Глава 35 Буря перед бурей

Глава 35

Буря перед бурей

Апрель 1997

Трудно поверить, но спустя девять месяцев после того, как моя яхта пошла ко дну, я медленно, но верно продолжал жить как жил. В своем стремлении разрушить свою жизнь мне удалось придумать хитроумный способ — и довольно логичный, нужно сказать, — подняться на новый уровень саморазрушения. Я просто перешел с таблеток на кокаин. Настало время перемен, думал я, — и сказать по правде, я был уже сыт всем этим по горло. Мне осточертело, что я либо несу какой-то бред, либо засыпаю в самой неподходящей обстановке.

Поэтому, изменив привычке начинать свой день с кваалюда и кофе со льдом, я взбадривал себя щепоткой боливийского белого порошка, тщательно следя за тем, чтобы разделить дозу точно поровну: половина — в одну ноздрю, половина — в другую. Я словно боялся, что одна часть моего мозга пострадает больше, чем другая. О да, это был поистине Завтрак для Чемпионов! Завершали этот завтрак три миллиграмма ксанакса — просто для того, чтобы справиться с паранойей, неизбежным следствием подобной диеты. А на десерт — и это при том, что я уже полностью избавился от болей в спине, — я обычно вмазывал сорок пять миллиграммов морфина, исключительно потому, что кокс и опиаты удивительно удачно дополняют друг друга. И потом, если масса докторов прописывали мне морфин, значит, ничего дурного в нем нет. И почему тогда я должен отказывать себе в этом удовольствии?

Как бы там ни было, за час до ланча я заглатывал первую дозу кваалюда — четыре таблетки, за которыми следовал еще грамм кокса, чтобы справиться с навалившейся усталостью. Правда, я по-прежнему не мог отказаться от привычки глотать по двадцать таблеток кваалюда в день, зато теперь я, по крайней мере, использовал их, так сказать, более здоровым и продуктивным способом — исключительно как противовес коксу.

Это была гениальная система, и она идеально работала… до поры до времени. Но, как и всегда, в бочке меда нашлась и ложка дегтя: теперь я спал не более трех часов в неделю, и к середине апреля благодаря этому превратился в законченного параноика. Дело дошло до того, что я под кайфом пару раз пальнул в сторону нашего молочника из дробовика. Конечно же, думал я в тот момент, молочник раззвонит на всю округу, что Волк с Уолл-стрит не из тех, кто любит шутить, он храбрец, и он вооружен и готов ко всему — Волк даст отпор любому, у кого хватит наглости вторгнуться на его территорию, — даже если его охранники хлопают ушами.

Вот так все и шло — до середины сентября, когда брокерская фирма «Стрэттон» внезапно была закрыта. По странной иронии судьбы, виноваты в этом были не федералы, которые давно точили зуб на «Стрэттон», а самодовольные тупицы из Национальной ассоциации биржевых дилеров. Они исключили «Стрэттон» из реестра, обвинив компанию в махинациях с ценными бумагами и многочисленных нарушениях торговой практики. В конце концов от «Стрэттон» все стали шарахаться, как от чумы, а с точки зрения юридической это был последний гвоздь в гроб компании. Членство в Ассоциации было необходимым условием для продажи ценных бумаг за пределы штата — вылетев из Ассоциации, можно было ставить крест на любом бизнесе. Поэтому Дэнни, скрепя сердце, был вынужден закрыть фирму и распустить служащих. Эра процветания, длившаяся целых восемь лет, подошла к концу. Как вы, наверное, помните, я хотя и не был до конца в этом уверен, но подозревал, что нечто подобное однажды произойдет.

«Билтмор» и «Монро Паркер» по-прежнему крепко стояли на ногах — и все так же отстегивали мне по миллиону за каждую сделку, — хотя приходилось учитывать возможность того, что владельцы (за исключением Алана Липски) в один прекрасный день сговорятся выступить против меня. Как и когда это произойдет, я, конечно, не знал, но такова уж природа заговоров, особенно когда заговорщики — твои ближайшие друзья.

В отличие от них, Стив Мэдден уже плел против меня заговор. Отношения между нами окончательно испортились — по словам Стива, исключительно по моей вине, поскольку, мол, я являлся в офис обдолбанный, а его это бесило. На что я неизменно посылал его на хрен, напоминая, что, не будь меня, этот самодовольный засранец до сих пор торговал бы башмаками из багажника своей развалюхи. Так это или нет, но акции его нынче продавались по тринадцать баксов, и недалек был тот день, когда они будут стоить двадцать.

Число фирменных магазинов выросло до восемнадцати, а поставки в наши корнеры в универмагах были предоплачены на два года вперед. Оставалось гадать, что Стив думает обо мне — человеке, которому принадлежит восемьдесят пять процентов акций его компании и который вот уже четыре года контролировал их стоимость. Теперь, когда «Стрэттон» ушел с рынка, удерживать цену его акций я больше не мог. Стоимость «Стив Мэдден Шуз» определялась спросом и предложением — росла и падала в соответствии с финансовым положением самой компании, а не в результате деятельности той брокерской фирмы, которая ее представляла. Что же до Сапожника, то он был просто обязан строить против меня козни. Да, это правда: я действительно приходил в офис под кайфом, и это было нехорошо, однако вряд ли это можно считать достаточным основанием, чтобы выдавить меня из фирмы, а заодно и прикарманить принадлежавший мне пакет акций. Но мог ли я что-то предпринять, чтобы ему помешать?

Да, между нами существовало тайное соглашение, но оно касалось лишь моего первоначального пая в 1,2 миллиона долларов. Что же до пакета акций, то они были куплены на имя Стива, и никаких бумаг, подтверждающих, что они принадлежат мне, не существовало. Попытается ли Стив прибрать к рукам акции? Или попробует отобрать у меня сразу все — не только акции, но и опционы? Возможно, этот ублюдок рассчитывает, что у меня не хватит духу обнародовать условия нашей тайной сделки, поскольку, стань она достоянием гласности, пострадаем в равной степени мы оба.

Что ж, если так, его ждало жестокое разочарование. Шансы на то, что ему удастся безнаказанно ограбить меня, были равны нулю. Я бы сделал все, чтобы помешать этому, — даже если бы в результате за решетку отправились мы оба.

Будучи человеком здравомыслящим, я так или иначе учитывал подобную возможность, однако при моем нынешнем параноидальном состоянии эти подозрения пустили самые ядовитые и разветвленные корни в моей душе. Но собирается Стив обобрать меня или нет — не имело большого значения; в любом случае я не позволю ему этого. В моих глазах он стоил не больше, чем Виктор Вонг, Испорченный Китаец. Да, Виктор в свое время тоже попытался меня трахнуть — и я пинком под зад отправил его назад в Чайнатаун.

Наступила вторая неделя апреля — последний раз я показывался в офисе «Стив Мэдден Шуз» чуть ли не месяц назад. Был вечер пятницы, я был дома, сидел у себя в кабинете за письменным столом красного дерева. Герцогиня уже перебралась в Вестхэмптон, а детей на выходные отправили к ее матери. Я остался наедине со своими мыслями — и начал готовиться к войне.

Прежде всего я набрал Вигвама:

— Позвони Мэддену и скажи ему, что в качестве эскроу-агента[19] ты хочешь уведомить его о своем решении обналичить сто тысяч акций, причем немедленно. Их стоимость составляет примерно 1,3 миллиона, плюс-минус несколько баксов. Напомни ему, что, согласно нашей договоренности, у него есть право продать и свою долю акций одновременно со мной, что означает, что он может продать не более 17 000 акций. Будет он их на самом деле продавать или нет, мне плевать.

— Чтобы избавиться от них быстро, мне понадобится его подпись, — возразил Вигвам. — А что, если он откажется?

Я сделал глубокий вдох, чувствуя, что начинаю закипать.

— Если он откажется, скажи ему, что по условиям эскроу-соглашения ты имеешь право отказать ему в праве выкупа и продать акции в частном порядке. Скажи, что я уже согласился их купить. И передай этому лысому сукиному сыну, что в этом случае у меня будет на пятнадцать процентов акций компании больше, что означает, что мне придется подать в Комиссию по ценным бумагам и биржам финансовую отчетность по форме 13-Д, и тогда каждая собака на Уолл-стрит узнает, как этот гад пытался обвести меня вокруг пальца.

Передай этому сукиному сыну, что я позабочусь, чтобы об этом узнали все, и что каждую гребаную неделю я стану скупать на рынке все имеющиеся акции, что означает, что мне раз за разом придется заполнять форму 13-Д.

Скажи этому сукиному сыну, что буду скупать их до тех пор, пока не получу пятьдесят один процент акций его компании, и тогда я дам ему пинка под зад, — я с трудом перевел дыхание. Сердце мое колотилось как бешеное. — А еще скажи ему, пусть не думает, что я блефую, потому что даже если он зароется в какой-нибудь чертов бункер, я все равно отыщу и уничтожу его, — пошарив в ящике стола, я нащупал портфель, в котором лежал пакет с кокаином, и было в этом пакете не меньше фунта.

— Послушай, я сделаю все, что ты скажешь, — ответил Вигвам Слабак. — Только хорошенько подумай. Ты самый умный парень из всех, кого я знаю, но сейчас ты явно действуешь… не вполне рационально. Как твой адвокат, я не советую тебе предавать ваше соглашение оглас…

Но я не дал ему договорить.

— Мать твою, Энди, позволь мне сказать тебе кое-что: ты, мать твою, не имеешь понятия, до какой степени мне наплевать на комиссию, чтоб ее и все такое прочее.

На этих словах я открыл портфель, вытащил из стола игральную карту и подцепил краешком порцию кокса, достаточную для того, чтобы оглушить синего кита. Затем высыпал его на поверхность стола, нагнулся, окунул нос в порошок, глубоко втянул его носом и продолжил:

— Мне, мать твою, наплевать и на этого ублюдка Коулмэна, — я говорил, а мое лицо было облеплено белым порошком. — Он копал под меня четыре года, мать его, да так ни хрена и не накопал! — Я пару раз встряхнул головой, пытаясь избавиться от тумана, который уже заволакивал мне мозги. — У него нет никакой возможности взять меня за задницу с помощью этого соглашения. Для Коулмэна такое немыслимо. Он человек чести, поэтому захочет прихватить меня на чем-то реальном. Ну типа как Аль Капоне взяли за неуплату налогов. Так что хрен с ним, с Коулмэном!

— Ясно, — буркнул Вигвам. — Но я хотел попросить у тебя кое-что.

— Что именно?

— У меня в последнее время напряг с деньгами, — выдержав эффектную паузу, произнес мой личный адвокат. — Знаешь ведь, Дэнни перекрыл мне кислород, когда запретил пустить в ход «тараканью» стратегию. В конце концов, я до сих пор жду оформления брокерской лицензии. Не мог бы ты пока что выручить меня?

Невероятно! Я ушам своим не верил. Мой собственный эскроу-агент разводит меня на бабки! Вот сукин сын!

— Сколько тебе нужно?

— Не знаю, — едва слышно пискнул Вигвам. — Может, пару сотен тысяч?

— Идет! — рявкнул я. — Дам тебе четверть миллиона, если прямо сейчас позвонишь этому сукиному сыну Мэддену, а после мне и сообщишь, что он скажет. — Злой, как черт, я швырнул трубку, не попрощавшись. Потом снова окунул лицо в кокаин. Телефонный звонок раздался минут через десять.

— Ну, что сказал этот сукин сын? — прорычал я.

— Тебе это не понравится, — предупредил Вигвам. — Он отрицает, что подобное соглашение вообще существует. Говорит, что это было бы незаконно, и он уверен, что ты ни за что не пошел бы на то, чтобы предать подобное гласности.

Я глубоко вздохнул, пытаясь сдержаться.

— Стало быть, он решил, что я блефую, так?

— Скорее всего, — ответил Вигвам. — Но он сказал, что предпочитает договориться по-дружески. И предлагает тебе выкупить у него акции по два бакса за штуку.

Разминая затекшую шею, я быстро сосчитал в уме, сколько это будет. Если я заплачу ему по два доллара за акцию, значит, он ограбит меня почти на 13 лимонов, и это только акции; но у него оставался еще миллион моих опционов по цене использования около семи долларов за штуку.

Сегодняшняя стоимость опционов — тринадцать долларов — означала, что их можно прямо сегодня продать за шесть. Вот вам и еще шесть миллионов. То есть он рассчитывает кинуть меня на 19 лимонов! Странно, но я даже не очень злился. В конце концов, я знал это с самого начала, с того самого дня, когда сам же предупреждал Дэнни, что Стиву нельзя верить ни на грош. Собственно говоря, по этой самой причине я и заставил Стива подписать это эскроу-соглашение и передать мне акционерный сертификат.

Да и с чего бы мне злиться? В конце концов, это недоумки из Национальной ассоциации дилеров по ценным бумагам толкнули меня на кривую дорожку. У меня не оставалось выбора, кроме как вывести свои активы, якобы передав их Стиву, но я принял все меры предосторожности — подготовился к любой неожиданности. Мысленно перебирая в памяти историю наших отношений, я не нашел ни единой ошибки. И хотя трудно было отрицать, что являться в офис под кайфом — не самый разумный поступок, но все же это был лишь повод, а не причина. Стив так или иначе постарался бы избавиться от меня; мое пристрастие к коксу лишь дало ему удобный предлог.

— Ладно, — уже спокойнее проговорил я. — Я скоро уезжаю в Саутхэмптон, так что давай вернемся к этому в понедельник утром. Можешь больше не звонить Стиву. Просто подготовь все нужные документы для покупки акций. Пора перейти к военным действиям.

Саутхэмптон! Здесь обитают только сливки общества! Да, да, именно здесь теперь располагался мой новый загородный дом — прямо на взморье! Пришло время двигаться дальше, а Вестхэптон на придирчивый вкус Герцогини был слишком уж плебейским. Кроме всего прочего, там было полным-полно евреев, и я был уже по горло сыт ими, хотя и был одним из них. Донна Каран (еврейка, но высший сорт) купила себе дом к западу от Вестхэмптона, Генри Крейвис (тот же случай) — к востоку. Выложив 5,5 миллиона (и это еще недорого), я стал обладателем очаровательного серо-белого особняка в постмодернистском стиле площадью десять тысяч квадратных футов на Мидоу-Лейн, самой фешенебельной улице на планете. Фасад дома выходил на залив Шайнкок; из окон в задней части дома был виден Атлантический океан; закаты и восходы каждый день окрашивали его в немыслимые оттенки алого, желтого, оранжевого и голубого. Словом, дом был поистине великолепен — настоящее логово Дикого Волка.

Проезжая кованые ажурные ворота моего поместья, я чуть не лопался от самодовольства. Еще бы, я сижу за рулем новехонького ярко-синего «бентли» стоимостью 300 000 баксов! А в бардачке достаточно кокса, чтобы поставить на уши весь Саутхэмптон!

Я был тут только однажды, месяц назад, когда дом еще стоял без мебели, — заехал вместе с Дэвидом Дэвидсоном, одним из своих деловых партнеров. Конечно, именовать его «партнером» было жестокой шуткой, учитывая, что я при каждой встрече с трудом мог припомнить, как его зовут. Но как бы там ни было, этот Дэвидсон был владельцем брокерской фирмы под названием «Ди Эл Кромвелл», куда перебежала часть бывших стрэттонцев; но главное, что мне в нем нравилось, — это то, что он тоже подсел на кокаин. В тот вечер, когда я показывал ему мой новый дом, мы с ним первым делом завернули в «Гранд Юнион» и прикупили пятьдесят баллончиков взбитых сливок «Редди Вип». После чего приехали ко мне, уселись прямо на пол и оттянулись по полной — пшикали из баллончиков прямо в ноздрю и вдыхали закись азота — веселящий газ, который входил в состав этой дряни в качестве пропеллента. Просто чума — особенно если чередовать это с понюшками кокаина.

Да, вечерок выдался прекрасный — но это было ничто по сравнению с тем, что намечалось на сегодняшний вечер. Герцогиня уже обставила дом — потратив почти два миллиона из денег, которые я зарабатывал потом и кровью. Она с таким упоением предавалась этому занятию, так прессовала беднягу-декоратора, что едва не довела его до нервного срыва, но при этом находила время, чтобы постоянно шпынять меня из-за кокса.

Да пошла она на хрен! Кто она такая, чтобы указывать мне, что я должен делать, особенно если я пристрастился к коксу ради ее же собственной пользы? Это ведь она постоянно твердила, что бросит меня, поскольку в ресторане я засыпаю прямо за столом. Поэтому я и перешел на кокс. А теперь она то и дело твердит мне: «Ты болен. Ты уже целый месяц не спал. Ты больше не занимаешься со мной любовью. И похудел так, что весишь всего сто тридцать фунтов. Не ешь ничего, кроме хлопьев. И цвет лица у тебя совершенно зеленый».

Да подумаешь! Это ведь я дал ей возможность вести Настоящую Жизнь, а в ответ она же воротит от меня нос! Ну и хрен с ней! Легко ей было любить меня, когда я был болен. Все эти ночи, когда я мучился от боли, она возилась со мной, поправляла мне подушки и твердила при этом, как она любит меня несмотря ни на что. И вот теперь выясняется, что это был просто хитроумный план. Что ж, отлично. Просто здорово! Пусть катится на все четыре стороны. Она мне больше не нужна. Собственно говоря, мне вообще никто не нужен.

Все эти мысли кружились у меня в голове, пока я поднимался по ступенькам красного дерева и открывал парадную дверь своего нового дома.

— Привет! — громогласно объявил я, переступив порог. Задняя часть дома была сплошь стеклянной, и уже стоя на пороге, я мог любоваться Атлантическим океаном. В семь часов вечера в это время года солнце садилось прямо у меня за спиной, словно пытаясь утопиться в заливе, и окрашивало воду в королевский пурпур. Пришлось признать, что дом выглядит потрясающе. Трудно было отрицать, что Герцогиня — хотя временами она становится настоящей занудой — обладает прекрасным вкусом. Из холла вы попадали прямо в гостиную — просторную, с высокими потолками. Правда, мебели там было столько, что легко было заблудиться. Заваленные подушками диваны, козетки, стулья, кресла, оттоманки постоянно попадались под ноги. И вся эта гребаная мебель была либо белой, либо темно-серой, очень загородной на вид и слегка потертой, что было признаком особого шика.

И тут появился Комитет по Встрече Хозяина Дома — толстуха-кухарка Мария и ее муж Игнасио, коротышка-дворецкий ростом лишь чуть повыше жены и с чрезвычайно вредным характером. Уроженцы Португалии, они неизменно подчеркивали, что ведут хозяйство в стиле, основанном на вековых традициях. Я слегка презирал их — потому что их презирала Гвинн, а Гвинн была одной из немногих, кто по-настоящему понимал меня, — она да еще мои детки. Кто их знает, эту парочку, — можно ли им вообще доверять? Придется за ними следить… а если понадобится, то и нейтрализовать, решил я.

— Добрый вечер, мистер Белфорт, — приветствовал меня дуэт. При этом Игнасио чопорно поклонился, а Мария сделала книксен. — Как поживаете, сэр? — добавил Игнасио.

— Лучше не бывает, — буркнул я. — Где моя любящая жена?

— В городе. Отправилась по магазинам, — ответила кухарка.

— Какой сюрприз! — прорычал я, протискиваясь мимо них в дом. Под мышкой у меня был саквояж от Луи Вюиттона, битком набитый наркотой.

— Обед подадут в восемь, — чинно объявил Игнасио. — Миссис Белфорт просила передать, что гости будут к семи тридцати и что она хочет, чтобы вы были готовы к этому времени.

«Ах, мать твою!» — мысленно выругался я.

— Ладно, — пробормотал я. — Я буду в телевизионной комнате. Прошу меня не беспокоить. У меня много дел. — Я захлопнул перед их носом дверь, врубил «Роллинг Стоунз» на полную катушку и стал разбираться с наркотой в саквояже. Значит, Герцогиня велела, чтобы я был готов к половине восьмого? И что это, мать ее, значит? Что я должен напялить на себя гребаный смокинг… или, может, фрак с цилиндром? Что я ей — дрессированная обезьяна, твою мать? На мне были отличные серые свободные брюки спортивного покроя и белая футболка, и я, мать ее, не собираюсь переодеваться! В конце концов, кто тут за все платит? Я? Или, может, кто другой? Как у нее вообще хватает наглости мне приказывать!

Восемь вечера, кушать подано! А кому он вообще нужен, этот обед? По мне, так хлопья с обезжиренным молоком куда лучше, чем все эти гребаные разносолы, которые готовит Мария и от которых так тащится Герцогиня!

Обеденный стол имел форму лошадиной подковы. Приглашенных к обеду гостей еще можно было как-то терпеть — в отличие от Герцогини. Моя жена сидела напротив меня на другом конце стола — настолько далеко от меня, что проще было бы разговаривать по телефону, чем перекрикиваться через стол. Надо было признать, выглядела она офигительно. Однако таким бабам, на которых женятся лишь для того, чтобы соседи завидовали, — а Герцогиня была именно такой женой, — так вот, таким бабам, думал я, грош цена в базарный день. Хорошая жена не будет грызть своего мужа без всякого повода. Практически без всякого повода.

Справа от меня сидели Дэйв и Лори Билл, притащившиеся на наш обед аж из Флориды. Лори была хорошенькая блондиночка, знавшая свое место, — у нас с ней было полное понимание. Одна беда — она вечно смотрела в рот Герцогине, которая, пользуясь этим, не упускала случая рассказать ей про меня очередную гадость. Так что полностью доверять Лори я не мог.

Иное дело ее муж, Дэйв. Ему можно было доверять — ну, более или менее. С виду типичный здоровенный деревенский бугай — шесть с лишним футов ростом, двести пятьдесят фунтов литых мышц. Учась в колледже, он подрабатывал вышибалой. Как-то раз один из посетителей полез в драку, и Дэйв крепко приложил его по черепу — так крепко, что вышиб бедолаге глаз. Говорят, глаз буквально висел на ниточке. В недавнем прошлом Дэйв служил охранником в «Стрэттон», а теперь работал на «Ди Эл Кромвелл». Попроси я его вышвырнуть за ворота кого-нибудь из гостей, Дэйв был бы только рад оказать мне эту маленькую услугу. Я знал, что могу смело на него рассчитывать.

Слева от меня устроилась еще одна супружеская чета — Скотт и Андреа Шнейдерман. Скотт был типичным «мальчиком с Залива», хотя друзьями детства мы с ним не были. При этом Скотт был убежденным гомосексуалистом — и одному богу известно, ради чего ему понадобилась жена. Возможно, чтобы завести детей? Один ребенок у них действительно был — дочка. Кстати, Скотт раньше тоже работал на «Стрэттон», хотя инстинкты убийцы у него напрочь отсутствовали. В настоящее время он был не у дел и присутствовал здесь по одной-единственной причине — Скотт был моим пушером. У него были связи во всех аэропортах, и он умудрялся поставлять мне чистейший кокс прямо из Колумбии. Жена его — пухлая молчаливая брюнетка — если и открывала рот, то лишь для того, чтобы ляпнуть очередную банальность.

После четырех перемен блюд и двух с половиной часов мучительной беседы часы наконец пробили одиннадцать.

— Пошли, парни, — кивнул я Дэйву и Скотту, — пойдем, какое-нибудь кино посмотрим.

Встав из-за стола, я направился в домашний кинозал с Дэйвом и Скоттом в арьергарде. Почему-то я был уверен, что Герцогиня так же мало горит желанием пообщаться со мной, как и я с ней. И это не могло не радовать. Наш брак практически распался. Развод — лишь вопрос времени.

То, что последовало потом, началось с осенившей меня гениальной идеи: поделить имеющийся у меня запас кокса на две отдельные вечеринки. Первая состоится прямо сейчас — на нее я выделил восемь граммов, этого должно хватить на два часа, которые мы проведем в кино.

После этого поднимаемся в игровую — сыграем в дартс или перекинемся в картишки. А в два часа ночи вернемся в кинозал и продолжим. Для этого этапа у меня было припасено еще двадцать граммов чистейшего, 98-процентного кокаина. Вынюхать такое за один вечер по плечу лишь Волку с его верными друзьями.

В соответствии с этим планом мы трое и действовали: следующие два часа торчали в кинозале, таращась на экран и то и дело втягивая через золотую трубочку кокс. Звук мы выключили, вместо этого врубили на полную «Симпатию к дьяволу» «Роллинг Стоунз» и стали гонять песню в повторе раз за разом. Потом поднялись в игровую. Как только часы пробили два, я сказал:

— Ну, парни, настало время улететь по-настоящему. За мной, и да здравствует рок-н-ролл!

Мы снова спустились вниз и молча уселись на диван. Я потянулся за коксом… но он пропал. Его не было! Какого дьявола?.. Что вообще происходит?!

Я покосился на Дэйва со Скоттом:

— Ладно, парни, хорош шутить. У кого из вас кокс?

Оба с недоумением уставились на меня. Первым опомнился Дэйв.

— Ты что, шутишь? Лично я его не брал! Богом клянусь!

— Не смотри на меня так! — с оскорбленным видом добавил Скотт. — Я бы никогда такого не сделал! Это ж смертный грех — стащить у кого-нибудь кокс!

После этого мы все трое встали на четвереньки и принялись обшаривать ковер. Спустя две минуты мы столкнулись лбами под экраном и ошеломленно уставились друг на друга. Ничего! Может, он завалился за подушки на диване? Мы кинулись переворачивать подушки. Ничего!

— Бред какой-то, — пробормотал я. — Этого просто не может быть.

И тут меня осенило: а что, если кокс каким-то непостижимым образом оказался внутри одной из подушек? Да, на первый взгляд невозможно, но ведь порой случаются и более странные вещи, разве нет?

— Сейчас вернусь, — пробормотал я сквозь сведенные судорогой зубы и рысью понесся на кухню. Вытащив из ящика нож для разделки мяса, я бегом вернулся в кинозал, вооруженный до зубов и готовый к любому повороту событий. В конце концов, это был мой кокс!

— Что это ты задумал? — испуганно спросил Дэйв.

— А то ты не знаешь! — упав на колени перед диваном, я с размаху всадил нож в одну из подушек. Перья — или чем она там была набита — полетели на ковер. Сиденье дивана состояло из трех подушек — еще три играли роль спинки. И минуты не прошло, как от всех них остались одни клочья.

— Мать твою! — скрежетал я зубами, принимаясь с остервенением кромсать стоявший рядом изящный диванчик для двоих. Опять ничего! У меня упало сердце. Что за… просто глазам своим не верю! Куда мог подеваться этот гребаный кокс?

Я уставился на Дэйва:

— Не помнишь, мы не заходили в гостиную?

— Не помню, — Дэйву явно было не по себе. — Слушай, может, просто забудем об этом?

— Спятил, мать твою?! Ну уж нет, я отыщу этот чертов кокс, даже если это будет последнее, что мне суждено сделать в этой жизни!

Повернувшись к Скотту, я угрожающе прищурился:

— Только не лги мне, Скотт! Были мы в этой гребаной гостиной или нет?

— Не помню, — Скотт отчаянно замотал головой. — Прости, но я правда не помню.

— Знаете, что, парни? — заорал я. — Вы двое — просто никчемные куски дерьма! Вам обоим не хуже моего известно, что этот чертов кокс просто завалился между подушками! Он где-то здесь и есть, и будь я проклят, если не отыщу его!

Поднявшись на ноги, я сбросил на ковер растерзанные останки подушек и, пинками расшвыривая клочья обивки и кучи перьев, направился в гостиную. В правой руке у меня все еще был мясницкий нож. Я скрипел зубами от ярости.

Нет, вы только на нее поглядите! Неужели она думает, что ей сойдет с рук то, что она накупила всю это долбаную мебель! Почувствовав, что я уже на грани, я сделал глубокий вдох. Нужно успокоиться, отчаянно взывал мой рассудок.

Но ведь какая это была гениальная идея — приберечь кокс до двух часов утра! Вечеринка бы вышла что надо… а тут эта долбаная мебель! Ну, мать твою, держитесь! Опустившись на колени, я принялся за дело. Забыв обо всем на свете, я методично продвигался вперед, кромсая в клочья все, что попадалось мне под руку, вплоть до обивки кресел и стульев. Скотт с Дэйвом замерли на месте, в ужасе глядя на меня во все глаза.

И тут меня точно обухом по лбу ударило — ну, конечно, как же я сразу не сообразил! Кокс же наверняка спрятан в ковре! Я уставился на темно-серый ковер. Интересно, сколько стоит эта штука? Сто тысяч? Может, двести? Мать твою, с какой же непостижимой легкостью она тратит мои деньги! Я принялся, словно одержимый, полосовать ковер ножом.

Прошла минута… ничего! Усевшись на корточки, я окинул взглядом гостиную. От нее практически ничего не осталось. И тут на глаза мне попался бронзовый торшер — огромный, в человеческий рост. Бросившись к нему, я схватил торшер обеими руками и принялся со свистом вращать его над головой, словно скандинавский бог Тор, замахивающийся своим боевым молотом. А потом запустил его в камин. БАБАХ! Снова схватив нож, я победно поднял его над головой.

И тут в гостиную вбежала Герцогиня, одетая лишь в коротенькую ночную сорочку. Она была в ванной и, конечно, услышала этот дикий грохот. Я мимоходом отметил, что прическа у нее, как всегда, безупречна — впрочем, и ножки тоже. Итак, значит, снова пытаемся манипулировать мною? Снова пытаемся заставить меня плясать под свою дудку? Раньше это работало, но только не сейчас. Теперь я начеку. Теперь я гораздо, гораздо умнее!

— О боже! — закричала Герцогиня. — Прекрати сейчас же! Зачем ты все это устроил?

— Зачем? — прорычал я сквозь сведенные судорогой челюсти. — Хочешь знать, зачем, мать твою? Затем, что я гребаный Джеймс Бонд, мать твою! И я ищу секретную микропленку! Вот зачем!

У Герцогини отвалилась челюсть. Она в ужасе смотрела на меня.

— Ты болен, — беззвучно прошептала она наконец. — Тебе нужна помощь.

От этих слов я пришел в ярость.

— А не пошла бы ты, Надин? Кто ты такая, мать твою, чтобы решать, болен я или не болен? Хочешь дать мне по морде? Валяй, попробуй!

И тут… вдруг… жуткая боль в спине! Кто-то с размаху толкнул меня на ковер. Жуткая боль в руке!

— О, черт! — завопил я, извернулся, взглянул назад — и увидел, что Дэйв Билл сидит на мне верхом и выворачивает мне руку. Мясницкий нож со звоном упал на остатки ковра. Билл повернулся к Надин.

— Идите к себе, — хладнокровно сказал он. — Я о нем позабочусь. Все будет хорошо.

Надин унеслась в спальню и с грохотом захлопнула дверь. Через минуту я услышал, как в замке повернулся ключ.

Дэйв по-прежнему сидел на мне верхом. Я кое-как повернулся, наши глаза встретились, и я попытался улыбнуться.

— Все в порядке, — пробормотал я. — Можешь слезть с меня. Я просто пошутил. Честно, я бы и пальцем ее не тронул. Просто хотел показать, кто тут хозяин.

Но Дэйв, не обращая на мои слова никакого внимания и по-прежнему заломив мне руку за спину своей здоровенной лапищей, потащил меня к единственному уцелевшему стулу. Усадил меня, а потом бросил Скотту:

— Живо за ксанаксом.

Последнее, что я помню, это как Дэйв засовывает мне в рот две таблетки ксанакса.

Проснулся я среди ночи — следующей ночи. Почему-то я вновь был у себя в кабинете в Олд-Бруквилле — снова сидел за своим письменным столом красного дерева. Как я туда попал, не знаю, помню только, как поблагодарил Дневного Рокко. Это ведь Дневной Рокко извлек меня тогда из машины — ну в тот раз, когда я врезался в каменный столб собственного забора. Или это был Ночной Рокко?.. Да какая, мать твою, разница? Они оба подчиняются Бо, а Бо подчиняется мне… но Герцогиня не удостаивает вниманием ни того ни другого — стало быть, они не могут быть участниками заговора, который она тут задумала… Но мне все равно следует быть начеку.

«Ну, и где эта Скорбная Герцогиня?» — подумал я. После сцены с ножом я ее еще не видел. Она была дома — но при этом явно старалась не попадаться мне на глаза… она пряталась от меня! Может, отсиживается в спальне? Впрочем, неважно. Главное — это дети; ведь я хороший отец. Именно таким меня и запомнят: Он был хорошим отцом, превосходным семьянином и надежным кормильцем!

Выдвинув ящик, я вытащил портфель, в котором по-прежнему был фунт чистого кокса, снова рассыпал порошок по столу, зарылся в него лицом и блаженно втянул его обеими ноздрями.

— Господи ты боже мой! — пробормотал я через пару минут, поднял голову, откинулся на спинку кресла и тяжело задышал.

И тут произошло нечто странное — экран телевизора внезапно увеличился в несколько раз, и я услышал грубый голос, который обвиняющим тоном произнес:

— А тебе известно, который сейчас час? А где твоя семья? По-твоему, это забавно — в одиночку пялиться в телевизор среди ночи в таком состоянии? Посмотри на себя — пьяный, да еще под кайфом! Да ты хоть на часы взгляни — если они у тебя вообще есть!

Какого хрена?! Я машинально бросил взгляд на запястье. Естественно, у меня есть часы — массивные золотые «булгари» за 22 штуки баксов! Я попытался сфокусировать взгляд на экране телевизора. Господи… ну и рожа у этого ведущего! Мужик слегка за пятьдесят с массивной головой и толстой, как у борца, шеей — лицо его было довольно красивым, но слегка хищным, а седые волосы идеально уложены волосок к волоску. И тут вдруг в мозгу у меня всплыло его имя — Фред Флинтстоун!

А Фред между тем продолжал гнуть свое:

— Хочешь избавиться от меня прямо сейчас? А как насчет того, чтобы прямо сейчас покончить со своими вредными привычками? Алкоголь и наркотики убивают тебя! Но у нас найдутся ответы на все твои вопросы. Звони прямо сейчас, мы тебе поможем!

«Невероятно! — подумал я. — Это же наглое вторжение в частную жизнь!»

— Ах ты, сукин сын! — уставившись на экран, злобно забормотал я. — Дать бы тебе пинка под твой первобытный зад — да так, чтоб ты летел до самого Тимбукту!

Но Фред Флинтстоун как будто не слышал.

— Помни: признаться, что ты алкоголик и наркоман, не стыдно; стыдно не сделать попытку побороть это. Поэтому позвони нам прямо сейчас, и мы…

Я окинул взглядом комнату… вот что мне нужно — настольная статуэтка на подставке из зеленого мрамора. Целых два фута в высоту и при этом бронзовая — ковбой верхом на раскорячившейся лошади. Ухватив скульптуру одной рукой, я подошел к телевизору, прицелился хорошенько и с размаху швырнул ее прямо в ненавистную физиономию Флинтстоуна. БАБАХ! Конец придурку!

— Получил?! — глядя на потухший экран, я злобно оскалился. — Предупреждал же — не фига лезть ко мне со своими гребаными советами!

Я снова уселся за стол и со вздохом сунул нос (из него почему-то шла кровь) в рассыпанный по столу порошок. Но вдыхать не стал — просто уткнулся в него лицом, словно в подушку, и замер.

Мне было слегка стыдно — ведь дети в детской могли слышать. Но я ведь прекрасный отец и отличный семьянин, успокоил я себя, а двери у меня в доме все из красного дерева, так что сквозь них не долетает ни звука. Вернее, я так думал — пока не услышал на лестнице шаги. А секундой позже до меня долетел возглас Герцогини:

— Боже ты мой! Что ты опять натворил?!

Я поднял голову — я знал, что мое лицо сплошь облеплено коксом, но мне было наплевать. Я уставился на совершенно голую Герцогиню — вот, значит, как… снова пускаем в ход наши маленькие женские уловки!

— Фред Флинтстоун пытался пролезть в дом через телевизор, — объяснил я спокойно. — Но ты не волнуйся — я его пристукнул. Иди к себе и спокойно спи. Опасность миновала.

Герцогиня уставилась на меня, разинув рот. Руки она скрестила под грудью — я машинально таращился на ее соски. Проклятье… эта женщина до сих пор волнует меня! Трудно будет ее заменить… но придется… Но трудно, конечно.

— У тебя из носа кровь идет, — тихо сказала она.

Я помотал головой.

— Не преувеличивай. Совсем чуть-чуть. Сейчас ведь такое время года… аллергия…

Герцогиня вдруг заплакала.

— Или ты немедленно ложишься в больницу, или я ухожу! Прямо сейчас! Не могу я сидеть и смотреть, как ты убиваешь себя! Я слишком люблю тебя для этого… и всегда любила. Помни об этом всегда! — она выбежала из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Почему-то совсем не хлопнула.

— Иди ты! — заорал я ей вслед. — Никого я не убиваю, мать твою! Могу бросить в любую секунду, когда захочу! — Я подолом футболки вытер текущую из носа кровь. Решила отправить меня в больницу… ха! Шиш тебе! Я снова вытер нос. Да пошла она! Будь у меня эфир, можно было бы превратить кокаин в крэк. Тогда я мог бы его курить, и не было бы проблем с носом. Момент! Но ведь крэк можно, кажется, приготовить и без всякого эфира… кажется, с помощью обычной пищевой соды. Точно, в интернете наверняка есть рецепты!

Рецепт нашелся через пять минут. Спотыкаясь, я ринулся на кухню, трясущимися руками собрал нужные ингредиенты и вывалил их на кухонный стол. Потом налил в кофейник воды, засыпал туда кокаин, добавил пищевой соды, включил плиту и поставил кофейник на огонь. А вместо крышки водрузил поверх керамическую плошку с печеньем.

Затем взял стул и уселся возле плиты, уронив голову на стойку. Перед глазами все поплыло — закрыв глаза, я попытался слегка успокоиться. На меня навалилась ужасная сонливость, и вдруг… БАБАХ! Прогремел оглушительный взрыв! Мое варево разлетелось по кухне. Крэк был везде — на потолке, на полу, на стенах.

Через секунду на кухню ворвалась Герцогиня.

— Боже милостивый! Что опять произошло? Это что — был взрыв?! — перепуганная насмерть, она хватала воздух ртом.

— Ничего страшного, — пробормотал я. — Просто хотел испечь пирог… и нечаянно уснул.

Последнее, что я помню, были ее слова:

— Завтра рано с утра я переезжаю к маме.

Последней моей мыслью было — чем раньше, тем лучше!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.