читатель, наверное, заметил, что, рассказывая священникам свою историю, пастух немного расширил поручения, которые передала с ним святая Дева, и таким образом заполучил почетное и, вероятно, прибыльное место. Не зря в Испании считается, что жители Эстремадуры столь же хитры, сколь отважны.

Несмотря на то что святилище было построено в диком и почти недоступном месте, паломники стекались издалека, чтобы поклониться святому образу, поскольку все были наслышаны о чудесах Девы Марии. Разумеется, со временем строение обветшало, Альфонсо XI, внук Альфонсо Мудрого, построил на его месте большую церковь, где всем хватало места для молитвы. В то время он вел с маврами войну не на жизнь, а на смерть, и, оказавшись в отчаянном положении, вверил свою судьбу Пресвятой Деве Гуадалупской, которая даровала ему славную победу. С тех пор святыня пользовалась особым почетом у королей Кастилии, а потом и всей Испании. Они даровали ей земли, и следом за ними так поступали многие богатые люди, и скоро она накопила огромные богатства. Со временем вокруг церкви выстроили дома для священников, больницы, приюты для паломников, и, поскольку всех их нужно было кормить и одевать, мавры и евреи, сосредоточившие в ту пору в своих руках всю торговлю, стекались туда в предвкушении прибылей и селились в городе, который для них построили. Гуадалупская святыня пережила множество превратностей судьбы, поскольку ее обширные угодья, огромные стада, дарованные ей привилегии вызывали зависть у соседних феодалов, как светских, так и церковных, и не раз ее обитателям приходилось противостоять нападениям вооруженных банд. Несмотря на это, в результате благочестивых пожертвований и ловкости настоятелей, ее богатства увеличились. К концу четырнадцатого века святыня пребывала под охраной и попечительством ордена иеронимитов. Настоятели возводили великолепные здания и тратили громадные средства на их украшения. Короли продолжали посещать ее и ей покровительствовать. Христофор Колумб приезжал сюда перед первой экспедицией попросить защиты Богородицы, а позднее Кортес, Писарро и Бальбоа, все уроженцы Эстремадуры, побывали здесь, чтобы поблагодарить Пресвятую Деву за оказанные им благодеяния.

Потом, в тридцатых годах семнадцатого века, когда королем Испании был Филипп IV, брат Диего де Монтальво, настоятель монастыря, решил построить для святыни сакристию, какой еще не было в Испании, и, чтобы расписать ее стены, нанял художника по имени Франсиско де Сурбаран, составившего себе имя картинами, изображающими монахов, особенно тех, которые, как монахи ордена иеронимитов, носили белые сутаны, к тому же уроженца Эстремадуры. Он действительно родился в небольшой деревушке под названием Фуэнте-де-Кантос неподалеку от Гуадалупе.

Дата рождения Сурбарана неизвестна, но сохранился документ о его крещении, датируемый 7 ноября 1598 года. Его отец был зажиточным крестьянином и, надо полагать, жил, как и сегодняшние крестьяне в Фуэнте-де Кантос, в двухэтажном доме с незастекленными окнами; на первом этаже он держал корову, свиней, коз и осла, а сам со своей семьей жил на втором. Пока он обрабатывал землю, его сын пас скотину. Как гласит легенда, однажды, когда Сурбарану было двенадцать лет, какой-то дворянин, охотившийся в тех краях, увидел, как он рисует угольком на стволах деревьев, и, пораженный сообразительностью мальчика, забрал его с собой в Севилью. Более или менее похожие истории рассказывают про разных художников, например, про Джотто и про других; они просто отражают то удивление, которое испытывают обыватели, когда обнаруживают талант в человеке, чье происхождение никак этому не способствует. Талант — таинственный дар природы, не поддающийся рациональному объяснению.

Конечно, все это выдумки, поскольку сохранился документ, из которого следует, что в Севилью Сурбаран отправился лишь в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет. Этот документ — договор, подписанный его отцом в конце 1613 года, согласно которому он отдавал своего сына в обучение некому Педро Диасуде Вильянуэва, обозначенному как «создатель изваяний святых». Скрепив своей подписью этот документ, он обязался обучать Франсиско де Сурбарана своему искусству, ничего от него не скрывая, за что получал плату в шестнадцать дукатов — половину сразу, а вторую — по прошествии восемнадцати месяцев. Один дукат стоил примерно десять шиллингов, но тогдашние десять шиллингов эквивалентны сегодняшним пяти фунтам или даже больше, так что общая сумма, заплаченная за обучение, составляла что-то между восьмьюдесятью и ста фунтами. В договоре указывалось, что за эту сумму Вильянуэва должен предоставить своему ученику стол и кров и, если тот заболеет и болезнь продлится не дольше двух недель, платить за его лечение. В случае более продолжительной болезни расходы на лечение должен был нести его отец. Кроме того, отец обязался обеспечивать сына одеждой и обувью. Также оговаривалось, что если «означенный Франсиско» в годы своего ученичества предпочтет работать в дни поста и по праздникам, то заработок он сможет забирать себе.

Странно, что юношу отдали в обучение не одному из знаменитых художников, проживавших в то время в Севилье, а «создателю изваяний», о котором известно только, что он был учителем Сурбарана. Я думаю, объяснение тут простое. Резчики зачастую были еще и художниками. Так, например, известный художник Алонсо Кано прославился еще и как скульптор, создатель расписных скульптур. Хотя Педро Диас де Вильянуэва вырезал из дерева большие и малые изображения святых для церквей и молелен богатых прихожан, легко можно допустить, что он также рисовал картины, хотя ни одна из них не сохранилась до наших дней. Франсиско Эррера, Хуан де Кастильо и Хуан де лас Роэлас, учившиеся вместе с Тицианом, были в то время в Севилье известными художниками, их работы высоко ценились, и разумно предположить, что они отказались взять ученика за скромное вознаграждение, которое мог им предложить крестьянин — отец Сурбарана. Если он отправил сына в обучение к малоизвестному художнику, то скорее всего потому, что это было дешевле.

Самое интересное из того, что нам известно о трех годах ученичества Сурбарана, — его дружба с Веласкесом, который в то время жил у Франсиско Эрреры. До этого в Испании довольно долго главенствовала итальянская школа живописи, но примерно в этот период в моду вошли картины Хосе де Риберы. Они почти сразу стали пользоваться популярностью, поскольку в них нашли отражение многие черты испанского национального характера. Рибера был испанцем, но в ранней юности, немного проучившись у Рибальты в Валенсии, он перебрался в Рим. Там он работал вместе с Караваджо, главой натуралистической школы и мастером светотени. Резкий контраст, драматичность сюжетов, темные тона, в которых Рибера изображал страшные сцены мученичества, очень нравились не только широкой публике, но и молодым художникам, уставшим от консерватизма мастеров, чье искусство утратило остроту. Поэтому так велико было влияние Риберы на молодых Веласкеса и Сурбарана, что их ранние картины много раз приписывали сначала одному, потом другому. Так, например, автором «Поклонения пастухов» из Национальной галереи долго считали Веласкеса, а теперь установлено, что ее автор — Сурбаран.

Церковь не одобряла использование обнаженных моделей при обучении, и хотя на картинах того времени всегда присутствовали люди, начинающим художникам приходилось практиковаться, рисуя натюрморты и цветочные мотивы. Однако все произведения Сурбарана того периода погибли, и первая из дошедших до нас картин — «Непорочное зачатие» датируется 1616 годом. Ему тогда было восемнадцать. Это контрастный, точный портрет молодой девушки, парящей над головами восьми херувимов. Композиция картины явно свидетельствует об итальянском влиянии. По-видимому, примерно в то же время написано «Детство Марии», поскольку в обоих случаях художник использовал в качестве модели одну и ту же невзрачную, плосколицую девку.