Глава 7
Глава 7
В окно лилось утреннее солнце. Агата сидела за письменным столом у себя в номере и ровным голосом читала вслух кусок передовицы из «Пост диспетч»:
– «Мы с женой не ссорились. И у нас никогда не было никаких расхождений во взглядах на наших общих друзей».
Она выпустила газету из рук, переполненная смешанным чувством беспредельного гнева и исступленного торжества. И, схватив листок бумаги, написала:
7. Сносить потери, терпеть свой жребий, как узник в тюрьме, и надеяться, что когда-нибудь вернешься к прежней счастливой жизни?
2. Или действовать?
Она давно привыкла ставить перед собой четко сформулированные альтернативы, и привычка не изменила ей и теперь. Она записала их на листке, как записывала ключевые слова кроссвордов, слова, из которых правильным может быть только единственное.
Она сняла резинку с пачки бумажных полосок. Потом написала на чистых полосках, по слову на каждой: БАССЕЙН;
НАСОСНАЯ; МАСКА; ПЕРЧАТКИ; РЕМЕНЬ; РЕОСТАТ – И присовокупила их к пачке.
В дверь постучали, вошла горничная Флора.
– Я заметила, вы сделали много покупок, мэм. Может, вам помочь распаковаться?
Девушку буквально распирало от любопытства, и Агата ее пожалела.
– Ладно. Можете распаковать мой новый столик.
Флора одним прыжком накинулась на жертву, а потом несколько раз принималась что-то протирать и переставлять без всякой надобности, изображая уборку номера.
– Вы слыхали, что писательница пропала, мэм? – Она подняла с пола газету, отряхнула. – Миссис Кристи.
Агата обернулась и посмотрела на Флору.
– А на том месте, где осталась ее машина, даже провели спиритический сеанс!
Лицо Агаты было непроницаемо.
– Значит, теперь точно найдут.
Позже тем же утром, Флора поделилась соображениями с приятелем, шеф-поваром:
– По-моему, миссис Нил откуда-то сбежала и очень довольна!
Тот понимающе покачал головой:
– Боюсь, она потеряла память. Не знает, где ее багаж – это ж надо!
Но Флору это не убедило.
– А по-моему, ей наплевать на этот багаж, вот и все.
Я думаю, она влюбилась! Помяните мое слово, она тут кого-то дожидается!
– Любопытство кошку сгубило, – заметил повар, неодобрительно звякнув ложкой.
– Занятно все-таки с этой миссис Нил, – не унималась Флора.
Повар, у которого что-то булькало в нескольких кастрюльках на большой плите, переспросил:
– Что занятно?
– Она не носит обручального кольца. А держится как леди.
* * *
А в это время леди без обручального кольца проходила свой третий лечебный сеанс у миссис Брейтуэйт. В своей белой сорочке она сидела в кресле Шнее, погрузив обе ноги в цилиндрические емкости с водой, а обе руки – в аналогичные ванночки, прикрепленные к подлокотникам. Вся эта хитрая конструкция покоилась на стеклянной подставке. Миссис Брейтуэйт включила ток.
– Теперь расслабьтесь, миссис Нил. – Она уселась за столик возле приборной панели. – Ну, вы порозовели, дорогая моя, не сравнить с первым разом. По-моему, пора вам забросить все эти процедуры и отправиться гулять по нашим вересковым пустошам. Вы уже видели аббатство Фонтейн?
Агата покачала головой.
– Посмотрите обязательно. И Хэйуорт. Там жили эти бедняжки Бронте. Мои пожилые пациенты его не любят.
Говорят, что дом приходского священника Бронте мрачный, как склеп.
– Прямо мурашки по спине!
– Именно, именно.
– Но приятные.
– Они ведь все умерли.
– Кто?
– Все эти девочки Бронте, насколько мне известно, ножки промочили, простудились и умерли, глупышки <Речь идет об известных английских писательницах Эмили, Анне и Шарлотте Бронте. В приходе Хэйуорт началась их литературная жизнь, и там же в 1848 году, простудившись на похоронах брата, умирают от скоротечной чахотки сперва Эмили, затем Анна. А в 1855 году гибнет и Шарлотта (от тяжелого токсикоза).>.
– Да, наверное, вы правы. А как работает эта штука?
– Начинаем потихоньку, потом чуть-чуть подвигаем регулятор реостата. Ничего сложного, миссис Нил. Ток подается на металлические пластинки в каждой из этих ванночек с водой.
– А сила тока регулируется с вашей панели?
– Так точно.
Миссис Брейтуэйт достала рукоделье – довязанный почти до половины жилет.
– Вам нравится узор?
– Прелесть! – улыбнулась Агата.
– Это я сыночку вяжу.
– Не сомневаюсь, ему понравится. Послушайте, а ощущение правда очень приятное! Какой теперь ток?
– А вот такой – двигаем рычажок на две трети шкалы.
Этого вполне достаточно.
– А гальваническая ванна регулируется на той же панели?
– Само собой. Вообще все наше оборудование запускается с центрального пульта, а мы только к ним подключаемся через розетку.
– Но в кресле Шнее постоянный ток, а в гальванической ванне – переменный?
– Поэтому у нас тут стоит выпрямитель, а источник тока один. Господи, миссис Нил, да вы скоро сможете делать за меня мою работу!
– А вы сможете тогда связать еще какую-нибудь славную вещичку вашему сыну! – улыбнулась Агата.
– Я так по нему скучаю, – с тоской призналась докторша. – А вы скучаете по вашим родным, миссис Нил?
– Очень.
Миссис Брейтуэйт взглянула на часы.
– Еще две минуточки, хорошо? – Она принялась за свое вязание. – У меня сразу после вас записана другая Нил, некая мисс Нэнси Нил. Такие совпадения, да еще в мертвый сезон – большая редкость. – Поднявшись, она подвинула рычажок, потом повернула выключатель. – Вот и все, теперь одевайтесь и отдыхайте.
* * *
В тот день под кафельными сводами женского отделения турецких бань было занято от силы четыре кушетки – сюда, в отделение для отдыха, посетительницы приходили, чтобы перевести дух после пекла парной и холода бассейна.
Агата и Эвелин лежали на соседних кушетках,» укрытые купальными простынями. Эвелин выспрашивала у подруги все подробности ее путешествия по разным странам, все до малейшей детали вызывало у нее глубочайший интерес.
Агата, однако, старалась по возможности поменьше рассказывать о Южной Африке.
– И ты в них стреляла? – продолжала допрос Эвелин.
– Нет. Для меня увидеть леопарда или слона – это уже было событие. Охотники говорили, меня на сафари лучше не брать. Муж кричит: «Стреляй!», а я: «Не могу!» Такая охота мне даже больше нравилась. Я знала, что не промажу, если нажму на курок. Мама говорила мне – человек способен совершить все, что он в состоянии себе вообразить.
– Кроме убийства.
– Я просто обожала любоваться этими животными в дикой природе. Мне даже снились эти сафари. По-моему, в моем воображении они сделались еще диковиннее, чем в жизни. Ведь это чудо…
Какая-то женщина прошла мимо и остановилась у кушетки в нескольких футах от них; сняла белый купальный балахон, отнесла и повесила его на стенку и наконец легла.
– Ты заметила, что голые женщины всегда ходят на цыпочках? – обратила внимание Агата.
Эвелин захихикала:
– Наверное, чтобы грудь не болталась!
– А я бы вообще не смогла так расхаживать!
– Меня это в принципе мало трогает. – Эвелин приподнялась на локте. – Первым голым телом, какое я видела в своей жизни, была моя бабуся. Было мне лет, наверное, двенадцать, потому что тогда мы как раз перебрались в домик поменьше и нам с бабусей приходилось спать в одной постели. Я помню, как приоткрыла один глаз и подсмотрела, как она переодевается. Под драным корсетом и старой сорочкой оказалось хоть и морщинистое, но все равно статное сухопарое тело.
– Тебе приходилось голодать?
– Мне – нет. Не знаю, как бабусе. Ей пришлось пойти работать с девяти лет.
– Ужас!
Эвелин иронически подняла бровь.
– Ничего особенного. Бабуся моя прямо звереет, когда такое слышит. Ей вообще палец в рот не клади. Когда прошлой весной железнодорожники забастовали, она прямо счастлива была. Пошла на наш вокзальчик и все прямо так им и сказала. А когда они через несколько дней вернулись к работе, она им тоже высказала все, что думала.
– А что, твоя бабушка случайно не коммунистка? – встревожилась Агата.
– Да нет, – рассмеялась Эвелин. – На Рождество, по крайней мере, она тебя не съест. Командирша она, каких поискать, но до большевиков ей далеко.
– Моя бабушка тоже любила командовать. Тоже красивая была, на свой манер. И отчаянно кокетничала со всеми мужчинами. А я так этому и не выучилась.
– Ты слишком бесхитростна, Тереза, – ласково улыбнулась Эвелин. – Ты очень умна, но совершенно лишена хитрости. Когда тебе больно, это сразу заметно, а хуже этого ничего нет.
– Ну ты точно как моя бабушка, – улыбнулась в ответ Агата. – Она говорила: «Никогда не показывай мужчине своих чувств – они этого боятся».
– А ты показывала свои чувства?
Агата отвела глаза.
– Да не в этом дело! Просто бабушка была типичная викторианская леди. И как все ее ровесники, неплохо прожила свою жизнь.
– Или делала вид, что неплохо.
Агата уже не слушала. Она заметила, что в помещение вошла Нэнси Нил, и страшно разволновалась – мигом натянула купальный балахон и намотала на голову тюрбан из полотенца. Все это не укрылось от внимания Эвелин.
– Это та самая твоя родственница?
– Потом объясню, – пробормотала Агата.
– Почему ты с ней не заговоришь?
– Пока не стоит, Эвелин, пока я не вполне уверена.
А то может получиться… неловко.
Она встала и быстро пошла к выходу, потом оделась и направилась к стойке регистратуры. На сей раз там дежурила женщина.
– Ваше имя, мадам?
– Нил, – ответила Агата.
– Мисс Нэнси Нил?
Агата замялась.
– Да. Посмотрите, пожалуйста, во сколько у меня завтра процедуры.
– Сейчас посмотрим. Завтра – в два часа дня. Потом – во вторник в девять, первый сеанс.
– У миссис Брейтуэйт, как обычно?
– Да. В четвертой процедурной.
Уолли Стентон наблюдал за ней, сидя за столиком совсем близко к стойке регистратуры. Даже он не был до конца уверен, что эта дама в элегантном пальто и ярко накрашенными губами – в самом деле Агата Кристи.
Выследить миссис Терезу Нил ему ничего не стоило: благодаря знакомству в редакции «Таймс» выяснилось, что на конверте письма, адресованного в рубрику частных объявлений, был штемпель Харрогета. А из «Харрогет геральд», сообщавшей, кто и когда прибыл на какие воды и в какой гостинице остановился, он узнал, где она живет.
Он тоже снял номер в «Гидропатике», расписавшись в регистрационном журнале: «Джон Бэринг, Нью-Йорк, США».
Администратор, тот самый, что в лучшие свои годы имел счастье кланяться царственным особам, американцев не любил. Он где-то слыхал, будто они скупают Англию на корню, а администраторов и портье развращают неумеренными чаевыми. И где-то читал, что принц Уэльский иногда нарочно изображает американский акцент. За одним американцем в Харрогет хлынут другие, и прощай вся прелесть городка! От таких иностранцев только срама и жди! И вообще, с таким багажом, как у этого мистера Бэринга, джентльмены не путешествуют, а тон его фамильярен и крайне неприличен.
Уолли заглянул в регистрационный журнал:
– К вам какая-то леди аж из Кейптауна приехала!
– Мы международный курорт, – сухо ответил администратор.
– Тащиться из самой Южной Африки ради того, чтобы тут у вас принимать ванны?
– Да, сэр. – Администратор с треском захлопнул журнал.
– Ладно, а что мне теперь делать?
– Простите, сэр?
– Где я могу получить всякие там процедуры?
– В Королевских банях, мистер Бэринг. Вас проводит швейцар. Впрочем, можете заказать карету.
– Да хоть бы и тыкву, – отозвался Уолли. – И распорядитесь насчет багажа.
* * *
В час, когда большинство обитателей «Гидропатика» собирается за чаем, или за картами, или на тихие послеобеденные танцы, Уолли рыскал по всему отелю в поисках таинственной леди из Кейптауна. В конце концов он обнаружил ее в бильярдной, где Оскар Джонс уговорил ее и Эвелин сыграть с ним партию. К смятению Агаты, Оскар привлек к игре еще и некоего Артура Бенсона, очень толстого джентльмена, проявлявшего к миссис Нил недвусмысленный интерес.
Игра была уже в полном разгаре, когда вошел Уолли.
Он уселся рядом с дядюшкой Джонсом, следившим за ходом борьбы из своего инвалидного кресла, и окинул взглядом уютную, обшитую дубом комнату с викторианскими бра, зеленым сукном на столе и держателями для киев на стенах.
– Итак, леди, которую ищет вся страна, предпочла общество толстощекого молодого человека, обутого в сандалии, хорошенькой женщины с северным выговором и средних лет джентльмена с эдвардианскими усиками. Уолли отметил для себя плиссированное шелковое платье, едва доходившее ей до колен, и элегантную прическу, и беззаботную улыбку. Глубоко вздохнув, он закурил сигарету и мысленно стер все, что прежде рисовало ему воображение.
Уж раз он не смог заглянуть в сценарий, можно по крайней мере расслабиться и спокойно посидеть в зрительном зале.
Эвелин искусным ударом кия послала красный шар в среднюю лузу. Агата изобразила в ответ разочарованный стон.
– Чудненько. – Оскар улыбнулся своей искренней, какой-то очумелой улыбкой, поддернул плед на коленях у дядюшки, после чего отступил вместе с Агатой, давая прицелиться Бенсону. Уолли подошел к ним, словно желая лучше видеть игру.
– Теперь сто лет ждать, – пожаловался Оскар. – А знаете, миссис Нил, вы чем-то похожи на ту леди-писательницу, которая исчезла.
Агату, казалось, целиком захватила игра.
– Да-да, миссис Нил, – продолжал Оскар. – Она прелестная женщина. Не читали?
– Мазила, – прокомментировала Агата удар Бенсона и повернулась к Оскару. – Представьте себе, читала.
– И «Убийство Роджера Экройда» читали? – Оскар взмахнул руками. – Вот закручено, а? А вам не кажется, что она немножко смухлевала?
– Да нет, мистер Джонс. Если бы вы читали внимательнее, вы бы поняли, что ошибаетесь. Теперь моя очередь. – Агата взяла свой кий и стала прицеливаться.
В этот момент подошел Бенсон, наклонился над ней, чтобы подправить угол прицела, и замер в этой позе, прижавшись к ней всем телом. От этой развязности Агату сковал панический ужас, она не могла ни продолжать игру, ни выпрямиться и уйти.
Тогда Уолли медленно потянулся за кусочком мела и, встав спиной к столу, вежливо вынул кий из руки Оскара Джонса и стал мелить его кончик, одновременно стараясь рукояткой почувствительнее ткнуть Бенсона. Тот отодвинулся от Агаты и круто повернулся:
– Какого дьявола!
– Дико извиняюсь, – усмехнулся Уолли и протянул кий обратно Оскару. – Так-то получше, – заметил он и уронил мелок.
Нагнувшись за ним, он увидел, что Агата тоже встала на колени, помогая искать, – хитрый маневр, чтобы спрятать смущение. Стоя на четвереньках, Уолли взглянул на нее и улыбнулся:
– Потанцуем?
Она глянула на незнакомца, потом выпрямилась. Уолли стоял рядом. Она оказалась выше его на несколько дюймов.
– Знаете, я подумал хорошенько, – начал он, – наверное, я не должен был вас приглашать.
Она улыбнулась:
– Отчего же? Я настаиваю.
Уолли повернулся к остальным, подняв в руке мелок, словно боевой трофей.
– Прошу прощения, что помешал. Джон Бэринг.
Оскар подошел пожать руку новому знакомому.
– Спасибо за услугу – вы хорошо намелили мой кий!
Уолли повернулся к Бенсону:
– Надеюсь, я не сделал вам больно?
– Еще как сделали. В другой раз будьте, пожалуйста, поаккуратнее.
– Мистер Бенсон, – произнесла Эвелин, – с вашей стороны это не слишком любезно. Насколько я понимаю, своим ударом вы испортили мне всю игру, мистер Бенсон, и вам следует извиниться перед мистером… мистером Бэрингом.
Реплика возымела действие. Бенсон пробурчал какие-то извинения и вышел из комнаты.
Эвелин свистнула и подняла руки.
– Удаление! Здорово сработано, мистер Бэринг! Меня зовут Эвелин Кроули, это – миссис Нил, а это – Оскар Джонс. А это, – она указала на не подающего никаких признаков жизни старика в инвалидной коляске, – возможно, все еще дядюшка мистера Джонса.
Все засмеялись.
– Мне кажется, вы спасли меня – и даже не от смерти, а от еще худшей участи! – произнесла Агата.
– Оно того стоило! – улыбнулся Уолли.
– Вы только что приехали?
Уолли кивнул. Наступила пауза.
– Вы специально приехали сюда из Америки? – спросила Агата.
– Не совсем. Мой бизнес связан с текстильной промышленностью, так что раз в год приходится сюда наведываться. Хотя на этот раз я приехал… – он серьезно посмотрел на собравшихся, – чтобы завязать.
Пытаясь загладить то, что ей показалось неловкой откровенностью, Агата небрежно заметила:
– А Эвелин тоже работает в текстильной промышленности, в Бредфорде.
– Неужели? А сами вы откуда, миссис Нил?
– Из Южной Африки.
– О! Кейптаун! Один из моих любимейших городов – Да, – произнесла Агата тоном, исключающим всякие вопросы.
Его это ничуть не обескуражило.
– Знаете, я только что приехал, я тут один и немножко растерялся. Можно мне сегодня поужинать вместе с вами и вашими друзьями?
* * *
Уолли сидел между Агатой и Эвелин в почти пустом зале ресторана. Оскар Джонс развивал за столом нескончаемый анализ «Пейшенс», своей любимой оперы Гилберта и Салливана, так что Уолли не мог вставить ни слова. Он лишь разглядывал Агату, так внимательно, как только мог. На ней было бархатное вечернее платье, оставлявшее открытыми ее красивые плечи, и нитка жемчуга.
Он пытался понять, не свидетельствует ли эта удивительная смена облика и явно хорошее настроение о каком-то психическом сдвиге или даже о полной потере памяти.
К тому же – как и где она раздобыла денег на такие дорогие наряды? Полковник Кристи сказал полиции, что с их семейного счета не было снято ни пенни после исчезновения его жены, а из дома, по его словам, она взяла от силы фунтов пять.
Только когда пробудился дядюшка Джонс и принялся молотить кулаками по подлокотникам своего кресла, сокрушаясь, что проспал суп, Уолли смог наконец привлечь внимание Агаты.
– Вы тут надолго?
– Думаю, пока весь курс не пройду.
Он кивнул.
– А каким именно текстилем вы занимаетесь, мистер Бэринг?
Он широко улыбнулся.
– Очень любезно с вашей стороны поинтересоваться моим бизнесом, но я не хочу злоупотреблять любезностью и докучать вам скучным отчетом. В душе я скорее писатель, чем бизнесмен. Уровень у меня, правда, любительский.
– Писатель? – заинтересовалась Агата. – А что вы пишете?
– Беллетристику. Это куда порядочнее, чем описывать реальные факты.
Агата горячо закивала:
– И можно делать со своими героями все что заблагорассудится.
– А что за беллетристика, мистер Бэринг? – спросила Эвелин.
– В основном рассказы.
– Вы что-нибудь опубликовали? – не унималась Агата.
– Парочку опубликовал, в местных журналах. Может, удастся и тут что-нибудь сочинить. Вот и ваши друзья могут помочь. Смотрите, что я нашел сегодня в «Таймс», в подборке частных объявлений. Вы послушайте только: «Этель, вернись домой. На этот раз как хозяйка. Инцидент с лампой забыт». – Он обратил внимание, как внимательно слушает Агата. – По-моему, это готовый рассказ.
– Одинокая женщина? – предположила Эвелин.
Агата принялась барабанить по столу кончиками пальцев.
– Может, старый холостяк влюбился в служанку? А может, экстравагантные супруги? Люблю головоломки.
– И криминальные тоже? Как насчет расследования убийств? – спросил Уолли.
– Бывает любопытно, – ответила она, – только когда дает работу уму – крови и ужасов я не выношу. А все хорошие детективы, по-моему, именно увлекательные, а не страшные.
– Знаете, я с вами совершенно согласен.
– А сами попробуйте, – продолжала Агата. – Это та; кое удовольствие!
:. – Конечно, но прочтешь объявление вроде этого – и хочется узнать правду, а правда, несомненно, чуднее и страннее всяких придуманных рассказов, уж извините за банальность.
– Во всяком случае, – перебила его Эвелин, – это объявление поувлекательнее твоего, Тереза!
– Конечно, – ответила Агата и сразу как-то сникла.
– Миссис Нил ищет родственников и давала объявление в «Таймс», – объяснила Эвелин.
– Ну и как, нашли? – спросил Уолли.
– Нет еще.
За столом повисло молчание, и стало слышно, как дядюшка Джонс обсасывает с ложечки остатки пудинга.
– Вы позволите мне угостить вас всех кофе? – спросил Уолли.
– Э-э, – отозвался дядюшка Джонс, – тут кофе не дают. Хотят, чтобы мы двигались, переходили туда-сюда.
– Тогда, может быть, перейдем куда полагается?
– Прошу простить меня, но с вашего позволения, – сказала Агата, – я бы пошла спать.
– Но вы обещали мне танец!
– Я вообще-то не танцую.
– Но я-то танцую, – улыбнулся он.
– И я тоже, – отозвалась Эвелин. – И Оскар. Он вообще хочет стать профессиональным танцором.
Оскар скромно кивнул.
– Только через мой труп, – проскрипел дядюшка.
Уолли встал.
– В таком случае, миссис Нил, давайте вместе с мистером Джонсом посмотрим их выступление.
Вся компания перебралась в бальный зал и устроилась за столиком. Две пожилые пары танцевали медленный фокстрот под аккомпанемент оркестра Гарри Кодда. Когда заиграли танго, Оскар пригласил Эвелин. Миг – и он уже швырял, и подхватывал, и гнул во все стороны свою партнершу, представляя свою собственную, неканоническую версию этого танца.
– Выпендривается молокосос, – проворчал дядюшка.
– Чепуха. – Агата погладила руку старика. – Он у вас очень стильно танцует.
– Ему только этого и надо – попеть да поплясать. Ясное дело, это у него от матери. Брату незачем было жениться на девчонке с такими наклонностями. Дела свои забросил, денежки промотал – а все из-за нее, из-за этой женщины. Пристрастился к бутылке и – привет, оставил мне наследничка! – Дядюшка поднял руку, указывая на племянника, и выдержал драматическую паузу. – Оставил мне этого увальня!
– Оскар никакой не увалень, – сказала Агата, поглядывая на Уолли.
– Оскар – это Оскар, – поддержал ее Уолли.
– Точно.
– Вести себя не умеет, бальный этикет не про него писан, – разошелся дядюшка. – Кто будет следить за порядком, когда меня не станет?
Агата залезла в сумочку Эвелин, достала оттуда фляжку с бренди, тайком накапала немножко дядюшке в кофе и предложила Уолли.
– Миссис Нил, – ответил тот, – вы самый очаровательный воришка из всех, какие мне встречались. Я ведь приехал сюда завязывать, а вы угощаете меня бренди!
– Простите меня ради бога! – спохватилась она. – Как я могла забыть!
– На самом деле я не пьяница, не думайте, ничего такого. Просто у меня был очень тяжелый период в жизни, и я немного пристрастился к этому делу.
– Я вам очень сочувствую.
– Меня бросила невеста. – Он покачал головой. – Боюсь, мы, американцы, надоедливая публика – всем и каждому выкладываем все свои проблемы.
– Вы совсем не надоедливый. – Она подалась вперед. – А вы так и не смогли ее вернуть?
– – Боюсь, что нет. Боюсь, она меня не любит. – Он помолчал. – Вот вы бы остались с кем-то, кого не любите?
– Это по обстоятельствам.
– Тогда смею предположить, что вы очень и очень любимы.
– Мой муж недавно умер.
– Примите мои искренние соболезнования.
Агата, теребя концы своей шали, повернулась к дядюшке Джонсу, чтобы сменить тему.
– Уснул, чего и следовало ожидать. А вы могли бы себе представить Оскара, соблюдающего бальный этикет? Нет, вы только посмотрите на них!
Оскар уговорил Гарри Кодда и оркестр попробовать сыграть чарльстон. Теперь юный Джонс царил на танцевальной площадке. Его ноги скользили, выворачиваясь то внутрь, то наружу, как резиновые, в бешеном упоении. А рядом вспыхивали и гасли, словно спички, точеные ножки Эвелин.
– Пойдемте, надо утереть им нос!
– Не могу, мистер Бэринг. Я не умею.
– Ничего, зато я умею. А вы только слушайтесь меня.
Он взял ее за руку и повел танцевать.
– Я так и не выучилась танцевать как следует. – Она пыталась перекричать рев оркестра. – Никогда не знала, о чем говорить с партнером.
– А со мной и незачем говорить, – выкрикнул он в ответ. – Надо беречь дыхание.
– У меня ноги не правильные, – продолжала она. – По-моему, слишком длинные.
– У вас очень красивые ноги.
– И плохо гнутся.
Он и сам заметил, что по мере того, как темп музыки убыстрялся, Агате становилось все труднее попадать в такт, и веселое выражение ее лица сделалось каким-то исступленным. Ему показалось, что она, осознанно или нет, на мгновение сбросила маску. Он уже видел этот затравленный взгляд на литературном банкете. А вот теперь она у него в руках, в буквальном смысле: теперь он ведет ее в чарльстоне.
Неожиданное удовольствие от общения с новым знакомым вдруг напомнило Агате о прошедшем счастье – и об Арчи. От той прежней, нестерпимой боли она сумела спрятаться в чужую, ненастоящую жизнь – но упоительная радость сегодняшнего вечера вмиг опрокинула всю эту шаткую конструкцию, возведенную над бездной отчаяния. На одно мгновение она неосмотрительно позабыла свою привычную муку, и теперь понимала, что это предательство, и ждала расплаты.
Чем больше она старалась не отставать от партнера, тем больше ее тело сопротивлялось. Джон Бэринг превратился в Арчи Кристи, Арчи в военной форме, расхаживающий вокруг нее, как дрессировщик, командующий, как ей ходить, как смотреть, чтобы не выглядеть посмешищем. Зал завертелся и стал расплываться перед глазами, теперь единственным, что видела Агата, была демоническая улыбка мужа и его рука, отбивающая такт. Потом в глазах потемнело, и она упала без чувств.
Придя в себя, она увидела, что лежит на полу опустевшего бального зала, Эвелин поддерживает ее голову, а Уолли Стентон подносит рюмку бренди к ее губам. Вид у нее был смущенный и испуганный.
– Ты потеряла сознание, – сказала Эвелин. – Выпей.
Агата обвела взглядом зал, Оскара Джонса, вытаращившего на нее глаза, умолкших музыкантов и уставившуюся на нее престарелую публику.
– Мне так неловко, – обратилась она к Уолли, – видите, как со мной опасно танцевать.
– Зато очень приятно, – улыбнулся он.
Уолли и Эвелин усадили ее в кресло, покуда Оскар ходил по залу кругами нога за ногу, словно бульдозер, расчищающий дорогу.
– Надеюсь, Харрогет вылечит вас от чарльстона, – произнес он наконец.
– Харрогет слыхом не слыхивал о чарльстоне до сегодняшнего дня, – отрезал Уолли. Он поднял рюмку с бренди. – Продолжайте в том же духе, миссис Нил. Пейте до дна – или не видать вам следующего танца.
Наконец у Агаты хватило сил подняться на ноги, и Эвелин проводила ее в номер.
Уолли медленно брел по зимнему саду, покуривая сигарету. Значит, предчувствие его не обмануло. Как там выразилась помешанная старуха в пабе? «Тут очки у него хрясь – и разбились, стало быть, я его больше не видела». Вот что сказала старая Вайолет. Ее «второй половиночке» привиделся некто, с кем она танцевала. Как и Вайолет, Агата сочинила себе выдуманную жизнь, чтобы справиться с реальной болью. И как Вайолет, не до конца поверила в собственную выдумку. Нищую беззубую побирушку и прославленную леди-писательницу заморочила общая для обеих лютая неуверенность в себе.
Уолли набрал домашний номер своей секретарши, не постеснявшись поднять девушку среди ночи.
– Полли, я нашел ее. Нужна твоя помощь.
– Где ты?
– В Харрогете. Найди хорошего психиатра и выведай у него побольше про поведение больных с амнезией, то бишь с потерей памяти. Мне необходимо знать, с какой стати миссис Кристи взяла себе фамилию любовницы.
– А твоя колонка, Уолли?
– Сама напишешь.
– Я не смогу!
– Сможешь. У меня на столе найдешь кучу материала.
Сляпай все вместе. Принц Уэльский учится танцевать чарльстон в «Cafe de Paris». Потом возьми ту историю ну помнишь, – как американцы вперлись в чужие охотничьи угодья. Озаглавь «Новые вандалы». И туда же запихни, как они скупают замки и прячут под штукатурку старинную каменную кладку. Публику хлебом не корми – дай позлословить. А начни с моего интервью с Гербертом Уэллсом.
– Ты уже его использовал.
– Не все. Посмотри в моих записях.
– А как насчет фотографии леди Нелли Мельбы <Имеется в виду знаменитая австралийская певица-сопрано (наст. имя – Хелен Портер Митчелл; 1861—1931); была награждена Орденом Британской империи и соответственно получила титул Кавалерственной Дамы – «дейм».>? От нее все точно будут в восторге!
– Полли, я теперь Джон Бэринг. До утра постарайся выяснить насчет амнезии и позвони в Харрогет, телефон четыре ноль пять. А пока помалкивай и думай. И звони.
Я тебя целую.
* * *
Эвелин уложила Агату в постель, заказала чашку бульона в номер и теперь кормила подругу с ложечки.
– Не представляю даже, почему я упала в обморок!
– Тереза, а ты давно овдовела?
Агата молчала.
– Полгода назад, – наконец проговорила она.
– Знаешь, по-моему, ты перестаралась, пытаясь заглушить свое горе. Так случается с чувствительными, тонкими людьми. Не думай, пожалуйста, что я лезу тебе в душу, – но ты, право слово, очень необычный человек.
Агата покачала головой.
– Самый обыкновенный.
– Может быть, в тебе есть и то, и другое. Ты явно очень умна, любопытна и привлекательна. И с кучей разных других достоинств. Такая несправедливость, что тебе счастья не досталось.
–, – Беда в том, – ответила Агата, – что я всегда его ждала.
Эвелин улыбнулась:
– А я так не ждала его никогда.
– Посиди со мной еще минутку.
Эвелин поставила на стол пустую бульонную чашку.
– Надо наконец расставить точки над «и», – решительным тоном произнесла Агата. – Ты мне поможешь, Эвелин?
– Ну конечно.
– Завтра я поеду в Лидс – разбираться насчет моего багажа. Да, я выяснила, что фамилия той женщины, похожей на мою двоюродную сестру, тоже Нил. Той, которую я показала тебе в банях. Мне регистраторша сказала. Ну не удивительно? А зовут ее вроде бы Нэнси.
– А ты не пыталась с ней поговорить?
– Нет. Понимаешь… Вдруг окажется, что… она мне никакая не сестра.
– Но попытка не пытка – уверена, что она не обидится, если ты просто подойдешь и спросишь.
Агата долго молчала.
– Эвелин, у нее на завтра на два часа дня назначены процедуры. Ты ведь все равно там будешь – может, ты могла бы… как-нибудь закинуть удочку, а? Хотя бы выяснить, не из Рикмензуорта ли она.
– Если ты меня об этом просишь.
– Еще как!
– Тогда конечно!
Эвелин увидела, с каким облегчением вздохнула ее подруга и почти сразу же уснула.
А Эвелин взяла с тумбочки книгу о водолечении и задумчиво пролистала. Оттуда выпал клочок бумаги, заложенный между страниц. Она подняла его. Терезиным почерком на нем было торопливо набросано:
Вся жизнь мою
Мне снится и снится сон:
Я теряю тебя
И будто бы это не сон, –
Я закрою глаза и проснусь.
Теперь я одна –
Но мой сон меня не оставил.
Эвелин вложила стихи обратно в книгу и тихонько вышла из номера.