Яков Серебрянскии и «особая группа»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Яков Серебрянскии и «особая группа»

Вторым центром разведки и диверсий стала Особая группа при председателе ОГПУ, прозванная по имени ее руководителя в чекистских кругах «группой Яши».

Она была совершенно самостоятельна и независима от ИНО в своей деятельности. Ее создал в 1926 году Вячеслав Менжинский, преемник Дзержинского. Главные задачи Особой группы — глубокое агентурное внедрение на военно-стратегические объекты противника и подготовка диверсионных операций в Европе и Японии на случай войны.

На протяжении десяти лет группу возглавлял майор госбезопасности Яков Серебрянский. Это он с минимальным количеством оперативных работников (а их в группе насчитывалось не более двух десятков) создал разветвленную сеть нелегалов, готовых для проведения диверсий в тылу противника в Западной Европе, в Китае, США, Палестине…

«Группа Яши» полагалась только на агентов-нелегалов. Она не имела своих сотрудников в дипломатических миссиях и торгпредствах.

Опытный и, безусловно, талантливый разведчик-организатор Яков Серебрянский прожил полную тревог и опасностей, трагическую жизнь.

Все, что случилось с ним, — будто фантастический боевик. Итак, десять лет майор госбезопасности Серебрянский лепил и создавал, по существу, с нуля разведывательно-диверсионную службу.

Это его люди похитили в Париже в 1930 году генерала Кутепова. Трое агентов, переодетых в форму сотрудников французской жандармерии, остановили генерала якобы для проверки документов и насильно посадили в машину. Кутепов оказал сопротивление, и во время борьбы у него случился сердечный приступ, он умер. Такова одна из версий. Есть и другие. Где, правда, где ложь, до сих пор выяснить не удалось никому.

В 1937 году Серебрянский разработал и провел операцию по захвату архивов Льва Троцкого, которые были спрятаны в Париже. На их след навел агент Зборовский, по кличке «Тюльпан», а другой агент «Гарри» захватил их и вывез в Москву.

Вообще жизнь Якова Серебрянского, как и всякого, кто служил в ту пору в органах безопасности, — это переплетение грешного и праведного, трагического и жестокого, светлого и темного. Да, было похищение и смерть генерала Кутепова, но был и агент «глубокого оседания», которого лично готовил и вел Серебрянский. Агент жил в Сан-Франциско. В свое время он получал от нас деньги для окончания медицинского колледжа во Франции. Необходимость в нем возникла в 1942 году, когда агент как врач-стоматолог оказался близок к семье Оппенгеймера — «отца» американской атомной бомбы.

Как положить на чаши весов эти две разведывательные операции, какими нравственными мерками мерить их, что поставить во главу угла? Тогда, в 20-е — 30-е годы, все, что делала Особая группа, казалось благом для Отечества, сегодня — иной взгляд, иные оценки, иные ориентиры.

Вправе ли мы судить нынче Серебрянского и его сотрудников? Сложный вопрос. На который, пожалуй, нет однозначного ответа. Тем более, что эта нравственная проблема будет постоянно возникать и в ходе дальнейшего повествования. Как уйти от того исторического факта, что, по существу, рука, готовившая убийство Троцкого, казнила кровавого фашистского палача Кубы, что из единого центра, одни и те же люди руководили арестом и доставкой в Москву министра иностранных дел Латвии Мунтерса в 1940 году и направляли деятельность «Красной капеллы», Кима Филби, Рихарда Зорге, Эрнста Воллвебера, Николая Кузнецова.

Можно, конечно, умолчать о трагическом и рассказать только о героическом, как делали в свое время коммунистические газеты, или, наоборот, выпятить только темное и жестокое, не обмолвившись даже словом о подвиге чекистов, как поступает сегодня так называемая демократическая пресса. Однако, сдается мне, ущербно и то, и другое. Ибо одно без другого — ложь. Стало быть, пусть идет рука об руку высокое и низменное, честное и подлое, героическое и трусливое. Так было… И мы не в праве отступать от истины.

Но вернемся к Якову Серебрянскому. Его изломанная, исковерканная жизнь и трагическая смерть стоят того, чтобы рассказать о них подробнее. После стольких лет успешной работы в ноябре 1938 года Серебрянский арестован и приговорен к смертной казни. Его зверски пытали.

Разгромлены основные зарубежные центры советской разведки, арестованы и брошены в бериевские застенки лучшие разведчики, руководители резидентур. Практически уничтожена вся Особая группа.

Однако сам Серебрянский расстрелян не был.

В 1941 году с началом войны руководство страны почувствовало необходимость укрепления разведывательно-диверсионной службы.

5 июля в НКВД формируется специальное подразделение — Особая группа при наркоме внутренних дел. Но где брать кадры? И тогда начальник вновь созданной группы Павел Судоплатов идет к Берии.

Вот как он пишет об этом в своих воспоминаниях: «В начале войны мы испытывали острую нехватку в квалифицированных кадрах. Я и Эйтингон предложили, чтобы из тюрем были освобождены бывшие сотрудники разведки и госбезопасности. Циничность Берии и простота в решений людских судеб ясно проявились в его реакции на наше предложение. Берию совершенно не интересовало, виноваты или не виноваты те, кого мы рекомендовали для работы. Он задал один-единственный вопрос:

— Вы уверены, что они нам нужны?

— Совершенно уверен, — ответил я

— Тогда свяжитесь с Кобуловым, пусть освободит. И немедленно их используйте.

Я получил для просмотра дела запрошенных мною людей. Из них следовало, что все были арестованы по инициативе и прямом приказу высшего руководства — Сталина и Молотова. К несчастью, Шпигельглас, Карин, Мали и другие разведчики к этому времени были уже расстреляны».

Так среди других на свободе оказался и Яков Серебрянский. Он, а также Маклярский, Гудимович, Орлов, Лебедев и другие возглавили отделения в составе Особой группы.

Всю войну отработал во благо советской разведки Яков Серебрянский, а в 1946 году ему пришлось уйти. Министром госбезопасности был назначен Абакумов. Тот самый Абакумов, который вел дело «врага народа» Серебрянского в 1938 году и зверски пытал арестованного, выбивая из него ложные показания.

Горько было уходить, но полковник Серебрянский тогда не мог представить себе, какой это счастливый случай. После смерти Сталина его снова вернут на службу, назначат заместителем начальника разведывательно-диверсионной службы. Но буквально через несколько месяцев после казни Берии вновь арестуют вместе с женой, теперь уже как бериевского пособника.

Полковник Яков Серебрянский, создатель разведывательно-диверсионной службы нашей страны, скончается на допросе в 1956 году, так и не выйдя из тюрьмы. Он будет посмертно реабилитирован в 1971 году.

История обоих разведывательно-диверсионных центров в 20-е — 30-е годы насыщена большим количеством сложнейших операций, проведенных за рубежом.

Среди наиболее известных — похищение белогвардейских генералов Кутепова и Миллера, убийство руководителя ОУН, ставленника Гитлера и Канареса полковника Коновальца, расправа над Троцким, доставка испанского золота в Москву. Жестоко и беспощадно Сталин расправлялся с предателями и перебежчиками. Эту страшную работу приходилось выполнять агентам ИНО и Особой группы.

В 1937 году разведчик-нелегал Рейсс был приговорен советским судом заочно к смертной казни. Он не вернулся на родину по весьма прозаической причине: промотал деньги, выделенные для нелегальной работы, и, боясь расправы, остался на Западе. Рейсс написал письмо в советское полпредство во Франции, в котором выступил против Сталина. Это письмо появилось позже в одном и троцкистских изданий.

Агенты ИНО выследили Рейсса в Париже и привели смертный приговор в исполнение.

То же случилось и с перебежчиком Агабековым, некогда нашим резидентом в Турции. Он погряз в контрабанде и махинациях. Его ликвидировали в Париже.

Автора книги «Я был агентом Сталина», военного разведчика Кривицкого, бежавшего в 1937 году, через четыре года нашли мертвым в одной из гостиниц Вашингтона. Есть основания предполагать, что он стал жертвой преследования агентов НКВД.

Из всех предателей смертной казни удалось избежать, пожалуй, только двум — секретарю Сталина Борису Бажанову и кавалеру ордена Ленина, майору госбезопасности Александру Орлову.

Оба они, без сомнения, были людьми талантливыми. Так, Бажанов в 20 лет стал секретарем уездного комитета партии, а в 23 — помощником и секретарем Сталина. Одновременно он утвержден и секретарем Политбюро.

Бажанов умен и независим, и не будь он на таком высоком посту, рядом со Сталиным, ему бы не сносить головы. Ягода даже написал письмо Сталину, что секретарь Политбюро — скрытый контрреволюционер. Правда, ГПУ не могло предоставить никаких доказательств, но Ягода ссылался на свою интуицию и опыт.

Кстати, Сталин показал письмо Бажанову. Судя по всему, такой оборот дела, при котором секретарь Политбюро и начальник ГПУ враждовали, ему нравился.

В ночь на 1 января 1928 года Борис Бажанов вместе с сотрудником ГПУ Аркадием Максимовым бежал из страны, перейдя советско-персидскую границу на юге Туркмении. В своей книге «Воспоминания бывшего секретаря Сталина. Кремль, 20-е годы», которую Бажанов выпустил за рубежом, он рассказывает:

«Вечером 31 декабря мы с Максимовым отправляемся на охоту. Максимов, собственно, предпочел бы остаться и встретить Новый год в какой-либо веселой компании, но он боится, что его начальство (ГПУ) будет очень недовольно, что он не следует за мной по пятам.

Мы приезжаем по железной дороге на станцию Лютфабад и сразу являемся к начальнику пограничной заставы. Показываю документы, пропуск на право охоты в пограничной полосе. Начальник заставы приглашает меня принять участие в товарищеской встрече Нового года. Это приглашение из вежливости. Я отвечаю, что, во-первых, я приехал на охоту, предпочитаю выспаться и рано утром отправиться на охоту в свежем виде; во-вторых, они, конечно, хотят выпить в товарищеском кругу, я же ничего не пью и для пьющих компаний совершенно не подхожу. Мы отправляемся спать.

На другой день, 1 января, рано утром мы выходим и идем прямо на персидскую деревню. Через один километр в чистом поле и прямо на виду у пограничной заставы я вижу ветхий столб: это столб пограничный, дальше — Персия. Пограничная застава не подает никаких признаков жизни — она вся мертвецки пьяна. Мой Максимов в топографии мест совершенно не разбирается и не подозревает, что мы одной ногой в Персии. Мы присаживаемся и завтракаем.

Позавтракав, я встаю: у нас по карабину, но патроны еще все у меня. Я говорю: «Аркадий Романович, это — пограничный столб и это — Персия. Вы — как хотите. А я — в Персию и навсегда оставляю социалистический рай — пусть советское строительство коммунизма продолжается без меня».

Максимов потерян: «Я же не могу обратно — меня же расстреляют за то, что я вас упустил». Я предлагаю: «Хотите, я Вас возьму и довезу до Европы; но предупреждаю, что с этого момента на Вас будет такая же охота, как и на меня». Максимов считает, что у него нет другого выхода — он со мной в Персию.

Мы приходим в деревню и пытаемся найти местные власти. Наконец, это нам удается…»

Так начинается долгое, опасное путешествие сталинского секретаря в Европу.

Уже 2 января извещена застава, но погони нет, пограничники пьяны. Тем временем беглецы прибывают в центр дистрикта, оттуда путь в столицу провинции — Мешед. Но автомобильная дорога на Мешед уже перекрыта чекистами, и Бажанов с Максимовым отправляются через горы. Там нет дороги, все тропы занесены снегом. Но в этом единственное спасение: чекисты в горы не пойдут.

На пятый день пути беглецы спускаются в долину Мешеда и пересаживаются в автобус. Их уже «ведут» агенты ГПУ. Автобус их довозит до гостиницы. Объясняют, что европейцы живут здесь, туземцы останавливаются в караван-сараях. Вечером в ресторане Бажанову и Максимову подают кофе. Он отдает горьким запахом миндаля — запахом цианистого калия.

Губернатор Хорасана утром принимает у себя Бажанова и селит их в кабинет начальника полиции. Местная полиция располагается в средневековой крепости. Так что это самое безопасное место.

Целый день у ворот крепости дежурит племя всадников-курдов. Они наняты агентами ГПУ и поджидают беглецов. В то же время переговоры в Тегеране затягиваются, СССР готов пойти на любые уступки, лишь бы схватить перебежчиков.

В Мешед прибывает резидент ГПУ в Персии Агабеков и лично организует поимку предателей. Не ожидая развития дальнейших событий, которые вполне возможно, могли закончиться трагически, Бажанов договаривается с индусским коммерсантом, и тот через границу Персии с Индией доставляет их в руки вождя сторожевого белуджского племени.

Вскоре на верблюдах перебежчики пересекают Белуджскую пустыню и сдаются в руки английского резидента в Индии. Их встречают достаточно радушно.

В середине августа 1928 года Бажанов и Максимов садятся в Бомбее на пароход и через две недели вступают на землю Франции. Однако и здесь «сталинские посланники» не оставляют в покое Бажанова. Они «организуют» автомобильную аварию, натравливают ревнивого мужа некой француженки, якобы любовницы Бажанова.

Наконец Сталин посылает в Париж известного чекиста-убийцу, сотрудника ИНО Якова Блюмкина. Его отзывают из Закавказья, где он подавлял восстание грузин, и направляют резидентом ГПУ во Францию. Блюмкин должен уничтожить Бажанова. Однако Блюмкин вернулся в Москву ни с чем, правда, доложил: с бывшим сталинским секретарем покончено.

Действительно, чекисты выбросили на ходу с поезда человека, но им оказался не Бажанов.

Однако «утка» эта прижилась, тем более что ИНО не хотело признавать свой просчет.

«1930 год, — как пишет сам Бажанов, — заканчивает самую опасную для меня полосу…

Около 1930 года в ГПУ произошли большие перемены. В частности, место заведующего Иностранного отдела Трилиссера занял Мессинг. В связи с этим резко изменился и состав персонала, и характер работы заграничной резидентуры ГПУ». Судьба распорядилась так, что сталинский секретарь пережил всех гонителей — и Агабекова, и Блюмкина, расстрелянного в 1929 году, и самого Сталина. Он умер в Париже в 1982 году.

Что же касается Орлова, то он был достаточно крупным и удачливым разведчиком. Казнь руководителя испанских троцкистов, доставка золота Испанской Республики в Советский Союз — это дело рук Орлова.

Его хорошо знал заместитель начальника Иностранного отдела Шпигельглас, он был близким другом начальника ИНО Слуцкого, который, кстати, сам выдвинул Орлова на должность нашего резидента в Испании.

«В октябре 1937 года, — напишет позже Орлов в своих воспоминаниях, — в Испанию прибыл Шнигельгляс (написание авторское), заместитель Слуцкого. Не кто иной, как он за три месяца организовал в Швейцарии убийство Игнатия Рейсса — резидента НКВД, отказавшегося вернуться в Москву. Шнигельгляс, у которого жена и дочь оставались в Советском Союзе фактически в роли заложников, не был уверен в своей собственной участи и, вероятно, сам подумывал, как выйти из игры. Но это, отнюдь, не делало его менее опасным.

У него не было в Испании никаких явных дел, и его приезд только укреплял мои подозрения, особенно когда я узнал, что он встречался в Мадриде с неким Болдиным, который, как выяснилось, был послан в Испанию Ежовым в качестве руководителя террористической «подвижной группы».

Я выжидал, откладывая свой разрыв с Москвой… Меня все еще не оставляла наивная надежда, что возможны какие-то перемены, что в Москве случится что-то такое, что положит конец кошмару бесконечного террора. Наконец Москва сама решила за меня. 9 июля 1938 года я получил телеграмму Ежова — в то время второго человека в стране после Сталина. Мне предписывалось выехать в Бельгию, в Антверпен, и 14 июля подняться на борт стоящего там советского судна «Свирь» для совещания с товарищем, «известным вам лично».

Было ясно, что «Свирь» станет моей плавучей тюрьмой. Я телеграфировал ответ: прибуду в Антверпен в назначенный день.

Однако Орлов на встречу не прибыл. Из Испании вместе в женой и дочерью он пересек границу Франции. Приехал в Париж, оттуда на канадском теплоходе «Монклэр» покинул Европу.

По прибытии в Канаду Орлов написал письмо Сталину, а копию отправил Ежову. В послании он предупреждал: в случае слежки и организации покушения он обнародует документы, хранящиеся в швейцарском банке. Орлов просил оставить в покое мать его жены.

Кроме того, Сталин и руководство НКВД знали — «беглец» хорошо знаком с нашей агентурной сетью в Англии, Франции, Германии, не говоря о самой Испании.

Орлов грозил также, если не выполнят его условия, придать огласке документы, касающиеся испанского золота.

Сталин, разумеется, не желал огласки «золотого дела». Ведь наша военная поддержка республиканцев в гражданской войне подавалась миру как сугубо бескорыстная.

Поступил приказ о прекращении розыска Орлова. Об этом эпизоде пишет в своих мемуарах «Разведка и Кремль» Павел Судоплатов. Сам же Орлов утверждает, что «охота за мной началась тотчас же и продолжалась четырнадцать лет». Хотя и не приводит никаких фактов этой «охоты».

Так решалась в 20-е — 30-е годы проблема предателей и перебежчиков. Сегодня как-то не поднимается рука бросить камень в тех, кто бежал за границу от кошмара сталинских репрессий.

Ведь в кровавой мясорубке репрессивных компаний погибли такие известные чекисты, как М. Лацис, Я. Петерс, Г. Бокий, С. Мессинг, А. Артузов, В. Домбровский, Л. Миронов, Я. Агранов, А. Пилляр, Г. Прокофьев, Г. Благонравов.

По некоторым данным, был отравлен начальник ИНО А. Слуцкий.

Все эти сотрудники в большинстве своем не желали участвовать в уничтожении ни в чем не повинных людей.

Так, старейший чекист А. Артузов в 1937 году, выступая на партактиве НКВД, заявил: «При установившемся после смерти Менжинского фельдфебельском стиле руководства отдельные чекисты и даже целые звенья нашей организации вступили на опаснейший путь превращения в простых техников аппарата внутреннего ведомства со всеми недостатками, ставящими нас на одну доску с презренными охранками капиталистов».

Вскоре после этого выступления Артузова арестовали и расстреляли. Отказались применять «новые методы» следствия нарком внутренних дел Белоруссии И. Леплевский, почетный чекист Ф. Фомин, организатор и создатель детских коммун чекист М. Погребинский.

В 1937 году был отозван из Испании и расстрелян основатель советской военной разведки Я. Берзин.

Однако актуальность этой проблемы в том, что бежали и после Сталина, когда репрессии остались далеко позади. Правда, ссылались уже на Хрущева или тоталитаризм Брежнева. Ну что ж, теперь нет ни того, ни другого. Интересно, что будут говорить на своих пресс-конференциях будущие предатели? От чего бежали они?

Оставим в покое «сталинских беглецов». Действительно, страшное было время. Но последующим предателям, будем объективны, мало что грозило. Во всяком случае, несмотря на их «байки» о преследовании КГБ, никто из них не умер насильственной смертью.

Правда, некоторые средства массовой информации до сих пор упорно перекрашивают махровых предателей в «розовых» «Дон-Кихотов», яростно и бескорыстно противостоящих тоталитаризму.

Трагедия лишь в том, что светлый образ «рыцарей от КГБ», сдавшихся на милость врагу, оказывается изрядно подмоченным их жадностью к деньгам и иным материальным ценностям. Если не ошибаюсь, кто-то из руководителей ЦРУ признался, что не помнит ни одного советского разведчика, оставшегося за рубежом из чисто патриотических побуждений. Увы, но всегда в основе предательства лежит жажда наживы. Во всяком случае, в основе предательства нашего. Так-то.

Есть и еще одна весьма солидная ложка дегтя в бочонке меда борцов за демократию на шпионской ниве. Разведчик-предатель, как известно, не уходит один. Ведь ему надо чем-то расплачиваться с новыми хозяевами. Но чем? В первую очередь, судьбами своих бывших товарищей, сослуживцев. Потому за перебежчиками всегда тянется шлейф провалов и арестов.

После ухода Олега Лялина из лондонской резидентуры в сентябре 1971 года правительство Хита распорядилось о высылке 90 дипломатов Советского Союза. 15 человек, находившиеся в отпуске на родине, получили уведомление о запрещении обратного въезда в Англию. В общей сложности количество высланных достигло 105 человек. Многие из них были сотрудниками КГБ и ГРУ.

Но дело не только в том, что на достаточно длительный период оказалась парализованной работа советской резидентуры в Лондоне. Главное, разгорелся крупный политический скандал, пострадали люди, наши разведчики.

По свидетельству заместителя начальника Разведывательно-диверсионного отдела генерала Александра Лазаренко, в подчинении которого работал Лялин, предатель сдал четырех агентов. Их бросили в тюрьму на десять лет.

Как поступать с предателями? Все их бывшие коллеги, с кем мне приходилось встречаться, считают, что ни один из случаев предательства не должен оставаться безнаказанным. Предателей надо судить очно или заочно и приговор приводить в исполнение, где бы ни находился перебежчик. Однако при этом большинство подчеркивали: все должно быть по закону, в соответствии с решением суда. Думаю, с этим нельзя не согласиться.

Не следует забывать, что кроме предателей и перебежчиков существуют уголовные преступники, террористы, убийцы, которые скрываются от справедливого возмездия за рубежом. Примером тому безнаказанность убийцы талантливого русского певца Игоря Талькова. Тот, кто зверски расстрелял певца, находится в Израиле, однако «достать» его оттуда некому. Какая же мы после этого великая страна?

А ведь вся история ИНО и Особой группы показывает, как высока была эффективность работы наших спецслужб. Для них не существовало невозможного. В любом уголке мира они исполняли приказы руководства Советского Союза. Только вот многие из приказов были преступными. Но в этом не вина разведчиков и диверсантов, а их беда. Беда того времени, страны, поколения. И об этом мы тоже обязаны помнить. Поэтому я и включил в повествование следующую главу. Пусть она не даст «забыться» нашей памяти.