ОСОБАЯ КРАСНОЗНАМЕННАЯ

ОСОБАЯ КРАСНОЗНАМЕННАЯ

В долинах и на сопках Маньчжурии отгремели артиллерийские залпы, стихли пулеметные очереди. Больше не слышно боевого клича дальневосточных красноармейцев «Даешь отпор!». Но в войсках еще свежи воспоминания о минувших сражениях: бойцы и командиры обсуждали бои с белокитайцами во время конфликта на КВЖД.

Блюхер в конце 1929 года провел большой сбор командно-политического состава армии, на котором были подведены итоги советско-китайского вооруженного столкновения.

Командарм выступил с обстоятельным докладом. Он проанализировал действия каждой дивизии, бригады, отдельной части, конкретно отметил их удачи и промахи. Блюхер был строг и справедлив в оперативно-тактических оценках.

Затем он остановился на поучительном опыте действий объединенных сил во время операций на реке Сунгари и в Забайкалье. Блестящий успех Сунгарийской операции, считал Блюхер, — это результат слаженности и четкости взаимодействия флота, пехоты и авиации. Те же четкость, слаженность и абсолютное понимание общих целей представителей всех родов войск принесли победу и в Чжалайнор-Маньчжурской операции. Особо он выделил умелое маневрирование на поле боя кавалерии и пехоты. Глубокий обход конницей укрепленных позиций позволял при согласованных усилиях со стрелками брать в кольцо крупные войсковые соединения противника.

Блюхер был прекрасным аналитиком. Он мастерски разбирал любую проведенную операцию и извлекал из нее необходимый урок. При этом обязательно расставлял оценки сделанному: это — «хорошо», вот это — «очень хорошо», это — «отлично», а вот это сработано «плохо» и «очень плохо».

В заключение сбора Блюхер произнес короткую пламенную речь: «Родина дала высшую оценку нашей боевой работы — Особая Дальневосточная армия награждена орденом Красного Знамени… Так не пожалеем сил, приумножая боевое могущество Страны Советов. Будем всегда помнить: мы краснознаменцы, мы на границе, мы на линии огня. Лозунг „Даешь отпор!“ не снимайте с повестки дня. Отпор беспощадный, сокрушающий, на каждое нарушение наших рубежей, на каждую вражескую вылазку. Да здравствует отпор!»

Блюхер был отличным оратором, умел зажечь слушателей. И на этот раз он попал в точку. Буквально на следующий день его речь участники сбора разнесли по войскам. Не исключено, что под ее влиянием Александр Поморский написал песню, в которой были такие слова:

…И слушает страна настороженным ухом:

Враг точит нож и лезет на рожон.

И слушает страна — приказывает Блюхер:

Дивизия, в охрану, на кордон!

Стоим на страже

Всегда, всегда.

Но если скажет страна труда:

Винтовку в руки!

В карьер! В упор!

Товарищ Блюхер,

Даешь отпор!

Эту маршевую песню в 30-е годы пела вся страна.

(ОКДВА) Особая Краснознаменная Дальневосточная армия — таково теперь было официальное название армии — переходила на рельсы мирной учебы. Получив на старте своего формирования боевое крещение, в организационном отношении она оставалась еще «сырой» военной организацией. Блюхер убедился в этом, когда в начале 1930 года совершил объезд войск армии, ознакомился с состоянием казарм, парков техники, проверил боеготовность. Соединения, отдельные части нуждались в упорядочении их структур, в обустройстве мест постоянного базирования, в укреплении грамотными, высококвалифицированными командными кадрами. Но первоочередной была, конечно, задача по совершенствованию боевой подготовки. Блюхер потребовал от командиров всех степеней резко усилить тактическую подготовку войск, больше проводить выходов в поле — совершать длительные марши в условиях горно-таежной местности, форсировать водные преграды, отрабатывать боевое взаимодействие.

Константин Рокоссовский, бывший командир 5-й Кубанской бригады, писал о своем пребывании в ОКДВА: «С самым большим удовольствием вспоминаю службу… в Забайкалье, в Особой Дальневосточной армии. Хорошее было время». Он отмечал, что это было время напряженной, эффективной боевой учебы как бойцов, так и командиров, время поднятия порядка и дисциплины в частях. Полевые выходы чередовались с занятиями в городках, со строительством казарм, конюшен для лошадей. И вместе с тем всегда находились часы для отдыха личного состава. Например, он, заядлый охотник и рыболов, как бы ни был загружен работой, мог побродить в сопках с ружьем или посидеть с удочкой у речки.

В июне 1930 года открылся XVI съезд РКП (б), делегатом которого большевики Дальневосточного края избрали Блюхера. Участником партийных съездов он никогда еще не был, и это стало для него событием. В Москве он впервые близко увидел всех высших руководителей страны. И конечно же Сталина. Блюхер встречался с ним десять лет назад на Каховском плацдарме. Тогда Сталин был членом РВС Юго-Западного фронта, а теперь он — вождь, генеральный секретарь ЦК партии, руководитель Советского Союза.

На съезде Блюхер оказался в центре внимания всех делегатов. От имени РККА[49] ему было поручено приветствовать партийный форум.

На сцену Большого театра он поднялся с развернутым знаменем ОКДВА, со своими соратниками — героями недавних боев на КВЖД. Президиум и зал встали.

Председательствующий М. И. Калинин предоставил Блюхеру слово, всех попросил занять свои места, но делегаты не сели, стоя слушали речь командующего ОКДВА.

Блюхер говорил:

— Особая Дальневосточная армия, один из отрядов Рабоче-крестьянской Красной армии, была вынуждена показать: на страну строящегося социализма мировая буржуазия безнаказанно нападать не может…

Съезд аплодировал.

— Особая Дальневосточная армия не является по своим техническим качествам лучшей частью нашей Рабоче-крестьянской Красной армии. И пример Особой Дальневосточной армии, свидетелями которого мы были, говорит о том, что, если бы нам навязали войну на других фронтах, мы противнику сумели бы показать, что мы умеем защищать диктатуру рабочего класса и пролетарскую революцию с не меньшей настойчивостью, чем это сделала Особая Дальневосточная армия…

Гром аплодисментов.

— Позвольте заверить вас, что, если в будущем повторится новая попытка помешать нашему социалистическому строительству, попытка напасть на наши границы, Красная армия сможет с еще большей решительностью, с еще большим энтузиазмом, с полной готовностью умереть за дело пролетариата, защищая наши границы.

И снова гром аплодисментов…

В перерыве к Блюхеру подошел Сталин.

— Хорошо выступили, товарищ Блюхер, — сказал он, пожимая ему руку, и добавил: — Вы искренний человек, я верю вам. — Затем предложил: — Где ваша делегация, давайте вместе на память сфотографируемся.

Блюхер всегда считал: чтобы работать слаженно, эффективно, нужно иметь сплоченную команду единомышленников, которой всецело доверяешь. И раньше, где бы он ни находился, какую бы командную должность ни занимал, и теперь, являясь командармом, он собирал вокруг себя преданных друзей. Бывший соратник Блюхера по Гражданской войне М. Д. Голубых говорил о нем: «Величие Василия Константиновича заключается не только в том, что он сам был способным человеком, но и в том, что своими способностями он не подавлял своих товарищей, а ценил их мнение, уважительно относился к ним, не сковывал их инициативу. Этим он покорял сердца… Судите сами: я работал с Василием Константиновичем в 1917 году в Челябинске, работал в его штабе в партизанском отряде, в штабе 30-й дивизии, в штабе 51-й дивизии. Никакой отдел кадров меня не перебрасывал, никто не переводил… Переводил меня Василий Константинович…»

В разное время на различные командные должности в ОКДВА по просьбе Блюхера были назначены его старые сослуживцы: Я. К. Берзин, И. К. Грязнов, М. Г. Ефремов, М. В. Калмыков, Б. К. Колчигин, А. Я. Лапин. Я. З. Покус, М. В. Сангурский, Г. Д. Хаханьян и многие другие.

Расставляя на ключевые посты в армии надежных людей, Блюхер начал реорганизацию частей и соединений. Он обратился к наркому обороны с предложением изменить структуру и состав Забайкальской группы войск с целью ее усиления.

В 1931 году Япония вторглась в Маньчжурию, создав серьезную угрозу советским дальневосточным границам. Самурайская верхушка готовилась к войне против Советского Союза. Сооружались аэродромы, строились военные городки, создавались укрепленные районы. Японцы нарушали границу, стремясь забросить в наш тыл шпионов и диверсантов; проводили многочисленные провокации на КВЖД. В японской печати раздавались призывы к нападению на СССР, военное ведомство издало специальные карты «великой Японской империи».

После Второй мировой войны были опубликованы секретные документы из архивов высших ведомств Токио. В одном из таких документов японский военный атташе в Москве Касахара писал в 1931 году генеральному штабу в Токио: «Если Япония намеревается существовать в качестве Великой Японии, ей нельзя будет избежать — рано или поздно — столкновения с СССР…» И далее: «Нам нужно будет осуществить продвижение, по меньшей мере, до Байкала. В том случае, если мы остановимся на байкальской линии, Япония должна будет рассматривать оккупированный Дальневосточный край как часть владений империи. На этой территории наши войска должны расположиться в порядке военных поселений, то есть на долгие времена».

В этих условиях укрепление ОКДВА на Забайкальском военном театре было совершенно оправданным. К апрелю 1932 года Забайкальская группа войск возросла почти втрое. В нее вошли 9-й стрелковый корпус, 57-я и 36-я Забайкальская стрелковые дивизии, 15-я кавалерийская дивизия (бывшая 5-я Кубанская бригада), 22-я кавалерийская дивизия, Бурят-Монгольская кавалерийская бригада (бывший Бурят-Монгольский кавалерийский дивизион), танковая бригада, авиационные и другие части. Командующим группой стал комкор Б. С. Горбачев, затем И. К. Грязнов.

Укреплялось и приморское направление. Здесь формировались территориальные части вдоль линии границы.

Весной 1932 года газета ОКДВА «Тревога» опубликовала приказ командарма Блюхера, в котором были поставлены задачи боевой и политической подготовки на предстоящее лето.

«Обостренная международная обстановка и явная подготовка империалистов к войне против СССР, — говорилось в нем, — требуют от нас неослабной бдительности и постоянной боевой готовности. Поэтому задача подготовки к летнему периоду должна быть нами выполнена организованно и в максимально короткий срок.

Сейчас же необходимо подвести итоги большой проделанной нами работы, отметить достижения, выявить недочеты, которые еще имеют место в боевой подготовке, всеми мероприятиями добиться полной ликвидации этих недочетов, в первую очередь в стрелковой подготовке начсостава, чтобы зимнюю учебу закончить с полным успехом и подготовленными вступить в летний период обучения.

Опыт показывает, что своевременно и успешно начинают летнюю учебу те части, которые хорошо продумали, материально своевременно обеспечили и выполнили план подготовки к летнему периоду.

А там, где все это не додумано до конца и до мелочей, где господствует расчет на самотек, — там мы наблюдаем опоздание в выполнении плана подготовки материальной части, большое отвлечение бойцов на оборудование лагерей и на другие работы; в результате — запоздание, неорганизованное начало летней учебы».

В качестве первой задачи Блюхер требует в совершенстве овладеть техникой. Овладеть этой техникой для общевойскового командира — значит достигнуть высокого умения в организации взаимодействия войск, насыщенных новыми техническими средствами. Этого можно добиться только на основе практического освоения расчетных данных, определяющих тактические возможности технических средств.

К этим требованиям необходимо прибавить безукоризненное овладение техникой штабной службы, навыками организации и руководства боевой подготовкой войск. Эта задача должна пронизывать все тактические учения, всю тренировку частей во взаимодействии разных родов войск.

Вторая задача — отрядные учения. Эти учения, особенно летом, для начальствующего состава имеют своим главным назначением приобретение практических навыков применения технических средств борьбы. Поэтому командование должно принять все меры к тому, чтобы использование дорогостоящей материальной части было проведено на отрядных учениях с наибольшей эффективностью с точки зрения освоения ее начальствующим составом.

Одновременно от всего личного состава и особенно технических частей, подчеркивается в приказе командарма, нужно добиваться отличного знания новой материальной части, полного овладения искусством безаварийного вождения боевых машин в условиях сложных форм боя, трудной, лесисто-гористой, с ограниченной сетью дорог местности и при предельном отрыве от базы.

Третья задача — управление боем. Непременным условием полного выполнения центральной, решающей задачи — управление боем соединенных родов войск — является такая подготовка штабов, которая превратила бы их в действительные аппараты управления командования, четко, безотказно работающие и во всех отношениях в процессе всего боя обеспечивающие принятие и проведение в жизнь решений командира.

Важно, чтобы каждый командир и боец проникся серьезным отношением к выполнению своих служебных обязанностей. Необходимо изжить совершенно нетерпимое, наблюдающееся кое-где положение, когда на отрядных учениях целые группы людей слоняются без дела.

Четвертая задача — растить искусного стрелка. В летний период необходимо подготовить законченного самостоятельного волевого стрелка, умеющего вести меткий прицельный огонь в разнообразных условиях боевой обстановки по движущимся и появляющимся на короткий срок целям.

Весь комплекс боевой подготовки должен выковать из начальствующего состава высококвалифицированного огневого начальника, грамотно и четко руководящего огнем своего подразделения, по-ворошиловски владеющего личным оружием и с требуемой полнотой освоившего сложные формы стрельб, массированных огневых средств…

Задачи, поставленные в приказе по боевой и политической подготовке на 1932 год, в последующем исполнялись неукоснительно. Блюхер вел жесткий контроль их выполнения как через своих помощников, так и сам лично.

Дважды Герой Советского Союза маршал Н. И. Крылов (в 30-е годы он был командиром стрелкового полка 1-й Тихоокеанской дивизии) вспоминал: «…Мы находились на тактических маневрах. Они проходили в Приморье, в трудных условиях (горно-лесистая местность, частые дожди). К нам прибыл В. К. Блюхер. Он интересовался нашим лагерным бытом, настроением командиров и бойцов, а затем неожиданно объявил тревогу. Под его руководством полк совершил 110-километровый марш и с ходу вступил в бой с „противником“… С поставленной задачей мы справились успешно. Подводя итоги, командарм сказал: „Вижу, что приказ мой по боевой и политической подготовке на лето выполняете“… Годы службы на Дальнем Востоке памятны для меня тем, что редкий день проходил у нас без тревог. Повышенная боевая готовность, подобная той, к которой привыкли пограничники, постепенно становилась в гарнизонах обычным состоянием».

И это правда. Различные комиссии из Центра отмечали, как значительно за два-три года после конфликта на КВЖД вырос уровень войск ОКДВА. Заслуга Блюхера в этом была несомненна.

Будущий Маршал Советского Союза К. А. Мерецков, служивший в ОКДВА начальником штаба, писал, что военачальник Блюхер во многом напоминал ему Уборевича. Он пользовался примерно теми же методами и приемами организации обучения войск, часто проводил оперативно-тактические учения, практиковал проведение военных игр в масштабе армии и соединений и нередко сам являлся их участником. Старался использовать любой повод, чтобы учить части и соединения, причем отдавал предпочтение не теории в кабинете или на плацу, а практике, приближенной к боевой обстановке.

Как личность, он несколько отличался от Уборевича. Менее сухой, не столь резкий, чаще шутивший, Блюхер казался более доступным. Однако при близком знакомстве с ним оказывалось: эти отличия носили чисто внешний характер, а с деловой точки зрения они оба были высочайшими профессионалами. В целом Уборевич был чуть собраннее, пожалуй, чуть организованнее; Блюхер — человек более размашистый, более открытый. Но им обоим было присуще такое важнейшее качество полководца, как широта мышления.

На Дальнем Востоке Блюхер стремился наладить тесные, не только служебные, но и товарищеские связи с руководителями органов местной власти. В 1929–1930 годах первым секретарем Далькрайкома был Иван Николаевич Перепечко, из черниговских крестьян. Настоящей дружбы с ним у Блюхера не сложилось, но совместная административно-политическая работа была плодотворной.

Доверительные отношения установились у него с председателем крайисполкома Г. М. Крутовым, полномочным представителем ОГПУ по Дальневосточному краю Т. Д. Дерибасом, его заместителем С. И. Западным. Крутов и Западный новые для Блюхера люди, а с Терентием Дмитриевичем Дерибасом он был знаком давно, еще по совместной борьбе с колчаковцами. Дерибас получил назначение на Дальний Восток почти одновременно со вступлением Блюхера в должность командующего ОДВА.

Через восемь лет, 6 ноября 1938 года, Блюхер, находясь во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке, в своих показаниях писал: «По возвращению на ДВосток со мной пытался установить дружбу, связь Перепечко, бывший первым секретарем ДВкрайкома, сначала сам, потом через свою жену Монастырскую. Но эту дружбу-связь я отклонял, т. к. он был в рядах рабочей оппозиции[50], и эта связь меня могла скомпрометировать… В том же году, с приездом Дерибаса на ДВосток в качестве начальника управления ОГПУ по ДВостоку, я вскоре сдружился с ним, поделился с ним своими настроениями, также с Западным, который всегда присутствовал на пьяных вечерах. Постепенно связь эта расширялась: сначала с Крутовым, председателем крайисполкома, потом в 1931 году с приехавшим на ДВосток Бергавиновым, с которым у меня установились особенно тесные связи, которые продолжались и после его отзыва с ДВостока. После отзыва Бергавинова на ДВосток первым секретарем приезжает Лаврентьев, с которым у меня сразу же восстанавливается завязавшаяся дружба еще на Украине в 1929 году, когда он был начальником политического управления Украинского военного округа… Эти — Дерибас, Крутов, Бергавинов, Лаврентьев… — привязывали меня к себе еще и тем, что широко использовали мое честолюбие, подчеркивая всюду (на заседаниях, конференциях, съездах) мою исключительную роль на ДВостоке и в Гражданской войне, создавая этим мне широкий авторитет в рабоче-крестьянских массах и в армии»…

Здесь, на Дальнем Востоке, Василий Блюхер повстречал свою последнюю любовь — Глафиру Безверхову, которая станет его женой на оставшиеся шесть лет жизни.

«Как я встретилась с Блюхером? — позже вспоминала она. — Вообще-то все произошло случайно. Хотя, кто знает, может, это — судьба…

Мы жили в Хабаровске. Жили очень бедно. Семья сравнительно большая: четверо детей — два мальчика и две девочки; я самая младшая. Отец, Лука Трифонович Безверхов, инвалид русско-японской войны, мама, Прасковья Григорьевна, домашняя хозяйка, неграмотная.

По улице Артиллерийской, где мы жили, по соседству с нами стоял двухэтажный особняк из красного кирпича, в котором до 1929 года находилось китайское консульство. Но в 29-м году произошел конфликт на КВЖД, и сотрудники консульства срочно выехали из особняка, в нем вскоре разместилась штаб-квартира командующего Особой Дальневосточной армией Блюхера.

Блюхера я в глаза никогда не видела и не могла представить его себе в образе обыкновенного человека. После того как конфликт на КВЖД разрешился полным разгромом китайских войск, слава командарма Блюхера разнеслась на весь Дальний Восток. О нем говорили с большой любовью, и у нас в семье — тоже.

Как-то в майский день мама послала меня по домашним делам к нашим знакомым Ждановым (Василий Жданов был шофером Блюхера), которые жили во дворе штаб-квартиры командующего ОДВА. Помню, стою я в маленькой кухне, у круглой, обитой железом печи, вдруг открывается дверь и входит мужчина. Он сдержанно поздоровался, спросил, не знаю ли я, где Вася, и, не дождавшись моего ответа, попросил передать ему, что машина будет нужна к двенадцати часам…

Вот с той майской встречи с Блюхером все и началось…»

Глафира стала женой 42-летнего командарма Василия Константиновича Блюхера, когда ей шел семнадцатый год. Позже жена начальника политуправления ОДВА Г. Д. Хаханьяна Эмма Карапетовна, увидев как-то летом 1937 года на даче Блюхера веселую гурьбу детей, которыми верховодила Глафира, сказала ей: «Василий Константинович, может быть, потому и женился на тебе, такой молодой, что хотел иметь дом, в котором царили бы молодость, радость, детский гул…»

Глафира и Василий Константинович прожили вместе (не регистрируя брак) всего шесть лет. У них родились двое детей: дочь Ваира в 1933 году и сын Василин в 1938-м. Интересна история имени дочери. Как рассказывала Глафира Лукинична, они с мужем договорились заранее, что если будет дочь, то имя ей даст он, а если сын — она. И вот появилась дочь. Блюхер перебрал множество имен и ни на одном не остановился. Он поделился своими мучениями с первым секретарем крайкома Л. И. Лаврентьевым (он по национальности грузин, настоящая его фамилия Картвелишвили), с семьей которого они с Глафирой были очень дружны. На что тот с готовностью предложил: «Назовите Джаваирой, по-кавказски значит: „самая дорогая, самая любимая“». «А что, так и назовем, только без первых трех букв, — принял Василий Константинович его предложение. — Пусть наша самая дорогая, самая любимая дочь будет Ваирой — от наших имен: ВАсилий и ГлафИРА»…