ОСОБАЯ РОЛЬ ЦЕННОГО АГЕНТА
ОСОБАЯ РОЛЬ ЦЕННОГО АГЕНТА
На суде он не признал себя виновным и заявил, что история их рассудит. Через десять лет своего тюремного заключения Стиг написал мемуары, и из них видно: Веннерстрем остался верен себе. Величайший супершпион времен «холодной войны» сам отвечает на этот вопрос:
«Американцы в те дни хорошо осознавали свое военное превосходство. Звучали агрессивные высказывания «ястребов» среди военных и дипломатов — все это производило на меня грустное впечатление. Я опасался реальности третьей мировой войны…
Впоследствии над моими усилиями насмехались, с издевкой замечая, что я «поставил не на ту лошадь». Но если бы кто-нибудь сказал нечто подобное в то время, я бы не принял к сведению. Я играл важную роль и считал, что она должна быть сыграна до конца.
«Успешная мимикрия — и больше ничего», — писалось позже в одной статье в США. «Отличная обработка мозгов», — сказал уже здесь, дома, кто-то не по годам быстро созревший. На самом деле я не был продуктом ни того ни другого. Просто я был одержим мыслью, что играю нестандартную, особую роль, и эта мысль росла во мне из года в год…»
И действительно, Стиг Веннерстрем играл особую роль. Иначе за что он получил беспрецедентный приговор в своей собственной стране — пожизненное заключение? При том, что максимальный срок в Швеции ограничивается десятью годами тюрьмы. Тем более, сегодня известно: он практически не работал против своей страны. Вся его разведдеятельность была направлена против агрессивного блока НАТО и США.
Что же успел сделать за почти полтора десятка лет работы на ГРУ Веннерстрем? Ответ один — многое успел. Но чтобы ответить на него конкретнее, вернемся в послевоенную Швецию, когда Стиг складывал чемоданы, чтобы отправиться в Москву.
И вот он снова в столице Советского Союза. Обжился, огляделся. Не сомневался, что за ним следят и вскоре появится посланец из военной разведки. Так и случилось. Однажды вечером у особняка посольства, где жил Веннерстрем, его кто-то окликнул и передал письмо. В нем была крохотная бумажка. На ней даты основной и резервной встреч.
В обусловленное время у памятника Пушкину к нему подошел Николай Никитушев, которого он знал еще по работе на родине, в Швеции. Полковник пригласил Стига в машину, и они поехали в Серебряный Бор. Автомобиль заехал во двор одного из домов.
Обстановка внутри дома была вполне романтичной: в камине потрескивали дрова, на столе стоял самовар, на тарелке лежали свежеиспеченные пироги. На полу сидел кот.
Никитушев начал разговор с воспоминаний о Стокгольме, потом перешли к НАТО и его агрессивным планам. Полковник вновь уточнил, существует ли секретный договор Швеции с НАТО, и получил от Стига отрицательный ответ.
— Знаешь, — сказал Никитушев, — мой начальник хотел бы услышать о шведском нейтралитете лично от тебя.
— А кто он?
— Начальник второго управления.
Веннерстрем согласился.
На новую встречу кроме Никитушева прибыли еще двое. Один представился Павлом Константиновичем. Он и был начальником управления. Другой сопровождал генерала.
Стол был накрыт. Выпили, закусили, и генерал пригласил Стига в отдельный кабинет. Вновь разговор пошел о шведском нейтралитете. Потом генерал стал с тревогой говорить, что посольство США и посольства других стран НАТО проводят скоординированную разведку.
— Мы хотели бы понять, какая роль отводится воздушной войне против нашей Родины, — сказал начальник управления.
— Поскольку это не затрагивает шведских интересов, я готов помочь.
В свою очередь, для упрочнения позиций Веннерстрема в Москве, он предложил побольше информации. Так началась их совместная работа в столице СССР. ГРУ не только просило информацию, оно занималось и профессиональной подготовкой агента. Позаботились военные разведчики, чтобы у Веннерстрема появилась служебная машина, собственная отдельная телефонная линия. Все эти усилия не пропали даром. Перед Стигом была поставлена задача накапливать данные о так называемой карте целей для натовских бомбардировок советских городов, промышленных и военных объектов. Конечно, разгадкой этого «ядерного ребуса» занимался не один Стиг. Но он внес свою достойную лепту.
«Свежие воспоминания о бомбежках Второй мировой войны, — напишет в своих мемуарах Веннерстрем, — заставили меня с тревогой наблюдать, как американская разведка все больше акцентировала внимание на новых и новых целях бомбардировки. Особенно тревожно, что это были промышленные объекты и жилые районы, а в арсенале накапливались атомные бомбы неслыханной силы…
Карта была страшным документом, показывающим, как легко громадная нация может быть уничтожена в случае войны».
Поскольку Веннерстрем имел в Москве большую свободу, чем атташе натовских стран, к нему нередко обращались с просьбами американцы, например, узнать, кроют ли крыши в некоторых городах Украины листовым железом, или как прежде, используют для этой цели торф. Поначалу Стиг даже не мог понять, зачем американцам нужна подобная информация.
Оказывается, бомбардировать собирались с большой высоты, чтобы взрыв атомной бомбы не повредил самолет. А поскольку предусматривались ночные полеты, при которых эффективность ПВО низка, рассчитывали на РЛС. Крыши из железа хорошо видны на экранах радиолокационных станций, а вот у торфа видимость нулевая.
Откровенно говоря, Стиг был поражен такой скрупулезностью американцев при подготовке новой мировой войны.
Позже, когда Веннерстрем будет уже военным атташе в США, он ознакомится с работой тренажера, созданного американцами на базе стратегических бомбардировщиков в Техасе.
Будучи сам пилотом, он увидит залитое водой пространство в носовой части самолета. Оказывается, по дну этого бассейна, заполненного тонкой пленкой воды, двигалась карта. Так создавалось впечатление, что самолет летит. Карта, конечно же, территории Советского Союза. На ней Веннерстрем во многих местах приметил металлические пластинки. Поинтересовался, мол, что это?
— Города, поселки с крышами из листового железа. Они отлично видны на экране РЛС.
Вот и всплыли его железные украинские крыши.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.