Прощай, Чили

Прощай, Чили

Долгие километры пути от Икике до Арики проходят череду постоянных подъемов и спусков, и голые плоскогорья сменяются долинами, по дну которых бегут узенькие речушки, — воды в них едва хватает, чтобы по берегам могли расти чахлые деревца. В этих исключительно засушливых степях днем стоит испепеляющая жара, но к вечеру становится намного прохладнее, что, с другой стороны, характерно для любого пустынного климата; в этих краях по-настоящему впечатляет мысль о Вальдивии, который с горсткой своих людей проезжал по 50–60 километров без единой капли воды или хотя бы кустика, в тени которого можно было бы укрыться в самые жаркие часы. Знание мест, где проезжали эти конкистадоры, автоматически превращает подвиг Вальдивии и его людей в один из наиболее впечатляющих эпизодов испанской колонизации, безусловно превосходящий деяния тех, кто остался в истории Америки лишь потому, что более удачливые деятели в конце своих военных авантюр завоевывали богатейшие царства, превращавшие в золото пот конкисты. Действия Вальдивии представляют собой никогда и никем не описанное страстное желание человека найти место, где он мог бы использовать свой неопровержимый авторитет. Фразу, приписываемую Цезарю, о том, что он предпочел бы быть первым в скромной альпийской деревушке, чем вторым в Риме, с меньшей выспренностью, но с гораздо большим правом можно применить к эпопее завоевания Чили. Если неукрощенный арауканец рукой Кауполикана отнял жизнь конкистадора, то вряд ли его последние мгновения походили на смерть затравленного зверя. Не сомневаюсь, что, припоминая прожитую жизнь, Вальдивия нашел в ней полное оправдание своей гибели как самодержавного повелителя воинственного народа, поскольку принадлежал к тому особому типу людей, которые появляются через определенные промежутки времени и в которых неограниченные авторитет и власть суть неосознанное стремление, иногда заставляющее казаться естественными перенесенные ради него муки.

Арика — небольшой симпатичный порт, еще не утративший памяти о своих прежних хозяевах, перуанцах, — образует нечто вроде переходного пункта между двумя странами, такими различными, несмотря на географическое соседство и общие корни.

Холм со срезанной верхушкой, гордость города, поднимается над ним всей своей впечатляющей массой на стометровую высоту. Пальмы, жара и субтропические фрукты, которыми торгуют на рынках, делают Арику похожей на нечто вроде карибского города, полностью отличного от своих сородичей, расположенных несколько южнее.

Врач, выказавший нам все презрение, какое зажиточный и экономически стабильный буржуа может испытывать к парочке бродяг (пусть и с научным званием), разрешил нам заночевать в городской больнице. Рано утром мы поспешили покинуть это малогостеприимное место, чтобы направиться прямо к границе и ступить на территорию Перу. Прежде чем исчезнуть, мы на прощанье искупались в Тихом океане (с мылом, мочалкой и прочими делами), отчего в Альберто проснулось давно дремавшее желание съесть какого-нибудь морского моллюска. И мы начали мирно искать на берегу съедобные ракушки и разные водоросли.

Наконец мы съели нечто желеобразное и соленое, но это не утолило нашего голода, не удовлетворило причуды Альберто и не принесло нам никакого, даже мальчишеского удовольствия, поскольку желе, больше похожее на слюни, было достаточно неприятно на вкус, а в чистом виде, без приправы, и того хуже.

Отобедав, мы вышли в свое обычное время, чтобы по берегу дошагать до границы; однако нас подсадила какая-то курносая девчонка, и до погранзаставы мы добрались с полным комфортом. 1 км мы встретили таможенника, который работал еще на границе с Аргентиной, поэтому, зная и понимая нашу страстную любовь к мате, дал нам кипятку, больито и, что самое главное, машину, которая должна была довезти нас до Такны. Крепко пожав нам руки и повторив выспренний набор общих мест об аргентинцах в Перу, на другой стороне границы нас любезно встретил командир перуанского погранотряда, и мы попрощались с гостеприимной землей Чили.