«Неужели Рокоссовский ошибается?..»
«Неужели Рокоссовский ошибается?..»
Прежде чем перейти к описанию боевых действий АДД во время Курской битвы, считаю полезным и нужным весьма коротко остановиться на событиях, которые имели место после завершения Сталинградской битвы.
4 февраля К. К. Рокоссовский был отозван Ставкой из Сталинграда, и ему не пришлось как командующему войсками Донского фронта принять участие в митинге, который был организован в Сталинграде по поводу разгрома противника и окончательного освобождения города. Присутствовал на митинге Н. С. Хрущев. Упоминаю об этом лишь потому, что, когда отмечалось 20-летие победы в Сталинградской битве, на всех экранах нашей страны Хрущев показывался как главный участник этого события…
Прибыв в Ставку, Рокоссовский получил новое назначение — командующим войсками вновь созданного Центрального фронта, место которого было определено между Брянским и Воронежским фронтами.
Наступательные операции войск Брянского, вновь организованного Центрального и Воронежского фронтов продолжались, однако сопротивление оправившегося от разгрома под Сталинградом противника нарастало, он стал переходить к контрударам и временно опять занял Харьков и Белгород.
Во второй половине марта Ставкой было принято решение о прекращении наступления с тем, чтобы дать отдых войскам, пополнить их, подтянуть тылы. К этому моменту противнику удалось удержать в своих руках два важных в стратегическом отношении выступа, один из них находился восточнее и юго-восточнее Орла, второй же восточнее и северо-восточнее Харькова. Наши войска продвинулись между этими выступами вперед на запад до 200 километров. Так образовалась огромная, во много сот километров дуга, которая получила наименование Курской. Оборона Курской дуги была поручена войскам Центрального и Воронежского фронтов, которыми командовали К. К. Рокоссовский и Н. Ф. Ватутин. Центральному фронту было поручено организовать оборону на рубеже Городище, Малоархангельск, Троена, Лютеж, Коренево — протяжением 306 километров, за остальной участок дуги отвечали войска Воронежского фронта.
Я здесь особенно хочу подчеркнуть следующее. Имелось совершенно определенно в виду, что оборона здесь временная, и как только будут накоплены силы и средства, наступление будет тотчас продолжено. Однако мысли и действия Рокоссовского не соответствовали указанным намерениям. В апреле, когда для ознакомления с положением и нуждами Центрального фронта прибыли член Государственного Комитета Обороны Г. М. Маленков и заместитель начальника Генерального штаба А. И. Антонов[93] с сопровождавшими их лицами, Рокоссовский прямо высказал им свои соображения — сейчас нужно думать не о наступлении, а готовиться и готовиться как можно тщательнее к обороне, ибо противник обязательно использует выгодную для него конфигурацию фронта и попытается ударами с севера и юга окружить войска обоих, Центрального и Воронежского, фронтов для того, чтобы добиться решительных результатов в ведении войны. В подтверждение тому Константин Константинович приводил имеющиеся данные о переброске немцами войск и техники в районы Орла и Белгорода. Маленков предложил Рокоссовскому написать докладную записку по этому вопросу Сталину, что и было сделано. В записке также было написано о насущной необходимости создания крупных резервов Ставки, которые должны быть расположены за фронтами, обороняющими Курскую дугу, и которые в любой момент могли бы быть брошены на угрожаемый участок.
Записка Рокоссовского возымела действие. Обоим фронтам были даны указания об усилении работ по организации обороны, а в мае — июне 1943 года в тылу обоих фронтов был создан Резервный фронт, который в дальнейшем при вводе его в действие был назван Степным.
Уверенность Константина Константиновича в том, что именно на Курской дуге будет решаться успех кампании 1943 года, видна и в проведенных им мероприятиях по организации глубокоэшелонированной обороны. Так, глубина обороны вместо предполагавшихся 120—130 километров была доведена им на отдельных, наиболее угрожаемых, направлениях до 150—190 километров, где было оборудовано шесть основных оборонительных полос, не считая промежуточных рубежей и отсечных позиций. Войсками фронта было отрыто 5000 километров траншей и ходов сообщения, установлено 400000 мин и фугасов и так далее. Главной наступательной силой у немцев были танки, и Константин Константинович на ожидаемых участках возможного их прорыва создал противотанковую оборону глубиной 30—35 километров с большим количеством противотанковых районов с сотнями противотанковых опорных пунктов. Кроме этого, на танкоопасных направлениях были созданы сплошные зоны заграждений в виде надолбов, противотанковых рвов, лесных завалов, минных полей. Были сформированы подвижные отряды на случай прорыва танков, противотанковые артиллерийские резервы, которые в любой момент могли быть брошены на угрожаемые участки.
Организации системы огня было придано особое значение. Все было нацелено на уничтожение танков, самоходных артиллерийских установок и отсечение от них пехоты врага. Большое значение Рокоссовский придавал подвижным резервам. Целая танковая армия (2-я танковая) была выведена во второй эшелон. Два танковых и один стрелковый корпуса находились во фронтовом резерве, а кроме того, в резерве командующего фронтом находились три артиллерийских противотанковых бригады и два противотанковых полка.
Все в организации обороны Центрального фронта строилось на ее подвижности. Кроме того, на ожидаемых возможных направлениях наступления противника (по фронту это составило 95 километров) было сосредоточено более половины всех стрелковых дивизий, 70 процентов артиллерии и почти 90 процентов танков! В остальной полосе обороны (протяженностью 211 километров) оставалось менее половины пехоты, треть артиллерии и менее пятой части танков.
Командующий Воронежским фронтом генерал Ватутин строил свою оборону по-иному. Он предпочел зарывать танки в землю и равномерно рассредоточил имеющиеся у него силы и средства по всей полосе обороны фронта.
Накапливание сил и средств с обеих сторон шло довольно интенсивно, с той лишь разницей, что противник не мог длительное время нормально питать свои войска всем необходимым, ибо это требовало огромного количества подвижного состава, так как все приходилось везти из глубины, в то время как наши войска таких затруднений не испытывали.
…Чем дальше шло время, тем больше и больше нарастало напряжение и, я бы сказал, появилась некоторая нервозность и у нашего руководства. Дело в том, что с обеих сторон было сосредоточено огромное количество войск и техники, которые вполне могли бы быть применены в наступательной операции. Не все у нас в военном руководстве были согласны с ожиданием наступления со стороны противника. Некоторые предлагали нанести упреждающий удар, а проще говоря, нам первым начать наступление. Эти предложения несколько колебали уверенность Верховного в принятом им решении вести на Курской дуге оборонительные действия. Бывая у него с докладами, я слышал высказываемые сомнения в том, что правильно ли мы поступаем, дожидаясь начала действий со стороны немцев… Однако такие разговоры кончались тем, что Сталин заключал: «Я верю Рокоссовскому».
Но чем ближе подходило лето, тем острее чувствовалась напряженность. Здесь уже стоял вопрос, чьи нервы крепче. С начала мая мы получали агентурные данные о том, что то 2-го, то 12-го числа этого месяца немцы начнут наступление. Но названные дни проходили, а никаких наступательных действий противник не начинал. Фронты же, естественно, принимали соответствующие меры к отражению возможного наступления. Проходил июнь… Опять всплыли разговоры об упреждающем ударе.
Рокоссовский тоже стал нервничать, опасаясь, как бы не было принято решение о нанесении такого удара. А было, конечно, отчего нервничать. Примерно равное соотношение сил с обеих сторон давало огромные преимущества той стороне, которая будет обороняться, и малые надежды на успех той стороне, которая будет наступать. Как известно, обороняющемуся (конечно, если он знает военное дело) нужно куда меньше сил для того, чтобы отразить наступление противника.
И все-таки, у кого будет больше здравого смысла — терпеливо ждать?! Организованная оборона давала твердую уверенность Рокоссовскому, что он разгромит противника, а возможное наше наступление наводило на размышления. Как-никак, а перед фронтом немцы, хотя не те уже, конечно, какими они были раньше, но все же немцы, а с ними он сталкивался и под Москвой, и в Сталинграде, и знал им, если можно так выразиться, цену. При том соотношении сил и средств, которое сложилось сейчас, трудно было надеяться на уверенный успех в случае наших наступательных действий. Ведь каждый командующий стремится решить поставленную задачу с меньшими потерями. А возможные наступательные действия в сложившихся условиях малой кровью обойтись не могли… Мы уже имели печальный опыт, намереваясь в августе и зимой 1942 года ликвидировать Ржевский выступ, обороняемый противником, но понесли большие потери, не достигнув поставленной цели.
Наконец, в конце июня поступили данные, что противник начнет наступление 2 июля. Войска были приведены в надлежащую готовность, но немецкое наступление вновь не состоялось. 3 июля его также не было. 4 июля — то же самое. Напряжение стало предельным.
В ночь на 5 июля я был на докладе у Сталина на даче. Он был один. Выслушав мой доклад и подписав представленные бумаги, Верховный сразу заговорил о Рокоссовским. Он довольно подробно вспомнил деятельность Константина Константиновича и под Москвой, и под Сталинградом, особенно подчеркнув его самостоятельность и твердость в принятии решений, обоснованность вносимых им предложений, которые всегда себя оправдывали. Наконец, Сталин заговорил о создавшемся сейчас положении на Центральном и Воронежском фронтах. Рассказал о своем разговоре с Рокоссовским, когда тот на вопрос, сможет ли он сейчас наступать, ответил, что для наступления ему нужны дополнительные силы и средства, чтобы гарантировать успех, и настаивал на том, что немцы обязательно начнут наступление, но не выдержат долго, ибо транспортных средств у них еле хватает сейчас лишь на то, чтобы восполнять текущие расходы войны и подвозить продовольствие для войск, и что противник не в состоянии находиться в таком положении длительное время.
— Неужели Рокоссовский ошибается?.. — Немного помолчав, Верховный сказал: — У него там сейчас Жуков.
Из этой реплики мне стало ясно, с какой задачей находится Георгий Константинович у Рокоссовского. Было уже утро, когда я собирался попросить разрешения уйти, но раздавшийся телефонный звонок остановил меня. Не торопясь, Сталин поднял трубку ВЧ. Звонил Рокоссовский. Радостным голосом он доложил:
— Товарищ Сталин! Немцы начали наступление!
— А чему вы радуетесь? — спросил несколько удивленно Верховный.
— Теперь победа будет за нами, товарищ Сталин! — ответил Константин Константинович.
Разговор был окончен.
— А все-таки Рокоссовский опять оказался прав, — как бы для себя сказал Сталин. И, обращаясь ко мне, добавил: — Отправляйтесь, пожалуйста, на Курскую дугу, свяжитесь с Жуковым и помогайте им там. О том, что вы вылетаете, я Жукову сообщу.
Распрощавшись, я вернулся в штаб, оттуда выехал прямо на аэродром и — снова на фронт.
Считаю нужным привести эти факты потому, что укоренилось такое мнение: оборонительные действия на Курской дуге были заранее предусмотрены, и они рассматриваются сейчас как само собой разумеющееся. В действительности события протекали по-иному. Именно на Курской дуге было решено нашим Верховным Главнокомандованием продолжить дальнейшие наступательные действия. Гитлер также решил именно здесь искать успешного решения кампании 1943 года. Рокоссовский первым разгадал замысел противника, но было не так-то просто подготовку наступления переключить на организацию глубокоэшелонированной обороны, выиграть время и заставить немцев начать наступление первыми. Это был напряженнейший отрезок времени, когда, можно прямо сказать, шла борьба двух мнений — наступать или продолжать обороняться.
Уже в непосредственной близости начала немецкого наступления не снимался с повестки дня вопрос возможности наступления наших войск и нанесения упреждающего удара. Как свидетельство тому, я и привожу разговор со Сталиным на эту тему всего лишь за считанные часы до того, как немцы все же первыми начали свои боевые действия. Возможность нашего наступления не снималась с повестки дня до самой последней минуты.
Не всегда те или иные директивы дают право утверждать, что было именно только так, как там написано. Мы бывали свидетелями и того, что директивы предписывали одно, а на войне в действительности получалось другое. Непосредственные же участники тех или иных событий уточняют, вносят ясность в тот или иной вопрос. Как известно, имеющиеся директивы, относящиеся к подготовительному периоду битвы на Курской дуге, не дают однозначных указаний, скажем, обороняться и после разгрома противника перейти в контрнаступление. В директиве говорится о возможной обороне и о возможном наступлении. Таким образом, как мы видим, и в отданных войскам Центрального и Воронежского фронтов указаниях не было дано однозначного решения. Не было его потому, что отсутствовало в этом вопросе единое мнение.
Сейчас, конечно, трудно сказать, как бы развернулись дальнейшие события, если бы Гитлер, проводя совещание 4 мая 1943 года, послушал командующего 9-й армией генерал-полковника Моделя, который на этом совещании заявил о том, что противник (то есть мы) рассчитывает на наше наступление, а поэтому для того, чтобы добиться успеха, нужно следовать другой тактике, а еще лучше, если вообще отказаться от наступления. Проявили колебания на этом совещании и фельдмаршал Манштейн, командовавший тогда группой армий «Юг», и фельдмаршал Клюге, который возглавлял войска группы армий «Центр». Однако Гитлер, преследуя политические цели — восстановить пошатнувшееся международное положение Германии, пренебрег этими советами и принял решение на наступление. Начав первыми наступление, войска рейха обрекли себя на катастрофу.
Вот так, совсем не просто, решаются вопросы на войне. Лишь завершающая стадия боя, сражения, битвы, кампании может определить, чьи предположения или решения были более обоснованными и чьи менее. Рокоссовский в данном случае показал, что он обладал в большей мере, чем другие, столь необходимым на войне даром предвидения.
Вот что позже при встрече рассказал мне Константин Константинович. В ночь на 5 июля на участках двух армий — 13-й и 48-й — при проведении работ по разминированию проходов для своих войск были захвачены немецкие саперы, которые показали, что их войска заняли исходные позиции и что наступление начнется в три часа утра. Это было четвертое, но, как решил Константин Константинович, более конкретное, судя по действиям саперов, сообщение. Хотя на войне способы дезинформации бывают самые различные, в том числе и через перебежчиков, все же полученные данные казались соответствующими действительности. Г. К. Жуков, который находился на фронте и которому было доложено о сведениях, полученных от захваченных немецких солдат, поручил Рокоссовскому действовать по его усмотрению.
За сорок минут до указанного пленными времени начала наступления немцев, то есть в 2 часа 20 минут 5 июля 1943 года, по приказу командующего Центральным фронтом Рокоссовского был открыт артиллерийский огонь из 500 орудий, 460 минометов и 100 реактивных установок по предполагаемым местам сосредоточения противника. После прекращения артиллерийского огня оставалось ждать результатов — напрасно или с пользой истрачено большое количество боеприпасов. Была ли информация, полученная от пленных саперов, правильной или это была очередная дезинформация?
В 4 часа 30 минут противник начал артподготовку, но она была плохо организована. В 5 часов 30 минут немцы начали наступление. Как только противник начал наступление, Константин Константинович позвонил Верховному и коротко доложил о начатых противником боевых действиях. «Когда немецкие войска перешли в наступление, у меня как будто бы гора с плеч свалилась», — сказал мне Рокоссовский.
Только человек, несущий или когда-либо несший на своих плечах огромное бремя ответственности, и какой ответственности, сможет полностью понять эти слова… Интересная деталь, которая выяснилась позже. Немцы должны были начать свою артиллерийскую подготовку в 2 часа 30 минут, но массированный артиллерийский огонь, открытый по распоряжению Рокоссовского на десять минут раньше нашими войсками, спутал все карты немцам, так как они думали, что русские сами начали наступление. Лишь выждав и не увидев начала нашего наступления, противник начал свою артподготовку, но не мог провести ее в намеченном темпе и объеме, поскольку понес значительные потери.
В полосе обороны Воронежского фронта из районов северо-западнее Белгорода 5 июля противник тоже начал наступление. Таким образом, стратегический замысел противника стал совершенно ясен. Две группировки противника — северная, наступавшая с орловского плацдарма, и южная, наступавшая с белгородского плацдарма, — начали боевые действия навстречу друг другу с целью окружить войска двух наших фронтов — Воронежского и Центрального, оборонявших огромную Курскую дугу.
Я излагаю события так, как они представлялись мне в то время, и так, как оценивали их Ставка и Верховный Главнокомандующий. Главные события развертывались на Центральном фронте. Именно здесь шло перемалывание войск противника. Именно здесь, на этом фронте, прямо на поле боя немецкие командиры кончали жизнь самоубийством, видя свою несостоятельность… И действительно, мастерски организованная на Центральном фронте оборона, почти всегда на тех направлениях, где активно действовал противник, при наличии у нас крупных подвижных резервов, в особенности противотанковых, которые вовремя появлялись всегда там, где это было в данный момент необходимо, — выстояла! Противник действовал на узком фронте массой танков и артиллерии, которой было 3500 стволов, при поддержке тысячи самолетов, но за шесть суток кровопролитнейших боев с 5 по 11 июля он смог вклиниться в нашу оборону на Центральном фронте всего лишь на 6-12 километров.
На Воронежском фронте дело обстояло иначе. Здесь противник, также сосредоточив силы и средства на узком участке, довольно быстро преодолел нашу оборону и вклинился на глубину до 35 километров. Положение на Воронежском фронте создалось угрожающее. Предназначенную из резерва Ставки для усиления войск Центрального фронта 27-ю армию, которой командовал С. Г. Трофименко, было приказано без всяких задержек направить в распоряжение Воронежского фронта. Кроме того, на войска Центрального фронта была возложена еще новая задача — оборона Курска, если с юга войска противника, преодолев оборону войск Воронежского фронта, прорвутся и пойдут на этот город. Для выполнения такой задачи требовались войска, но их не дали и предложили обходиться своими силами. Сталин прямо предупредил Рокоссовского, что положение на Воронежском фронте тяжелое, в связи с чем ему следует рассчитывать только на свои силы. Центральный фронт справился с возложенными на него задачами и разгромил противостоящие силы противника, не получив для этого дополнительно никаких резервов Ставки.
Курская битва, мне кажется, в последнее время не имеет правильного отображения. Говорят даже, что на Воронежском фронте был решен успех этой битвы. На самом деле это не так. Как уже отмечалось, на Воронежском фронте в первоначальный период наступления противника сложилось неблагоприятное положение для наших войск, ибо немцы прорвали здесь оборону и устремились в этот прорыв своими танками. Лишь вводом наших армий, а затем и вводом в сражение целого фронта, стоявшего в затылок войскам Воронежского, положение было восстановлено. Танковый встречный бой у Прохоровки является следствием прорыва противника в глубину нашей обороны. Это не заслуга командования Воронежского фронта, а вынужденный ввод войск из резерва Ставки Верховного Главнокомандования для пресечения дальнейшего продвижения противника. Вообще надо сказать, что в этой битве командование Воронежского фронта показало себя плохо, а его командующий генерал Ватутин показал свою неподготовленность к ведению боевых оборонительных операций в новых, современных условиях ведения войны. Не Воронежский фронт восстанавливал положение, то есть ликвидировал прорыв противника, а восстанавливали это положение уже два фронта — Степной, под командованием генерала И. С. Конева, и Воронежский.
Битва на Курской дуге была классическим примером, как нужно организовывать глубокоэшелонированную оборону в ожидании наступления противника и как не нужно этого делать. На примере битвы на Курской дуге показана современная организация обороны и устаревшая, не пригодная в новых условиях ведения войны. Спасло положение наличие находившегося сзади Степного фронта. А что могло бы быть, если бы позади не было генерала Конева с его войсками? И в то же самое время в битве на Курской дуге мы имеем пример организации обороны, соответствующей современной войне, где применяются массы танков. Такая оборона была организована командующим Центральным фронтом генералом К. К. Рокоссовским.
Ведется разговор о том, что противник имел против Воронежского фронта главные силы, а против Центрального меньшие, то есть не главные. Однако сопоставление этих сил говорит о том, что если против войск Ватутина танковых дивизий противника было на две больше, то пехотных дивизий на три меньше, чем против войск Рокоссовского. Такое соотношение не дает права говорить о каком-то существенном превосходстве, тем более для того, чтобы обосновать введение целого другого фронта с огромным количеством войск для ликвидации прорыва. Дело здесь совсем в другом, а именно в том, что генерал Ватутин все свои силы и средства распределил почти поровну, распылил по всей занимаемой фронтом полосе, в связи с чем и не мог противостоять сконцентрированным силам противника на узком участке фронта, удобном для действий танковых масс. Имея, по сути дела, равные силы со своим соседом справа — генералом Рокоссовским, Ватутин не только не смог из-за неправильной организации обороны успешно отражать натиск противника, но и потянул на себя все силы Степного фронта, предназначенные для того, чтобы после отражения удара противника и перехода войск фронтов в контрнаступление развить его вводом свежих сил. Такая возможность в связи с неудачной организацией обороны на Воронежском фронте была упущена.
Когда я учился в начале пятидесятых годов в академии имени К. Е. Ворошилова, тогда именно так разбиралась битва на Курской дуге. Что же касается Верховного, да и не только его, то было единое мнение, что ведущую роль в этой битве сыграли войска Центрального фронта. А ведь генерал Ватутин был первым заместителем начальника Генерального штаба еще до войны. Кому же, как не ему, было осуществлять новейшие идеи в военном искусстве? Он же, командуя Воронежским фронтом на Курской дуге, неоднократно предлагал и настаивал на нанесении упреждающего удара по противнику, то есть предлагал нам первым начать наступление. Можно лишь гадать, что у него получилось бы, если бы он начал наступление на те силы, которые обрушились на него самого и получили такой успех.
Я вовсе не хочу чем-либо опорочить лично Ватутина или лиц, работавших с ним. Хочу лишь восстановить истину, то, что было на самом деле. Этим примером хочу также подчеркнуть и то, что не всем тогда была понятна природа современного оборонительного сражения, и не только генералу Ватутину, а и ряду стоявших над ним товарищей. Если бы это было не так, то командующего Воронежским фронтом своевременно бы поправили и обязали бы организовать оборону по образу и подобию уже организованной обороны у Рокоссовского. Однако винить кого-либо в этом нельзя, ибо проверялись, по сути дела, две системы обороны, из которых одна оправдала себя, выдержав испытание, другая такого испытания не выдержала. На примере изложенного мне еще раз хочется показать, сколь весома роль командующего фронтом во время ведения войны. Как бы и кто бы ему ни помогал, какие бы представители у него ни были, лишь командующий решал дела на вверенном ему фронте, и в зависимости от его кругозора, его образа мышления, его способности предвидения, его воли и решительности зависел успех или неуспех проводимых войсками его фронта операций.
Выдающаяся роль Константина Константиновича в битве на Курской дуге бесспорна. Не могу не сказать здесь и о том, что в подготовительный период у Рокоссовского не один раз бывал Г. К. Жуков, который всецело одобрял деятельность Константина Константиновича по организации многополосной обороны и помогал ему в этом. Вот действительно два достойных полководца, внесших огромный вклад в разгром врага.
К. К. Рокоссовский после Москвы и Сталинграда еще раз блестяще проявил свои военные дарования. Можно только сожалеть, что его предложение о целесообразности объединения обороны Курской дуги в одних руках не было претворено в жизнь.
Авиация дальнего действия активно помогала войскам Центрального и Воронежского фронтов. За дни оборонительных боев на Курской дуге в интересах этих фронтов на орловском и белгородском направлениях был сделан 2601 самолето-вылет. Из них непосредственно по войскам противника, технике и переправам — 2148.
12 июля началось последовательное контрнаступление наших войск с целью ликвидации орловского и белгородского выступов и дальнейшего продвижения на запад. Первыми начали контрнаступление войска Брянского фронта под командованием генерала М. М. Попова[94], во взаимодействии с левым крылом Западного фронта (командующий В. Д. Соколовский). 15 июля начал контрнаступление Центральный фронт, своим правым флангом нанося удар на северо-запад — навстречу войскам Брянского и Западного фронтов. 3 августа перешли в наступление войска Воронежского и Степного (командующий И. С. Конев) фронтов. 7 августа перешли в наступление основные силы Западного фронта. Таким образом, контрнаступление развернули пять наших фронтов.
Перейдя в контрнаступление, войска Центрального фронта на себе испытали всю сложность и тяжесть преодоления подготовленной обороны противника, хотя она держалась уже сильно поредевшими, понесшими огромные потери частями и соединениями врага. Немцы оборонялись отчаянно, применяя подвижную оборону, организованно отходили с одного рубежа на другой, бросая все время в контратаки свои танковые части и широко применяя маневр как силами, так и средствами. Вот здесь и уместно вспомнить всю настойчивость Рокоссовского, я бы сказал, всю его изобретательность, с которыми он отстаивал свои предложения о том, чтобы выиграть время и заставить немцев наступать первыми. Оказываемое упорное сопротивление указывало на то, что нанеси мы упреждающий удар, и битва на Курской дуге могла бы иметь иные результаты…
Боевыми действиями Брянского фронта, во взаимодействии с войсками Западного и Центрального фронтов, началась ликвидация орловского плацдарма противника. Оборона немцев была прорвана и, преодолевая ожесточенное сопротивление, наши войска 20 июля освободили Мценск, 23 июля — Болхов, сильный укрепленный район севернее Орла, и, развивая наступление, 5 августа штурмом овладели Орлом. Поддерживая наступательные операции наших войск, АДД бомбила опорные пункты противника, уничтожала его живую силу и технику в местах их сосредоточения, а также и на переднем крае его обороны в районах северо-восточнее и северо-западнее Волхова и восточнее Орла; препятствовала перевозкам противника в районах Брянского и Орловского железнодорожных узлов; разрушала летные поля и уничтожала самолеты противника на аэродромах. За период ликвидации орловского плацдарма противника с 12 июля по 6 августа АДД, произвела 4031 самолето-вылет.