Куско как он есть

Куско как он есть

Если бы с лица земли было стерто все, что заключает в себе Куско, и на его месте появился бы городок, лишенный истории.

все равно было бы о чем поговорить, но мы, как в шейкере, смешиваем все впечатления. Жизнь за эти пятнадцать дней никогда не теряла своего «вихревого» характера, который сохранился на протяжении всего нашего путешествия. Рекомендательное письмо к доктору Эрмосе в конечном счете нам пригодилось, хотя на самом деле это был не тот тип человека, который нуждается в каких бы то ни было представлениях, чтобы выкинуть рискованное коленце; с него хватило визитной карточки, свидетельствовавшей о совместной работе с доктором Фернандесом, одним из самых выдающихся лепрологов Америки, карточки, которой Альберто потрясал с привычной эффективностью. Весьма содержательные беседы с упомянутым врачом очертили приблизительную панораму перуанской жизни и дали возможность совершить поездку по всей Долине Инков в его автомобиле. Всегда снисходящий к нашим нуждам, он, кроме того, достал нам билеты на поезд до Мачу-Пикчу.

Здешние поезда движутся со средней скоростью 10–20 километров в час, поскольку, не говоря уже об их маломощности, им приходится преодолевать весьма крутые подъемы и спуски, а с другой стороны, чтобы преодолеть трудности подъема на выезде из города, строителям пришлось проложить пути таким образом, что поезд какое-то время движется вперед, затем, добравшись до конца этого отрезка, поворачивает обратно, пока не доезжает до отходящей вбок ветки, начиная новый подъем, и эти возвратно-поступательные движения повторяются несколько раз, пока состав не добирается до вершины, откуда начинается спуск вдоль русла речушки, впадающей в Виль-каноту.

По дороге мы познакомились с парочкой чилийских шарлатанов, которые продавали «целебные» травы и предсказывали судьбу; они держались с нами чрезвычайно любезно и угостили едой, которую везли с собой, в ответ на наше приглашение вместе выпить мате. На руинах мы наткнулись на кучку людей, игравших в футбол, тут же получили приглашение сыграть, и мне предоставилась возможность блеснуть в нескольких атакующих действиях, чем я со всей скромностью подтвердил, что играл в одном из клубов первой лиги Буэнос-Айреса вместе с Альберто, блиставшим своей техникой в центре крохотного стадиончика, который местные жители называют «пампой». Наши блестящие способности привлекли к нам симпатии владельца мяча и держателя гостиницы, который пригласил нас провести в ней два дня, пока не прибудет новая партия американцев, ехавших на специальной дрезине. Помимо того что сеньор Сото оказался превосходным человеком, он был также и просвещенной личностью, поэтому, исчерпав страстно волновавшие его спортивные темы, мы смогли поговорить и вообще о культуре инков, в которой он неплохо разбирался.

Когда, к нашему великому сожалению, пришло время уезжать, мы в последний раз выпили чудесный кофе, который варила супруга хозяина, и сели в игрушечный поезд, шедший в Куско, куда мы и прибыли двенадцать часов спустя. В этом типе поездов есть третий класс, предназначенный для местных индейцев; вагон, в котором они едут, служит для перевозки скота из Аргентины, следует только добавить, что запах коровьего навоза гораздо приятнее запаха человеческих экскрементов, а примитивные понятия о стыде и гигиене, бытующие среди туземцев, позволяют им справлять нужду (без различия пола и возраста) прямо на обочине, причем женщины подтираются юбками, а мужчины — ничем и держатся как ни в чем не бывало. Женщины-индеанки со своими младенцами — настоящие склады нечистот, и это результат того, что ребенка обтирают всякий раз после того, как он облегчится. Естественно, что об образе жизни этих индейцев туристы, путешествующие в своих удобных дрезинах, имеют самое смутное представление, улавливая только мимолетный образ, когда на полной скорости проносятся мимо нашего остановившегося поезда. Тот факт, что открывший руины археолог Бингхэм был американцем и изложил свои открытия в полуанекдотических историях, легкодоступных для мещанской публики, необычайно прославил это место в Соединенных Штатах — до такой степени, что его знают большинство находящихся в Перу американцев (как правило, они летят туда прямо из Лимы, бегло осматривают Куско, посещают развалины и возвращаются, ни на что больше не обращая внимания).

Археологический музей Куско достаточно беден: когда властям раскрыли глаза на то, что у них из-под носа уплывают несметные сокровища, было уже поздно; кладоискатели, туристы, иностранные археологи, наконец, всякий, хоть сколько-нибудь интересующийся данной проблемой, систематически грабили этот край, и то, что удалось собрать в музее, мало чем отличается от мусора. Однако для таких, как мы, не слишком-то сведущих в археологии, с набором недавно приобретенных и весьма путаных знаний о цивилизации инков, там было на что посмотреть, и несколько дней мы только этим и занимались. Смотритель оказался метисом, очень знающим — он весь так и пылал энтузиазмом расы, чья кровь текла в его жилах. Он рассказывал нам о блестящем прошлом и жалком настоящем, о настоятельной необходимости образования туземцев, о том, что первым шагом к полной реабилитации служит необходимость поднять экономический уровень туземной семьи — единственный способ смягчить отупляющий эффект коки и алкоголя, о том, наконец, что необходимо в полной мере изучить кечуа и способствовать тому, чтобы люди, принадлежащие к этому племени, оглядываясь назад, проявили свою гордость, а не чувствовали себя пристыженными, глядя на свое нынешнее состояние, осознавая свою принадлежность к туземцам или метисам. В это время в ООН как раз дебатировалась проблема коки, и мы рассказали смотрителю о своем опыте употребления этого алкалоида, на что он тут же ответил, что с ним произошло то же самое, и разразился проклятиями против тех, кто цепляется за свои прибыли, отравляя огромное количество людей. Преобладающие в Перу племена колья и кечуа являются единственными потребителями этого продукта. Наполовину туземные черты лица у смотрителя и его глаза, горящие энтузиазмом и верой в будущее, — еще один из экспонатов музея, но музея живого, представляющего племя, которое все еще борется за свою индивидуальность.