Глава одиннадцатая Дебаты о разделе Палестины: попытка реализовать «План, продиктованный отчаянием»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава одиннадцатая

Дебаты о разделе Палестины: попытка реализовать «План, продиктованный отчаянием»

Многие полагали, что комиссия Пиля будет рекомендовать разделить Палестину на два независимых суверенных государства: еврейское и арабское. Идею подобного раздела поддерживал и доктор Х. Вейцман, предпочитавший образование маленького государства прямо сейчас неясной перспективе создания большого государства в относительно отдаленном будущем – перспективе, которая могла в любой момент оказаться под вопросом. 8 июня 1937 года Вейцман изложил свою аргументацию во время встречи, устроенной сэром Арчибальдом Синклером, на которой присутствовали У. Черчилль, Джеймс де Ротшильд и несколько парламентариев, поддерживавших сионизм: Лео Эмери, Клемент Эттли, полковник Джозайа Веджвуд и капитан Виктор Казалет. Обращаясь к Вейцману, Черчилль сказал, указывая на присутствующих: «Если вы попросите нас сражаться за вас, мы будем драться как тигры».

Вейцман, настаивая на немедленном разделе Палестины и образовании полноценного еврейского государства с «границами, проведенными так, чтобы они были адекватными и их можно было защищать», просил также довести квоту ежегодной еврейской иммиграции до 50 или 60 тысяч человек в год.

Во время этой встречи Черчилль горячо выступал против концепции раздела Палестины. Он сказал, что британскому правительству «нельзя доверять, они могут отщипнуть кусочек территории здесь, кусочек там, и тогда мечта доктора Вейцмана о том, чтобы еврейское государство могло ежегодно принимать до 60 000 иммигрантов, будет разбита с самого начала. Единственное, что могут сделать евреи, это держаться, держаться, держаться». «Раздел Палестины будет воспринят как уступка в ответ на арабское давление, – предупредил он. – Но даже таким образом еврейское государство все равно будет невозможно создать, потому что арабы немедленно начнут волнения и беспорядки и британское правительство в конце концов будет вынуждено отступить».

Черчилль сказал Вейцману, что «прекрасно сознает, что британское правительство не раз предавало евреев в прошлом, и чувствует стыд за то, что английские политики проснулись только сейчас, когда евреи были вынуждены обратиться к ним в момент отчаяния. Евреи должны подождать, пока вся Западная Палестина не будет принадлежать им, как следует из «Белой книги» 1922 года. Должно прийти время, когда Великобритания снова будет сильной, пока же евреям надо держаться, а также пытаться контролировать наше правительство, чтобы не позволить ему дать обратный ход».

На следующий день, 9 июня, Вейцман рассказал об этой встрече группе сионистских лидеров, находившихся тогда в Лондоне, включая Бен-Гуриона, который послал отчет о ней в Еврейское агентство в Иерусалиме. Здесь он добавил новых красок и эмоциональных подробностей и привел одновременно несколько черчиллевских ругательств по адресу видных фигур британского правительства, произнесенных, по сообщению Вейцмана, под воздействием алкоголя. В ходе обеда Черчилль воскликнул: «Давайте есть меньше, я хочу слышать, что скажет Хаим». Когда Вейцман сказал, что он примет раздел Палестины, если британское правительство согласится позволить въезд 50 или 60 тысяч иммигрантов в год, Черчилль вскочил и прервал его словами «Вы неправы, Вейцман. Ваше государство – это мираж» – имея в виду разделенное государство. «Они вам не позволят привезти 60000 человек, – сказал У. Черчилль. – Арабы начнут бросать бомбы, они получат помощь из Ирака, и наше правительство в конце концов отступит».

Черчилль добавил, что еще в 1922 году Рутенберг рассказывал ему, что требовалось для создания полноценного еврейского государства в Палестине с точки зрения географии. «Рутенберг настаивал, чтобы я обещал ему эту гору и ту гору – я же не имел представления, где эти горы находятся, я не видел карты и я не собирался смотреть на нее. Но все это и так выполнит мандат», – объяснил Черчилль.

После того как Синклер и Веджвуд выступили против идеи раздела, а Казалет и Джеймс де Ротшильд высказались за нее и тем самым поддержали позицию Вейцмана, Черчилль снова «вскочил» и заклеймил проект раздела как «мошенничество». Члены правительства Болдуина являлись, по его словам, «бездарными идиотами… Если Англия будет зависеть от них, она погибнет… Но это положение не может продолжаться долго – Англия в конце концов проснется и победит Муссолини и Гитлера, и тогда придет и ваше время».

14 июня Вейцман написал Черчиллю, что он разговаривал с министром по делам колоний Уильямом Ормсби-Гором и «узнал, что вы очень жестко требовали, чтобы южная часть Палестины не включалась в состав предполагаемого арабского государства – если и когда такое государство будет создано. Этот вопрос по очевидным причинам весьма нас тревожит, и я хотел бы выразить вам сердечную благодарность как за совет, который вы мне дали в прошлый вторник, так и за то, что вы попытались убедить Ормсби-Гора сделать этот проект (если такой проект все-таки осуществится) возможно более приемлемым для нас в данных обстоятельствах».

Комиссия Пиля опубликовала свой отчет 7 июля 1937 года. Как и предполагалось, она предложила разделить Палестину на еврейское и арабское государства. При этом Иерусалим и Вифлеем, вместе с их святыми для христиан, мусульман и евреев местами, должны были стать отдельными анклавами, управляемыми непосредственно Великобританией, вместе с контролируемым Великобританией сухопутным коридором от Иерусалима до Средиземного моря, включая города Рамле и Яффу, которые также оставались бы за Великобританией. Этот коридор обеспечивал бы Великобритании доступ к морю.

План раздела Палестины должен был обсуждаться в палате общин 21 июля 1937 года. За несколько недель до этого среди сионистов разгорелись дебаты о том, соглашаться или нет на предлагавшуюся им урезанную, неполную Палестину, в состав которой не входили даже значительные еврейские территории в Иерусалиме. За десять дней до обсуждения плана раздела в палате общин Вейцман, продолжавший одобрять идею раздела, вновь встретился с Черчиллем в Лондоне. Черчилль опять повторил, что он не одобряет раздела и что британский мандат на Палестину предусматривал, что еврейское государство, которое постепенно будет там создано, должно включать в свой состав всю Палестину, от Средиземного моря до реки Иордан.

Сознавая, что раздел, тем не менее, может стать реальностью, Черчилль встретился с министром по делам колоний Уильямом Ормсби-Гором и попросил его включить северную часть пустыни Негев в планируемое еврейское государство, хотя по плану комиссии Пиля она целиком включалась в арабское государство, тогда как Вейцман и сионисты хотели обрабатывать эти земли.

За две недели до дебатов по разделу Черчилль гостил у Джеймса и Дороти де Ротшильд в поместье Уэддесдон-Мэнор. Там у него произошла встреча с лидером сионистов-ревизионистов Владимиром Жаботинским. Эту встречу организовала леди Вайолет Бонэм-Картер – дочь бывшего премьер-министра Г.Г. Асквита. Она написала Черчиллю, что, по ее мнению, раздел нельзя осуществлять столь поспешно, принимая решение об этом уже через две недели. «Люди не осознают географических пропорций и стратегического значения крошечного участка земли, выделяемой евреям», – написала она. Леди Вайолет специально подчеркнула слово «крошечный».

Жаботинский и Черчилль до этого никогда не встречались, Черчиллю было любопытно увидеть Жаботинского. Если Вейцман был общепризнанным, всем известным и дипломатичным лидером главенствующего направления в сионизме, то Жаботинский являлся харизматичным главой воинственно настроенного нетерпеливого крыла «ревизионистов» и его молодежного подразделения – Бейтара.

В начале Первой мировой войны Жаботинский добивался формирования в Лондоне Еврейского легиона для борьбы с турками. Находясь в Каире, он организовал Сионский корпус, сражавшийся в Галлиполи. В 1918 году, в ходе сражения с турками, он во главе отряда еврейских солдат переправился через реку Иордан. В 1920 году, когда Черчилль был министром обороны, Жаботинский был приговорен британским военным судом в Палестине за стычку с арабами во время пасхальных волнений к пятнадцати годам тюрьмы. Через несколько месяцев его амнистировали, и он сформировал крайнее сионистское движение – Всемирный союз сионистов-ревизионистов. В 1930 году британские власти запретили Жаботинскому въезд в Палестину. Тогда он направился в Восточную Европу, заражая еврейские массы лозунгом образования еврейского государства по обе стороны Иордана и призывая к массовой эмиграции. Он надеялся направить в Палестину таким путем до полутора миллионов иммигрантов.

В письме Черчиллю от 16 июля Жаботинский, ссылаясь на то, что леди Вайолет Бонэм-Картер сказала ему, что Черчилль не уверен, стоит ли ему выступать в ходе дебатов по разделу, призывал Черчилля все-таки сделать это. Жаботинский писал: «Для меня как еврея – а даже мои оппоненты никогда не отрицали, что я представляю чувства еврейских масс, вы один из очень ограниченного круга британских государственных деятелей, благодаря которым между 1917 и 1922 годами возникла сама идея еврейского государства; и мы ожидаем от вас защиты ее теперь, когда она находится под угрозой, и были бы очень разочарованы, не услышав вашего голоса».

Больше всего евреи нуждались, писал Жаботинский, в «месте, где они могли бы жить». При этом евреям постепенно становится ясно, что проект раздела Палестины «убивает все их надежды». «Самое плохое заключается в том, – добавлял Жаботинский, – что у нас даже нет времени, чтобы выразить свою точку зрения. Я надеюсь, что ее выразят наши друзья, и в первую очередь – вы». В своем письме Жаботинский подчеркивал, что в разделенной Палестине для еврейского государства будет выделена слишком малая территория, чтобы ее можно было эффективно защищать от атак арабов, которые будут поддерживаться извне. Схема раздела «должна быть отвергнута, – писал он, – даже если территория, выделяемая для еврейского государства, может быть несколько увеличена. Потому что даже если она будет включать северную часть пустыни Негев, в ней все равно не будет хватать места для приема значительного числа еврейских иммигрантов».

«Преждевременно образованное еврейское государство никогда не сможет расширить свою территорию – ни в результате мирного проникновения, ни путем захвата, – полагал Жаботинский. – Напротив, такое еврейское государство само будет обречено на захват соседними арабскими странами, что будет сопровождаться разрушениями и резней». Территория, предоставляемая еврейскому государству согласно нынешнему плану, столь мала, что плотность его населения станет равна плотности населения Германии и будет почти в два раза выше, чем во Франции. Вдобавок, более половины его населения в 645000 человек составят не евреи, а арабы. Надежда, выраженная в отчете комиссии Пиля, что арабов можно убедить «сдвинуться» на восток, была, по словам Жаботинского, «заблуждением». Ведь еврейское государство «должно будет стать богатым и процветающим местом, а люди по своей воле обычно не уезжают из богатых районов в бедные. Не будет этим арабам места и в арабском государстве, лишенном еврейской энергии и капитала». Несомненным важным географическим приобретением могло бы стать добавление Иерусалима к еврейскому государству – «всего города или только современной его части». Что касается северного Негева, то это – «территория, где до сих пор не было найдено воды, территория, где невозможно орошаемое земледелие, которая сможет принять не более 125000 еврейских поселенцев».

Затем Жаботинский описал положение еврейского населения Польши, Литвы, Латвии, Румынии и Чехословакии: «Бездомные еврейские массы Восточной и Центральной Европы представляют собой резервуар отчаяния численностью от восьми до девяти миллионов человек». При этом «единственным аргументом, позволяющим пока сдерживать антисемитизм в некоторых из этих стран Восточной Европы, является надежда на то, что когда-нибудь Палестина сможет абсорбировать большие массы еврейских эмигрантов из них. В момент, когда такая перспектива окажется очевидно невозможной, неизбежен взрыв антиеврейских настроений, и правительства этих стран будут, несомненно, принуждены последовать примеру нацистов, приняв антисемитизм в качестве составной части государственной политики».

Далее Жаботинский обратился к более отдаленной цели сионистов-ревизионистов – созданию еврейского государства по обе стороны Иордана. «Это государство стало бы убежищем для нескольких миллионов евреев без необходимости перемещать куда-либо живущих там один миллион арабов или их потомков». Но с момента, когда Декларация Бальфура будет аннулирована, «иммиграция евреев в арабское государство будет возможна лишь в пределах, которые разрешит арабское правительство. Даже если такая иммиграция вообще будет разрешена (арабы могут в принципе поощрять ее в малых количествах ради ввоза капитала), она никогда не достигнет уровня, способного изменить преимущественно арабский характер любого района арабского государства. Евреям может быть позволено образовывать новые гетто, но не формировать еврейское большинство на каком-либо участке территории».

«Всякая надежда использовать территорию, отведенную еврейскому государству, для организации там еврейской армии, которая постепенно завоевала бы остальную Палестину, предельно абсурдна, – писал Жаботинский. – Еврейская армия была бы не способна защитить даже само «еврейское государство», если оно было бы атаковано соседними арабскими странами, потому что «еврейское государство» расположено в основном на равнине, над которой господствуют высоты, которые будут принадлежать арабам. Тель-Авив при этом будет находиться на расстоянии пятнадцати миль от ближайших арабских горных орудий, а Хайфа – на расстоянии восемнадцати миль».

С учетом этого, предупреждал Жаботинский, захват маленького еврейского государства его арабскими соседями «будет неизбежен». «Карликовая территория, численность защитников которой никогда не превысит горсточки, но при этом полная богатств и культуры, будет окружена не только арабской Палестиной, но и гигантской Арабской федерацией, протянувшейся от Алеппо до Басры и Саны (поскольку отчет комиссии Пиля открыто приглашает предполагаемое Палестинское арабское государство присоединиться к такой федерации). Такое еврейское государство будет неизбежно атаковано при первой возможности; а слово «возможность» означает «в любой момент», когда британская империя будет где-либо испытывать трудности», – подчеркивал он.

Эти аргументы произвели впечатление на Черчилля и он вновь встретился с Жаботинским в палате общин. Эта встреча продолжалась один час. Замечания Жаботинского были учтены. Когда палата 23 июля обсуждала отчет комиссии Пиля, Черчилль возражал против любых окончательных рекомендаций по разделу Палестины. Сначала он говорил о Декларации Бальфура, подчеркивая, как он это многократно делал за последние шестнадцать лет, что было бы «заблуждением полагать, что Декларация представляла собой всего лишь акт благотворительности или проявление идеалистической филантропии». Напротив, настаивал он, «это была мера, предпринятая во время войны, в момент острой необходимости, целью которой было способствовать достижению общей победы союзников в войне. Благодаря ей мы рассчитывали получить ценную и очень важную помощь, и действительно получили ее. Мы не можем отбросить это обещание в сторону и вести себя так, как будто оно никогда не было дано, и действовать, словно у нас в этом вопросе нет ни обязательств, ни ответственности».

Черчилль объяснил, что он не сможет голосовать за резолюцию, одобряющую принципы раздела. «Возьмем только военную сторону вопроса, – сказал он. – Она вызывает серьезное беспокойство. Мы получаем два суверенных государства, одно маленькое и богатое, более густо населенное, чем Германия, с плотностью населения в два раза выше, чем во Франции, в то время как горные местности окружающих районов, простирающихся от Багдада, населены сирийцами и южными пустынными племенами. Вся эта огромная арабская территория будет противостоять новому еврейскому государству, а между ними будем находиться мы, британцы. Мы будем занимать ряд ключевых позиций, но при этом еще нет никакой ясности насчет того, какую ответственность мы будем в этом случае нести».

– Как может палата общин сейчас решить, – спрашивал Черчилль, – что мы должны встать между этими двумя суверенными государствами и гарантировать мир между ними, не зная, что именно это будет означать для нас и какие обязательства мы при этом на себя берем?

Это станет проблемой международного значения, добавил он, и весь мир будет при этом пристально следить, насколько честно, храбро и мудро поведет себя Великобритания.

По окончании дебатов, в результате возражений, прозвучавших со стороны представителей либеральной и лейбористской партий, британское правительство согласилось не принимать решения о разделе Палестины, оставив его лишь как одну из возможностей на будущее. Черчилль постарался сделать так, чтобы его позиция оказалась широко озвученной и замеченной общественностью. Через два дня после состоявшихся в парламенте дебатов в своей статье в газете «Ивнинг стандарт» он охарактеризовал «план разрезания Палестины на три части» как «план, продиктованный отчаянием». Он задавал прямой вопрос: «Так ли уж велики трудности осуществления сионистского плана в Палестине, как их изображают, и разве на самом деле не достигнут весьма значительный прогресс?» Черчилль отмечал, что «за шестнадцать лет с начала действия британского мандата было преодолено много трудностей и в Палестине наблюдается значительное развитие». Когда он нанес свой предыдущий визит туда три года назад, он был «восхищен ландшафтом. Прекрасные дороги, новые здания и плантации – свидетельства процветания среди как евреев, так и арабов, были видны со всех сторон и порождали чувство удовлетворения».

Негативные изменения в Палестине, произошедшие после его предыдущего визита в 1934 году, были вызваны, как объяснял Черчилль, внешними событиями, за которые Великобритания не могла нести ответственность, – «преследования евреев в Германии, использование антисемитизма как средства, с помощью которого жестокие и реакционные силы захватывают или пытаются захватить деспотическую власть, сталкивают цивилизованный мир с проблемой беженцев, подобной проблеме гугенотов в XVII столетии. Главная тяжесть этой проблемы выпала на долю очень маленькой страны – Палестины. Еврейская иммиграция, неожиданно выросшая до 30000 или 40000 человек в год, может быть, и не превосходила «экономическую абсорбционную способность» страны, но, естественно, встретила сопротивление со стороны арабов, которые столкнулись с перспективой отнюдь не эволюционного, а лавинообразного роста еврейского населения, что резко приближало время наступления еврейского численного доминирования в Палестине».

Черчилль описал иммиграционный конфликт в образных выражениях: «По проводам был пущен слишком сильный ток, и провода расплавились. Это может быть поводом для починки проводов и уменьшения тока. Но, конечно, это не причина объявить использование электричества опасным для цивилизации».

«У меня твердое впечатление, – заключал Черчилль, – что самое главное в этом деле – проявлять выдержку и стойкость».

28 июля у Черчилля состоялся двухчасовой разговор с Генри Мондом, вторым бароном Мелчеттом. Бывший член парламента и директор «Импириал кемикл индастриз», Мелчетт был близким другом и Вейцмана, и Черчилля. При разговоре присутствовал Рэндольф Черчилль.

Рассказывая впоследствии об этой беседе Х. Вейцману, Мелчетт выразил беспокойство по поводу того, что Черчилль настаивал на аресте иерусалимского муфтия Хадж-Амина аль-Хусейни, главного зачинщика арабских волнений, и на том, чтобы при его аресте при необходимости были использованы «насильственные методы».

Основная же часть беседы была посвящена проекту раздела Палестины, который, по мнению Черчилля, означал бы войну, потому что «еще до того, как еврейское государство сумело бы по-настоящему сформироваться и получить необходимых людей для защиты своей территории и необходимое вооружение, оно было бы атаковано арабами и стерто с лица земли». Это совпадало с точкой зрения Жаботинского.

Черчилль предупредил Мелчетта, что британские чиновники в Палестине и в Министерстве по делам колоний «настроены против вас и не позволят вам создать в Палестине суверенное государство». Предложение Черчилля заключалось в том, чтобы евреи «настаивали на строгом выполнении условий британского мандата, пусть даже для них это означало бы сокращение иммиграции и, возможно, ограничение продажи им земли. Такое положение может продлиться пять, десять или даже двадцать лет. Но это неважно – самое главное то, что принцип создания на территории Палестины еврейского национального очага останется неизменным. Ваши требования, основанные на моральных обязательствах, останутся незыблемыми. Миру предстоит пройти через бурные и тяжелые времена. Возможно, произойдут войны; никто не знает, каковы будут их результаты. Великие задачи и дела смогут пережить этот период, а вот маленькие территории – вряд ли. Я уверен, что великое дело сионизма способно пережить две или три войны».

Черчилль с оптимизмом смотрел на будущее сионизма. Пока Великобритания обладает властью над подмандатной территорией, она будет «в большей или меньшей степени» защищать интересы сионистов. После нынешнего периода, когда было осуществлено сознательное сокращение иммиграции, а продажа земли ограничена, дела снова пойдут лучше: будет разрешена более значительная иммиграция и более широкая продажа земли. Дела будут развиваться или тормозиться в соответствии с обстоятельствами и силой давления, которое сионисты смогут оказать на британскую общественность». Черчилль добавил: «Сионизм – великое дело, он пережил много столетий и будет продолжать жить. Временные ограничения любого рода не смогут противостоять великим принципам сионизма».

Черчилль настаивал на том, что раздел Палестины был бы ошибкой. Маленькое еврейское государство, предусмотренное планом раздела, доказывал он, «будет поглощено врагами, потерпит поражение в войне, будет аннексировано другими странами или пострадает от тех случайностей, которым подвергаются маленькие государства в ходе превратностей войны. Если вы создадите ваше государство, а затем оно исчезнет или будет разрушено, вместе с ним исчезнут и ваши великие моральные притязания». Затем Черчилль употребил выражение, которым раньше не пользовался и которое глубоко поразило Мелчетта: «Единственная причина, почему был поврежден провод, состоит в том, что вы пустили по нему слишком сильный ток и он расплавился. Его нужно исправить, и это снова будет хороший провод. Причина, по которой вы пустили слишком сильный ток, была связана с преследованиями в Германии, и никоим образом не зависела от вас. Но провод все-таки расплавился. И вам следует обратить на это внимание и принять это в расчет и в будущем применять более умеренные темпы иммиграции».

Черчилль знал, что его совет глубоко разочарует сионистов, надеявшихся на ускорение темпов иммиграции. Но враждебность арабов была столь велика, что Великобритания была вынуждена посылать в Палестину все большие контингенты войск для того, чтобы поддерживать там порядок. Поэтому Черчилль хотел замедлить темпы иммиграции. При этом он считал, что это не сможет повлиять на конечную цель сионизма – создание еврейского государства. Если британский мандат «будет работать немного медленнее, но в намеченном направлении, то постепенно «вы с неизбежностью получите суверенитет над всей Палестиной, хотя это может занять столетие или два». Еврейская цивилизация, сказал Черчилль Мелчетту, сильнее и со временем должна достичь доминирования, но при этом евреи «должны двигаться медленнее и пока не спешить с этим». Он – друг сионизма и «сделал бы все возможное, чтобы помочь им; но он не собирается быть б?льшим сионистом, чем сами сионисты». При этом Черчилль заметил: «Конечно, если вы сами придете к удовлетворяющему вас соглашению, я буду последним, кто станет ему противиться».

Что касается того, как следует сионистам вести себя во время дискуссии по вопросу раздела, Черчилль сказал Мелчетту, что он целиком за «жесткие споры и за то, чтобы твердо держаться Декларации Бальфура». «Сионисты должны держаться боевой позиции», – подчеркнул Черчилль.

3 сентября 1937 года, когда еврейские лидеры обсуждали достоинства и недостатки плана раздела Палестины, Черчилль написал статью в «Джуиш кроникл», где твердо заявил о себе как о противнике идеи раздела.

Он начал свою статью с анализа позиции Х. Вейцмана, который был готов принять, пусть и неохотно, идею создания еврейского государства в усеченных размерах. Черчилль писал, что «может охотно понять доктора Вейцмана и других, кто ежедневно нес на своих плечах груз забот и напряжение сложнейшей работы по созданию еврейского государства в Палестине и без чьих личных усилий сионизм не стал бы реальностью. Он прекрасно понимал всех этих людей, привлеченных идеей создания суверенного еврейского государства, пусть и небольшого, которое было бы создано впервые после многих веков рассеяния для того, чтобы могла образоваться единая еврейская община, точка сбора евреев со всех концов света. Вместо постоянных препирательств с властями британской подмандатной территории и ежегодных споров об иммиграционных квотах евреи получили бы управляемое ответственным правительством независимое автономное государство, которое являлось бы членом Лиги Наций и имело бы влияние не только в Святой земле, но и во всем мире».

Противодействие идеи раздела Палестины, замечал Черчилль, исходит от самих евреев, которые «жалуются на то, что предоставляемая им малая часть Палестины, уже и без того густо населенная, совершенно не подходит им, поскольку не дает реальной возможности для будущей иммиграции и расширения». В то же время арабы, в случае, если они примут предложение о разделе Палестины, будут, конечно, активно сопротивляться всякому изменению предполагаемых границ в пользу евреев. В результате выходит, что при варианте раздела Палестины конфликт между евреями и арабами был бы неизбежен. Черчилль не сомневался в том, что евреи «не останутся довольными отведенной им территорией. Арабы же с самого начала будут настроены резко против любого расширения этой территории».

Арабы, эти «дети пустыни», как описывал их Черчилль, были «всегда вооружены и быстро организовывались в боевые отряды. Евреи же, живя в густонаселенных районах, нуждались в оборонительных частях, требовавших казарменного содержания и обучения. Естественно, они постараются вооружить своих солдат самым лучшим оружием, какое только смогут купить, а они смогут купить очень страшное оружие. Очевидно, что наэлектризованная атмосфера будет превалировать с обеих сторон. Любая мера, которую еврейское государство предпримет для своей обороны, будет выглядеть в глазах арабов как подготовка к агрессии». «При этом сильная еврейская армия, как только она будет сформирована, может использоваться и для расширения границ еврейского государства в случае, если изменится мнение в самом еврейском государстве – а оно всегда может измениться. В результате цепь событий будет почти неизбежно вести к вооруженному столкновению», – указывал Черчилль.

Черчилль не видел решения проблемы в том, чтобы, как это предлагали многие, Великобритания стала играть роль полицейского в разделенной Палестине. Если британские войска будут стоять «между враждующими нациями как кордон, – писал он, – их нужно значительно усилить, но на долю не слишком большой армии Великобритании и без того уже выпадает чересчур большая нагрузка». Будет нелегко сформировать необходимые гарнизоны. Неизбежно начнутся кровопролитные стычки. Ведь раздел Палестины «неизбежно будет сопровождаться трениями и, возможно, репрессиями арабов против тех евреев, которые захотят остаться жить в арабской зоне».

Это была мрачная картина. Лежавшие же в основе отчета комиссии Пиля обнадеживающие предположения о том, что «однажды образованные суверенные государства, как бы малы они ни были, став членами Лиги Наций, никогда не будут враждовать друг с другом, по меньшей мере преждевременны». Британское правительство до сих пор постоянно сталкивалось с большими трудностями, пытаясь сохранить порядок во взаимоотношениях между евреями и арабами, даже при том, что происходили только спорадические местные волнения и отдельные убийства. «Почему же члены комиссии полагают, что будет возможно сдерживать крупные организованные армии, которые несомненно появятся у этих обоих независимых суверенных государств?» – вопрошал Черчилль.

Политика раздела Палестины, предупреждал Черчилль, «не ликвидирует угрозу насилия, но, наоборот, приведет к его усилению. Она кончится не миром, а войной. Гораздо лучше держаться старых позиций. Известно, что евреи постоянно селились на земле своих отцов. Арабы же могли бы примириться с прибытием в Палестину евреев, видя, как день ото дня растет их благосостояние, в создании которого они участвовали сообща. Наилучшим вариантом было бы, если бы евреи и арабы сами согласились на несколько лет вперед определить устраивающую их обоих модель сосуществования и расположение еврейских и арабских поселений на земле Палестины. Это не предрешало бы будущего устройства Палестины, но позволило бы нынешнему поколению людей жить в условиях процветания и счастья». В таком направлении «должны смотреть мудрые и двигаться храбрые люди».

Стало очевидно, что для выработки эффективного плана раздела Палестины следовало прежде всего пригласить евреев и арабов и добиться их согласия на урегулирование всех спорных вопросов. 23 декабря британское правительство учредило новую комиссию во главе с бывшим министром финансов правительства британской Бенгалии сэром Джоном Вудхедом. Ему было поручено собрать материалы, на основе которых будет сформулирована «наилучшая возможная» схема раздела Палестины, после чего можно «будет определить ее объективность и возможность применить на практике».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.