ВОЗМЕЗДИЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВОЗМЕЗДИЕ

— Лохвицкого забрали! — сказал, обращаясь к Попову, Бударин.

— Не может быть, я его вчера видел на базаре!

— Так это вчера было, а сегодня он уже на Петровке. Да не один — с ним Степанов и Блоха. Теперь им крышка! Надо сматываться, пока они не раскололись!

— Не расколются, не такие ребята, — заметил Попов. — Сейчас они от нас будут ждать помощи. Ведь в лагере на даровом харче не прокормятся. А от кого им ждать? От нас же. Нет, не расскажут они. Так что не дрейфь! Ты лучше готовь машину на вечер. Есть деловой мужик, опять нашел дачника, понял?

Приятели сидели за бутылкой водки в неказистом домике на окраине Москвы, в квартире старой бандерши и скупщицы краденого Помелихи, и сговаривались об ограблении склада.

Сын вечно пьяного кустаря-одиночки, сапожника — Попов еще в детстве потерял мать. Предоставленный самому себе, почти всегда голодный и оборванный, мальчик питался где попало — либо у сердобольных соседей, либо с ребятами, совершившими удачный налет на корзинки базарных торговок. Он втянулся в воровскую жизнь.

Старый кадровый рабочий Петров, живший неподалеку от его дома, обратил внимание на вечно шатающегося Попова и предложил ему поступить на завод, на котором сам работал.

— И чего я там у вас заработаю, — рассмеялся Попов, — на баланду?

— Не на баланду, — рассердился Петров, — а на жизнь. Человеком станешь, а не пустышкой! Хватит, Сашка, Ваньку валять, пора за ум браться, а то так и в тюрьму угодить можно, — продолжал Петров. — Вот тебе мой совет! — Он подошел вплотную к Попову, взял его за руку и, скрывая волнение, тихо сказал: — У меня вот такой же сынок был. Да не доглядели мы со старухой за ним — теперь в лагере. — Он тяжело вздохнул и, еще раз сжав руку Попова, сказал: — Вот и все! А теперь как знаешь.

Напоминание о сыне Петрова, которого Попов знал, как-то на миг отрезвило его.

— Хорошо, дядя Миша! Попробую. Берите на завод, может, что и выйдет?

— Выйдет, обязательно выйдет, — сказал Петров, — заходи ко мне утром, пойдем на завод вместе.

Определили Попова в кузнечный цех — подручным молотобойца. Втянулся он в работу.

— А ну, Санька, давай, — весело покрикивал кузнец на Попова. — Из тебя, паря, выйдет толк, если и дальше будешь рубать, как сейчас.

И Попов в самом деле мало-помалу становился заправским молотобойцем. Даже секретарь комсомольской организации, вначале косившийся на приблудного пария, стал его похваливать.

На первую получку вместо водки были куплены добротные штиблеты и верхняя рубашка. Стал Попов и книги читать и в кино ходить.

— Санька завязал, — говорили о нем бывшие дружки. — Совсем оторвался.

А Попов тем временем увлекся занятиями в открывшемся на заводе кружке автомобилистов и в полгода овладел еще одной профессией — шофера.

Так бы и шла жизнь бывшего беспризорника Попова, если бы в один злополучный день не встретился он с Тосей Федосеевой. Это была та самая Тося, которая человеку в двадцать лет кажется самой красивой, самой умной и самой хорошей. Увы! Тося не была идеалом, а скорее, наоборот — типичной мещанкой, мелочной и завистливой, хотевшей жить легко и беззаботно.

Дочь дамского парикмахера, рано овдовевшего, она ни в чем не знала отказа от любящего отца. Бросив школу уже с шестого класса, Тося сначала пробовала у отца учиться прибыльной профессии, но вскоре ей и это занятие надоело, и она решила жить «просто так». Миловидная, всегда хорошо одетая, она привлекала внимание молодых людей.

Знакомство состоялось случайно — в кино, где их места были рядом. Был свободен и еще один стул рядом с девушкой. Очевидно, она собиралась пойти в кино с кем-то, но он не пришел. Когда прозвенел третий звонок, она стала нервничать.

— Не пришел, да? — вдруг спросил соседку Попов.

— А вам какое дело? — огрызнулась Тося и повернулась к нему боком.

— Да ничего, я просто так сказал, — заметил Попов, — всякое бывает! Может, заболел, а может, посадили. А то и с другой пошел в другое кино.

— Вы что — хотите, чтобы я ушла из зала? — воскликнула Тося так громко, что зрители тотчас зашипели: — Дома поговорите. Кончайте базар!

Тося замолчала и как-то вдруг присмирела. Попову на момент даже стало жалко ее.

— Извините, — сказал Попов, — если я что не так! Я пошутил, а вы в бутылку, давайте лучше не будем ссориться, а будем смотреть картину.

Американский боевик с неизменной стрельбой и дракой заставлял Тосю вздрагивать, а один раз она, испугавшись, схватила Попова за руку.

— Это ужасно, я не могу смотреть это, — прошептала она, обращаясь к Попову.

— Тогда уйдем, мне тоже не нравится эта белиберда, — ответил Попов.

Они поднялись и, пригибая головы, чтобы не мешать зрителям, вышли.

С этого дня и началась трагедия и для Попова и для многих других. Попов забыл свои книги, которые еще недавно были его друзьями. Поездки за город на такси, ужины в ресторанах требовали денег. А их не было. На свои сбережения Попов мог только прилично одеться. На выручку пришла касса взаимопомощи, дали взаймы и друзья. Но деньги таяли, и вскоре все источники иссякли, а привычка весело жить окрепла.

— Кем ты все-таки работаешь, Саня? — неоднократно допытывалась Тося.

— Как кем? — отшучивался Попов. — Директором!

— Я с тобой не шучу, — сердилась Тося. — Почему ты скрываешь?

— Ничего я не скрываю, — ответил Попов, — работаю начальником автоколонны, — соврал он, стыдясь своей рабочей профессии.

— Так почему же мы ездим на такси, а ее на твоей машине? — не унималась Тося.

— Нельзя, Тосенька, на казенной машине без надобности ездить. У нас за это строго наказывают.

Постоянные поиски денег, невозможность их больше достать уже тогда привели бы Попова в тюрьму, если бы не выручил случай.

Освобожденный ранее от призыва в армию, он после переосвидетельствования был все-таки призван.

Попов получил на заводе расчет и напоследок устроил Тосе прощальный ужин в ресторане.

«Волга» уже закрылась, а они все сидели в этом ресторане и не могли расстаться. Лишь частые напоминания официанта о том, что ресторан закрывается, заставили Попова рассчитаться и уйти. Они пошли по боковой аллее парка. Вечер был теплым, где-то еще играли на баяне.

— Вот и расстаемся, Тосенька, и бог его знает, когда мы еще встретимся?

— Ничего, — ответила она, — три года пролетят незаметно, а потом мы уже не расстанемся.

— Правда? — опросил Попов.

— Конечно, правда, глупыш.

— И ты меня будешь ждать? — переспросил Попов.

— Я ведь тебя люблю, а ты еще спрашиваешь. — Она поднялась на цыпочки и поцеловала его.

Вечер кончился, наступила ночь, а они все бродили и бродили по химкинскому парку.

— Что же мы, — вспомнила вдруг про время Тося, — пешком в Москву пойдем?

— Ну что ты, сейчас найдем какую-нибудь машину!

Но машины как назло не было, и они пошли пешком, пока впереди не увидели огни «Сокола». Но они не пошли в город, а свернули к реке.

Молотобоец стал солдатом. Его направили в автобатальон как шофера. Служил он далеко от родного города, но часто писал Тосе. Сначала и она отвечала на все его письма, потом ответы стали приходить реже. Попов, естественно, загрустил, тем более что он не мог поговорить с ней с глазу на глаз, и это его злило.

Но вот произошел случай, который помог ему в его желании.

Однажды он попал в аварию, разбился и прямо из госпиталя был демобилизован. Только год пришлось ему прослужить. Этот год был последним счастливым годом в его жизни.

Поезд мчал Попова в Москву. Но когда поезд подошел к перрону, то он увидел, что Тоси на перроне нет, хотя он послал ей телеграмму.

«Может быть, больна или что случилось?» — подумал Попов.

Он вышел на привокзальную площадь и поехал к Тосе. Но дома ее не оказалось, она уехала с мужем отдыхать. Но об этом Попов узнал намного позже. Отец Тоси, увидев солдата, сказал, что она уехала в Орел к больной подруге.

Распрощавшись с Федосеевым, Попов пошел домой, к отцу.

Отец, по своему обыкновению пьяненький, сидел на своем стульчике и чинил чьи-то туфли.

— А, вернулся, — кивнул он сыну, — что же, давай по этому случаю по маленькой, а? — спросил отец и, поднявшись, пошел к буфету.

— Ну что ж, батя, — равнодушно ответил Попов, — За встречу так за встречу!

Наутро не пошел Попов на завод, к друзьям. Он устроился на самосвал шофером. Появились новые друзья, новые интересы.

Однажды повстречал он и старых своих дружков, тех, кто все время шел «налево».

Тоси все не было, и Попов чаще и чаще стал прикладываться к бутылке. А когда он встретил Тосю, то она была уже не такой, какой видел он ее в последний раз. Выкрашенная в другой цвет, расфранченная.

— Знаешь что, Саша, не расстраивайся и брось эту меланхолию, — сказала при встрече Тося. — Почему да отчего. Это ведь скучно. Жива и ладно. Давай лучше повеселимся!

И вновь пошли рестораны, свидания у уходящих из дома подружек. И снова деньги, деньги, деньги. Вечный вопрос, где их достать?

Тогда и пришло Попову на ум, самое страшное, что можно было придумать. Однажды подъехали они вдвоем к складу ночью, погрузили двести листов оцинкованного железа, а потом сбыли его. Железо продали дачнице Смирновой. Из-за ротозейства работников СМУ они это сделали легко и просто. Потом они таким же образом увезли кирпич и продали его людям, которые явно не на свои сбережения лихорадочно строили дачи.

От строительных махинаций появились у Саши деньги. И пошли кутежи. Все чаще Саша дарил Тосе сначала туфельки, потом часики, а потом и дорогие кулоны. Тося не спрашивала, откуда у Попова такие деньги.

Строительные материалы расхищались, но МУР ничего не знал об этом. Не знал потому, что молчали руководители организаций, у которых исчезали шифер, кирпич, железо. Они боялись ответственности за неорганизованную охрану. А может быть, потому, что сами точно не знали, сколько у них было того, другого и третьего.

Почти год безнаказанно расхищалось государственное имущество.

Однажды ночью, в сильную грозу на склад Московского технологического института въехал самосвал Николаева. Выскочившие из машины Морозов и Попов быстро кинулись к сторожу Мухе — инвалиду войны, шестидесятилетнему старику, который мирно похрапывал под навесом на куче опилок. Попов ударил Муху железным прутом по голове. Морозов заткнул ему рот рукавицей.

Грабители быстро загрузили самосвал кровельным железом и шифером и скрылись в ночи, а ливень замыл за ними все следы. Но все ли?

Утром в МУРе уже было известно об убийстве ночного сторожа Мухи. На место сразу же была послана оперативная группа.

Прежде чем приступить к осмотру трупа, один из оперативных работников вынул кляп изо рта Мухи. Но кроме рукавицы, на месте происшествия ничего обнаружить не удалось. По следу от колес догадались, что убийцы приезжали на трехтонном грузовике.

Сначала произвели опрос живущих неподалеку людей. Но лишь один из них видел ночью какой-то самосвал, который проехал мимо его окна. Проверили накладные. Похищено железо и шифер. Сам собой напрашивался вопрос: а для каких целей?! И это невольно наталкивало да мысль, что весь этот материал пойдет наверняка на строительство частного дома. Значит, похищенное нужно искать в каком-нибудь дачном поселке.

Предположения оказались верными. Вскоре в МУР сообщили из Истринского района, что гражданка Смирнова приобрела на днях четыреста листов кровельного железа и много шифера. Но мы решили пока Смирнову не трогать. Нужно было подождать, кто приобретет еще одну партию.

Но пока ждали, оперативные работники занялись проверкой путевых листов у водителей, которые работали в строительных организациях. Кропотливый труд не пропал даром. Они обнаружили, что водителями совершено очень много левых рейсов. Проверили обладателей путевок, обратив особое внимание на водителей, работавших шестнадцатого июля. Среди опрошенных оказался и Николаев. На руках его были новые рукавицы. Один из работников невольно обратил на них внимание. Ведь рот Мухи был заткнут рукавицей.

— Давно вы получили эти рукавицы? — опросил его работник розыска.

— Недавно, а что? — Николаев чуть заметно побледнел. Потом он взял себя в руки и добавил: — Да у меня рукавиц несколько пар, могу поделиться.

Но следователь все-таки снова спросил, когда именно он получил эти рукавицы.

— Не помню, — сказал Николаев, — да и к чему все это вы завели?

За хладнокровием Николаева следователь уже успел заметить, что он немного нервничает.

— Ну что же, — сказал следователь, — дайте мне эти рукавицы, если не жалко, и можете идти.

— Пожалуйста, — протянул рукавицы Николаев и, пожав плеча ми, ушел.

Данные телеметрической экспертизы подтвердили предположение работника розыска. В ту же ночь Николаев был арестован.

Ни на одном допросе Николаев не сознавался, что он принимал участие в убийстве Мухи, а липовую путевку сделал для того, чтобы подвести в пригород знакомую девушку. Но когда его спросили, как фамилия девушки, то он отказался назвать, как отказался назвать и пригород, куда он хотел ее отвезти.

Следствие затягивалось.

За это время были зафиксированы новые кражи строительных материалов. Были найдены и новые скупщики. Было установлено, что украденное железо и шифер недавно купили строители дач Монастырская и Свечева. Работникам розыска удалось арестовать Блоху и Степанова. Но и эти молчали на допросах, им тоже, видно, не хотелось выдавать других сообщников. Весь август 1952 года продолжались хищения. На одном из складов сторожу СМУ Туканову также был нанесен удар тяжелым предметом по голове. Но Туканов не умер, ему удалось выплюнуть кляп изо рта.

Арестовали Маслова и Суровцева, сидели за решеткой Морозов, Глебов и Грачев, Фаворский и Авдеев. Но главного организатора — Попова и наводчика Бударина еще не было за тюремной решеткой.

Помелиха, войдя в комнату, где пьянствовали Попов и Бударин, дал им план грабежа. Но вот послышался шум за дверью. Он выглянул и, вернувшись, сказал:

— Сматывайтесь, — лягавые.

В открытое окно быстро выскочил Попов, а за ним и Бударин. Но тревога Помелихи была ложной. Уголовный розыск еще не дошел до этого логова.

В снятой Поповым комнате на Арбате полулежала на тахте Тося.

Послышался знакомый стук в дверь.

— Что так поздно? — спросила Тося.

— Да так, задержался на работе, отправлял колонну на уборку урожая. — Он и сейчас еще выдавал себя перед Тосей за начальника. Но против обыкновения, сегодня он не шутил и не смеялся, а вошел и задумчиво сел на тахту. — Устал как черт, — сказал он и прилег на подушку.

— Знаешь, что я надумала, — тихо сказала Тося. — Возьми отпуск и поедем куда-нибудь на курорт?

— На курорт? Что ж, это дело. Только не на курорт, а куда-нибудь в горы. Как ты думаешь?

Тося не возражала. Отец ее умер, не оставив ей ни копейки, а она сама не способна была заработать ни гроша.

— Что же, я согласна, — сказала Тося.

Ночной поезд Москва — Тбилиси принял новых путешественников. Попов за последнее время страшно изменился, и Тося, видимо, что-то подозревала, но боялась спросить его. «Не все ли равно, — думала она и даже не спросила про полученный отпуск, — это не мое дело, где он достает деньги. Может быть, и правда, что он начальником работает».

В гостинице Попов сдал только свой паспорт, потому что у нее была другая фамилия и им не дали бы отдельный номер. Но она не знала, что и Сашин паспорт был поддельным, на имя Киселева. Эта купленная «ксива» давно хранилась у Саши на всякий случай.

Ночью Саша, как в бреду, шептал ей:

— Помни, я не Попов, а Киселев, слышишь? Иначе нам хана!

— А мне все равно, — сказала она. — Саша ты или Ваня. Меня это не интересует.

Тбилиси развеял грустные мысли Попова. «Нужно замести следы и устроиться куда-нибудь на работу, — думал Попов, — а там видно будет».

Быстро пролетела неделя. Деньги уходили, и достать их негде. Попытки связаться с шоферами ни к чему не привели. Права у него были на Попова, а рисковать в таком положении он не мог. «Надо что-то предпринять. — думал Саша. — Но что?»

Ночью, когда Тося заснула, Попов тихо встал, положил на тумбочку 500 рублей и тихо вышел. Он пошел на вокзал.

Установив после ареста Бударина, что исчез не только Попов, но и его любовница, МУР начал всесоюзный розыск преступника. Были найдены и размножены фотографии бежавших и разосланы по всем центрам СССР.

Через две недели была арестована вернувшаяся в Москву Тося. Но ее пришлось вскоре освободить, так как она не имела отношения ни к убийству, ни к кражам. Но МУР уже знал, что Попов побывал в Тбилиси. Были подняты на ноги республиканские учреждения розыска.

— Евдокия Васильевна, давайте я сам, — сказал Попов молодящейся хозяйке, у которой он снял комнату. Он поднял кадку с капустой и внес в дом. Хозяйка, поправляя прическу, пошла за ним. Войдя в дом, она сказала:

— За помощь, Ваня, спасибо, сейчас я тебя угощу. — И она выставила на стол домашнюю наливку.

Ей сразу понравился Попов, может быть, потому, что он и за комнату заплатил, не торгуясь, а может, и еще что-то сыграло роль. Он сказал ей, что работает начальником в Орле и что любит отдыхать не в санатории, а вот так, по-домашнему. Это для него лучший отдых. Одно смущало хозяйку — почему жилец не дает паспорт на прописку и весь день не выходит из садика, где по своей воле расчищает дорожки. Но белозубая улыбка Попова, его приветливый взгляд крепко запали в немолодое сердце Евдокии Васильевны.

Прошло несколько дней, и Евдокия Васильевна еще крепче привязалась к Попову. А он обдумывал все новые и новые варианты своего спасения от разоблачения. Ему уже надоели бесконечные ласки немолодой хозяйки, которая не шла с Тосей ни в какое сравнение.

«Семь бед — один ответ», — решил Попов. Воспользовавшись уходом хозяйки на рынок, он перевернул все вещи вверх дном, но денег найти ему не удалось. Попадались только дешевые побрякушки. Не найдя денег, он уже хотел было привести все в порядок, но увидел небольшой узелок, из которого торчали сторублевки. Он вынул их из узелка. Но куда идти? Дня он боялся, понимал, что по его следу давно идут. И он пошел не на Кисловодский вокзал, а на станцию Минутка.

Он сел в электричку, расстегнул ворот и, облокотившись о стенку, стал смотреть в окно. Электричка шла на Минеральные Воды. Но не знал Попов, что и в Минводах имелись уже его фотографии. Здесь тоже искали Попова — Киселева.

Придя с рынка, хозяйка заголосила на всю округу:

— Караул, ограбили!

Около дома собралась большая толпа любопытных, которым Евдокия Васильевна рассказывала о случившемся.

— Это он, негодяй, прикинулся хорошим, а я-то ему поверила, дура!

— Кто он, о ком вы говорите? — спросил подошедший милиционер.

— Он, он, этот сукин сын.

— Да вы конкретней, — сказал старшина. Но, не добившись ничего от хозяйки, он повел ее с собой в отделение милиции.

Орехов сидел с начальником отделения, когда туда привели Евдокию Васильевну.

— Товарищ капитан, — доложил старшина, — эту женщину ограбили.

— Присядьте, гражданка, — сказал начальник.

И она рассказала, что случилось.

— А как же вы его держали без прописки? — поинтересовался капитан.

— Как-то так, — развела она руками.

— Вот теперь за свою беспечность и отвечайте. Ваше счастье, что вы еще остались живы.

— Ладно, идите домой, — вмешался Орехов, — мы еще с вами встретимся.

Орехов немедленно связался со всеми линейными отделениями милиции.

— Теперь он от нас не уйдет, — сказал Орехов начальнику отделения.

По всем электричкам прошли работники, но среди пассажиров Попова не обнаружили.

Доехав до Ессентуков, Попов вышел из поезда и пошел в город. Он спокойно пообедал в столовой, а потом пошел в парк. Там можно было подумать, что делать дальше. «Пешком не дойдешь, а поездом ехать страшно», — думал он. Но все же решил перебраться в другое место в поезде. Подумал было о добровольной явке, но тут же отбросил эту мысль. Слишком много натворил.

Он сел в ночной поезд и доехал до Минеральных Вод. Но здесь его уже поджидал Орехов.

— Выходи, Попов, я тебя давно жду!

Попов попробовал уйти, но тут же был опрокинут на перрон.