А. Маскулия МИХА ЦХАКАЯ

А. Маскулия

МИХА ЦХАКАЯ

В легендарном дворце Смольного института шел II конгресс Коминтерна. Выступали ораторы. За столом, покрытым тяжелой бархатной скатертью, расположился президиум: В. И. Ленин и другие видные деятели международного рабочего движения.

Владимир Ильич что-то писал. Передавал записки, вполголоса переговаривался с соседями, но, вдруг замолчав, стал внимательно вглядываться в зал. Меж кресел осторожно, стараясь не шуметь, пробирался человек в глухом темно-зеленом френче, застегнутом на все пуговицы. Лицо его было утомленным, седоватые волосы гладко причесаны; движения замедленны, но тверды.

— Кажется, это Цхакая, — неуверенно сказал Владимир Ильич и тут же добавил: — Да, да, конечно, он! Значит, вырвался…

Дело в том, что Цхакая, посланный по возвращении из эмиграции с партийным заданием в Грузию, был арестован меньшевистским правительством. Его освободили только после настоятельного требования В. И. Ленина, которое вручил меньшевикам тогдашний полпред РСФСР в Грузии С. М. Киров.

Через некоторое время Владимир Ильич спустился в зал и подошел к месту, где сидел Цхакая. Они сердечно поздоровались и уже вдвоем вернулись к столу президиума.

Ленин усадил Цхакая рядом, шепотом спросил о чем-то, потом долго смотрел на его бледное, усталое лицо…

Проявление внимания Владимира Ильича к Миха Цхакая было не просто данью уважения старому большевику. Этих людей в жизни связывала крепкая дружба, выдержавшая не одно испытание, прошедшая, как говорится, годы и версты, удачи и разочарования.

Михаил Григорьевич Цхакая родился в 1865 году в маленьком селе Хунцы бывшего Сенакского уезда Кутаисской губернии. Его родители были крепостными крестьянами князя Мингрельского.

Мальчика в семье очень любили и отец, и мать, и старшая сестра Текле, которая научила его грамоте. Миха занимался с удовольствием. Рос он крепким и смышленым деревенским мальчишкой. Во что бы то ни стало желая дать сыну образование, родители отдают его сперва в Кутаисское духовное училище, а затем, на казенный счет, в Тифлисскую духовную семинарию.

Режим духовной семинарии напоминал режим всей Российской империи тех времен: нетерпимость любого инакомыслия, задавленность всего живого, забитость, откровенное мракобесие. Однако именно из стен семинарии выходили кадры революционеров, мыслителей, борцов и, уж во всяком случае… убежденных атеистов. Семинарские устои были настолько неприкрыто гнилы, что начинали задумываться даже самые малодумающие.

Несмотря на строжайший запрет, семинаристы с жадностью разыскивали книги по естествознанию, литературе, геологии. В старших классах они объединялись в кружки, где изучали право, политэкономию, историю. Большой популярностью пользовался рукописный журнал «Факел».

Семнадцатилетний Миха много читал. В знаменитой букинистической лавочке Захария Чичинадзе он познакомился с трудами Смита, Кене, Рикардо. Кроме общедоступных книг, там можно было достать и кое-какую нелегальную литературу. Иногда к Захарию заходили русские революционеры, сосланные на Кавказ, приносили номера запрещенных газет: «Колокол», «Вестник «Народной воли» и другие.

Революционные настроения в семинарии не были секретом для семинарского начальства. Оно безжалостно боролось со всякой «крамолой». Надзиратели тайно обыскивали сундуки семинаристов, отбирая все «недозволенное». Самые способные ученики безжалостно исключались, если они попадали под подозрение.

Осенью 1886 года, доведенный до отчаяния, затравленный мракобесами семинарист Лагиашвили убил ректора Чудецкого. Немедленно последовали репрессии. В числе исключенных оказался и Цхакая, Хотя к убийству Чудецкого он никакого отношения не имел. Полиция выслала Миха в селение Лесичине под особый надзор. Родителям прислали так называемый «волчий аттестат» Миха с «глубоким соболезнованием» высшего духовного начальства по поводу того, что такой «способный молодой человек, будучи воспитан на казенный счет, пошел против Бога и Царя».

На родину Миха вернулся уже не тем, простым деревенским парнем, каким уезжал учиться. Он прошел суровую семинарскую школу, познакомился с лучшей частью тифлисской молодежи, много прочел и передумал. Еще в семинарии попадались ему труды Карла Маркса. Четко сформулированные марксистские идеи очень заинтересовали его. Несмотря на положение поднадзорного, с огромным трудом добывая литературу, он и в Лесичине продолжал изучать марксистскую литературу.

В 1888 году Цхакая нелегально вернулся в Тифлис. У него не было ни специальности, ни паспорта, ни крова над головой. Поначалу жил случайным заработком, порой ночуя на берегу Куры в саду Муштаид. Потом удалось устроиться на работу — помощником бухгалтера на ликерно-коньячное предприятие Д. Сараджишвили.

Надо сказать, что владелец завода с уважением отнесся к молодому интеллигентному грузину, но Миха сблизился с рабочими. К этому времени он стал убежденным последователем Маркса. Ему попадались заграничные нелегальные издания группы «Освобождение труда». Он знает, что марксистская организация существует, и пытается создать в Тифлисе кружок.

Накануне 1 Мая 1890 года Миха провел большую беседу с рабочими, живо и просто рассказав о значении. «рабочей пасхи», как тогда часто называли этот праздник. Узнав о беседе, Сараджишвили вызвал Цхакая к себе в кабинет.

— Вы знаете мое отношение к вам, — сказал он Миха. — Но я хочу попросить вас перестать встречаться с рабочими. И еще по-дружески советую: бросьте вы ваши бредни! Социализм хорош на Западе, в цивилизованных странах, а мы — азиаты, русские рабочие не поймут марксистов!

— Господин директор, — ответил Миха, — я тоже уважаю вас, но, простите меня, из уважения к вам не могу менять своих убеждений, — и, хитро прищурившись, добавил: — А если вы так уверены, что в России не может быть социализма, почему же вы боитесь нашей агитации?..

Вскоре Миха оставил работу и переехал в Батум. Здесь он на некоторое время устроился на предприятие Ротшильда, а затем перешел в только что организованную филлоксерную комиссию[23] Министерства земледелия. Комиссия располагалась в Тифлисе, но работа дала возможность Миха бывать во многих районах Грузии и Азербайджана. Веселый и общительный молодой человек быстро завоевывает популярность у простых людей: виноградарей, рабочих, мастеровых.

По делам филлоксерной комиссии Цхакая часто наезжал в Квирилы. Он снимал там комнату совместно с молодым конторщиком марганцепромышленника Гогоберидзе. Фамилия конторщика была Ниношвили.

Однажды Миха поздно вернулся домой. Его сосед лежал в постели и читал. Когда Миха вошел в комнату, Ниношвили поспешно убрал книгу под подушку. Цхакая удалось разглядеть название: «Карл Маркс. Капитал».

Он заинтересовался.

— Что это у тебя за книга? — спросил Миха.

— Да так, пустяки, — безразличным голосом ответил Ниношвили.

Горячий Миха возмутился:

— Что?! Карл Маркс для тебя пустяки? Как тебе не стыдно?! А еще образованный человек!

Ниношвили внимательно посмотрел на него и сказал:

— Э, друг, кажется, мы с тобой одного поля ягоды. Мне говорили как-то, да я не поверил, а теперь вижу, что тебя не зря полиция из Тифлиса выслала. Да только я и сам такой же. Вот тебе моя рука. Предлагаю дружбу!

Обезоруженный Миха крепко пожал руку Ниношвили.

Так начался их большой союз.

Эгнате Ниношвили, в то время молодой способный писатель, вынужден был жить в Квирилах, зарабатывая на жизнь работой конторщика. Миха настойчиво звал Эгнате в Тифлис.

— Вот где поле деятельности, — говорил он, — приезжай. Работу тебе найдем.

Ниношвили улыбался…

Осенью 1892 года окончилась сезонная работа Цхакая в филлоксерной комиссии, и он устроился в редакцию газеты «Иверия». Миха по-прежнему заходил к Захарию Чичинадзе, который хорошо относился к нему. Лавочка Захария была устроена так: передняя комната для всех и внутренняя — для «постоянных посетителей». Однажды, когда пришел Миха, Захарий сказал ему:

— А у меня для вас сюрприз.

Он провел Цхакая во внутреннюю комнату, и Миха увидел Эгнате.

Тот приехал накануне. Они тепло поздоровались.

— Где ты устроился? — спросил Миха.

— Да пока между небом и землей, — засмеялся Эгнате.

Миха жил в маленькой полуподвальной комнате по Михайловской (ныне Плехановскому) проспекту, 54. Он предложил Ниношвили остановиться у него. Тот согласился.

Тифлис девяностых годов был крупным центром революционной работы на Кавказе. Часто устраивались собрания марксистски настроенной молодежи. Создавались многочисленные кружки. Все понимали, что нужна крепкая организация. Об этом и рассказал Цхакая приехавшему Ниношвили,

Зимой 1892 года они устроили нелегальное собрание молодежи. На нем выступили представители самых: разнообразных революционных течений, однако большинство под влиянием Миха и Эгнате пошло за марксистами.

25 декабря 1892 года в Квирилах под руководством Миха Цхакая и Эгнате Ниношвили состоялось первое собрание членов марксистской группы. Так была идейно заложена первая марксистская организация на Кавказе, впоследствии названная «Месамедаси». Жордания привез на рассмотрение товарищей свою «национал-демократическую программу». Цхакая и Ниношвили выступили против националистических положений программы. Дискуссию решено было продолжить в Тифлисе.

Заболел Эгнате. Ему пришлось вернуться в деревню. Миха как мог помогал Ниношвили: высылал деньги, находил врачей, но болезнь прогрессировала.

Осенью 1893 года объявили забастовку учащиеся Тифлисской духовной семинарии. Борьба окончилась успешно, однако полиция напала на след Цхакая, который принимал участие в организации забастовки. Миха вынужден уехать. Он приехал в деревню к Ниношвили. Положение Эгнате тяжелое. Ни целебный горный воздух, ни лекарства, которые привез Цхакая, не помогли. 5 мая 1894 года Ниношвили умер…

Очень тяжело переживал Миха смерть друга…

Он поселился в Кутаисе. Этот древний грузинский город давно привлекал его. Сюда приезжали из России на каникулы студенты. Многих из них Миха знал. В студенческой среде еще большой популярностью пользовались идеи народовольцев. Имена Желябова, Алексеева, Софьи Перовской были святыней молодежи.

Цхакая пробует беседовать со студентами о марксизме. Встречи происходят в городском парке или на берегу бурной Риони.

Однажды Миха и пять-шесть человек студентов сидели на своем излюбленном месте в городском парке. Шла очень интересная дискуссия. Цхакая с жаром разъяснял какое-то важное положение марксизма. Ему возражал высокий худой студент в очках. Они говорили несколько громче обычного. Неожиданно к ним подошел молодой, прекрасно одетый человек в черкеске.

— Вы совершенно правы, — обратился он к Миха. — Я прошу простить меня за то, что «врываюсь» в ваш разговор, но этот товарищ (он так и сказал «товарищ» и указал на Миха) совершенно прав…

Незнакомец говорил еще несколько минут очень резко и громко. Сперва недоверчиво слушавший Миха заинтересовался.

— Кто это? — тихо спросил он у стоящего рядом студента.

— Не знаю! — ответил тот. — Какой-нибудь чохоносец!

Через несколько дней на собрании марксистского кружка Миха снова встретил этого молодого человека. Теперь он был одет уже «по-европейски».

Их познакомили. Товарищ, представивший незнакомца Миха, сказал:

— Перед тобой сын князя Цулукидзе.

— Князя Цулукидзе?! — удивился Цхакая.

— Да, да, — улыбнулся Александр. — Я сын князя Григория Цулукидзе и, следовательно, тоже князь, — лицо его стало грустным.

Александр стал часто бывать у Цхакая. Они продолжали встречаться и в городском парке. Миха настойчиво объяснял ему сущность социализма, рекомендовал вступить в группу «Месаме-даси».

Вскоре Александр Цулукидзе стал профессиональным революционером и большим другом Миха Цхакая.

Цхакая много пишет. Его статьи появляются регулярно. Он переводит на грузинский язык «Манифест Коммунистической партии», брошюру Поля Лафарга «Машина, как фактор прогресса». В кутаисских кружках по инициативе Цхакая переписывали ставшее уникальным русское издание «Капитала».

Одним из самых значительных мероприятий, организованных Миха во время пребывания в Кутаисе, была организация доставки заграничной нелегальной литературы. В своих воспоминаниях Митрофан Лагидзе пишет: «В 1897 году я первый раз получил транспорт нелегальной литературы».

В Кутаисе проживали многие революционеры, высланные из России. Миха был с ними хорошо знаком. Однажды от русского марксиста Козаченко он услышал фамилию Тулина (Ленина). Цхакая стал регулярно читать статьи этого человека, появляющиеся в легальных журналах, а также его труды, которые удавалось доставить нелегальным путем.

Впоследствии марксистская группа установила с Лениным регулярную связь.

В октябре 1897 года состоялось собрание «Месаме-даси». Присутствовали Н. Козаренко, И. Лузин, Н. Жордания и другие. Развернулись острые прения. Цхакая снова резко выступил против националистических настроений Жордания и его сообщников. Мнения собравшихся резко разделились. Спор было решено продолжить на съезде представителей кавказских марксистских организаций.

Еще раньше, 23 июля 1897 года, кутаисское жандармское управление направило в Петербург, в департамент полиции, донесение, в котором указывались факты революционной работы Цхакая среди молодежи. Особо отмечалось, что он в 1886 году был исключен из Тифлисской духовной семинарии и что он в 1893 году руководил семинарской забастовкой в Тифлисе. Далее в донесении говорилось, что жандармское управление считает нужным выслать Цхакая административным порядком за пределы Кавказа,

14 ноября 1897 года, передав Г. Франчески рукопись перевода «Манифеста Коммунистической партии», Миха Цхакая уехал на север.

были два социал-демократических комитета: один в заводском районе (Бабушкин, Морозов, Петровский, Дамской), другой в центре (Магницкий, Душкин и другие), в который вошел и Цхакая. Екатеринославские комитеты руководили революционной работой, по существу, во всех южных губерниях России. В январе 1900 года они начали издавать газету «Южный рабочий». Кроме того, печатались регулярно брошюры, прокламации, листовки.

В рабочих районах, например на Чечелевке, настолько привыкли к этим листовкам и прокламациям, что почти не покупали легальных газет.

Жандармское управление забеспокоилось. После того как накануне 1 мая 1900 года по всему югу России была распространена прокламация, напечатанная тиражом почти в пятьдесят тысяч экземпляров, в Екатеринославе начались повальные обыски и аресты. Охранке удалось арестовать многих членов комитета.

Однако на следующий день, казалось, разгромленная организация выпустила новую листовку, написанную Цхакая. В листовке говорилось, что жандармы арестовали неизвестных комитету лиц, совершенно непричастных к его работе. Прокламацию распространили по городу, ухитрились подбросить даже в дома губернатора и начальника жандармского управления.

Полиция разыскивала оставшихся на свободе комитетчиков. На Чечелевке было арестовано несколько сот человек. Охранка распорядилась арестовать и Цхакая… «без отношения к результатам обыска».

3 июля 1900 года в квартиру Цхакая постучали. Миха только что вернулся из типографии, где печатался очередной номер «Южного рабочего». Один экземпляр был у него с собой. Он быстро передал газету жене. Двенадцатилетний сын Цхакая лежал больной, с высокой температурой. Присев к его постели, Миха подложил ему под одеяло брошюру К. Маркса. Сын понимающе кивнул. Ворвавшийся в квартиру жандармский ротмистр с пятнадцатью жандармами предъявил Цхакая документ о его аресте. Распоряжение было весьма лаконичное: «Обыск формальный. Арест безусловный!»

«Надо задержать их здесь до утра», — подумал Миха, так как в списке, помимо своей фамилии, разглядел еще несколько знакомых адресов.

— Вы не здесь ищете, ротмистр, — сказал он жандарму, — посмотрите в чулане.

Жандармы бросились в чулан. Конечно, там ничего не было.

— Неужели ничего нет? — притворно удивился Миха. — Тогда осмотрите печь. Там-то уж наверняка что-нибудь найдете.

Но и в печи ничего не оказалось.

— Поразительно, — заявил Цхакая. — Вам сегодня не везет, ротмистр.

— Вы издеваетесь над нами! — закричал жандарм.

Цхакая пожал плечами. Перед уходом он долго подбадривал жену, читал наставления сыну. Лишь к утру его вывели из дому.

Члены комитета и большинство активистов жили в его районе, на Потемкинской горе. Арестованных вели по городу как раз в то время, когда рабочие выходили на работу. Ставшая свидетелем массового ареста, толпа бурно приветствовала задержанных. К Цхакая, шедшему посредине улицы, подбежал подросток в рабочем костюме и вручил ему красный цветок.

Понимая, что добром дело не кончится, жандармы подозвали извозчичью пролетку и усадили в нее арестованных. Ротмистр, севший рядом с Цхакая, сказал ему:

— Мы уничтожили такую гидру революции, как «Народная воля». На что вы надеетесь?

— Приходите после нашей победы, — улыбнулся Цхакая, — я вам расскажу.

Его направили в Харьков, а оттуда в Москву, в Таганскую тюрьму, позднее перевели в «Бутырки». Режим московских тюрем окончательно подорвал здоровье Миха. Он заболел. Лежа в тюремной больнице, случайно узнал о выходе первого номера газеты «Искра».

В феврале 1902 года Цхакая освободили из тюрьмы и этапным порядком отправили в Лесичине. Здесь рассказали ему о батумских событиях. Вскоре он снова уехал в Тифлис и перешел на нелегальное положение. В это время большую работу в закавказской организации вел Виктор Курнатовский — друг и сподвижник Ленина, Цхакая встретился с ним. Курнатовский рассказал о делах грузинских подпольщиков:

— Сталин и Кецховели в тюрьме. Работают Саша Цулукидзе и Алеша Джапаридзе. Работа налажена, но люди — на вес золота…

Цхакая сразу же включается в борьбу. Вместе с Ф. Махарадзе, П. Джапаридзе, М. Давиташвили, С. Кавтарадзе и другими он создавал социал-демократические организации и группы ленинско-искровского направления в Кутаисе, Гурии, Мегрелии. В Тифлисе была оборудована нелегальная типография.

Собирается съезд социал-демократических организаций Кавказа, на котором образован Кавказский союзный комитет РСДРП ленинско-искровского направления. Цхакая стал его бессменным членом и одним из руководителей.

Осенью 1903 года в Кутаис по решению ЦК РСДРП из Баку приехал Л. Б. Красин. На квартире одного молодого врача он встретился с М. Цхакая и другими грузинскими коммунистами. Красин рассказал о II съезде партии, о линии, принятой большинством.

В начале 1904 года жандармы разгромили Кавказский союзный комитет и тифлисскую организацию. Были арестованы многие члены комитета и активные партийные работники. Охранка праздновала победу. Однако из ссылки вернулся И. В. Сталин, из-за границы — С. Шаумян; приехал из России видный большевик В. Бобровский. Работа вновь оживилась.

В марте 1905 года Цхакая в качестве делегата III съезда РСДРП выехал в Лондон. Заграничный паспорт ему достал знаменитый Камо.

На съезде Цхакая впервые встретился с В. И. Лениным. Накануне первого заседания Владимир Ильич, обращаясь к нему, сказал, что Миха, как старейший делегат, должен открыть съезд.

— Что вы, Владимир Ильич, — смутился Цхакая, — это право принадлежит только вам.

Но Ильич стоял на своем:

— Отказываться никак нельзя, товарищ Миха.

25 апреля 1905 года Миха Цхакая, выступавший под фамилией Барсов, открыл III съезд РСДРП — первый большевистский съезд.

Ленин полюбил энергичного и смелого грузинского коммуниста. Вместе с Цхакая он посетил Британский музей, съездил на могилу К. Маркса. Уезжали из Лондона также вместе.

На французской границе в вагон вошел полицейский комиссар, которого сопровождал русский шпик. Они долго рылись в вещах и наткнулись на связки папок в чемодане Цхакая. В них были материалы и протоколы съезда. Представитель охранки попытался рассмотреть бумаги, однако Ленин резко напомнил ему, что согласно законам Французской республики рукописи таможенному осмотру не подлежат. Полицейские ушли ни с чем.

Владимир Ильич пригласил Цхакая к себе в Женеву. Несколько дней они жили в Париже. Ленин показывал грузинскому другу город, водил по историческим местам.

В Женеве Цхакая присутствовал на собрании, где выступали Ленин и Мартов. Последний объявил лондонский съезд «незаконным» и подчеркнул, что в Грузии также возмущены незаконностью съезда. По-видимому, Мартов имел в виду грузинских меньшевиков.

По приезде на родину Цхакая выступил со статьей в газете «Борьба пролетариата», где отстаивал позицию Ленина. В Тифлисе он узнал, что в Кутаисе умирает Цулукидзе, и тотчас выехал туда. Вид старого друга поразил Миха. Цулукидзе лежал недвижимо, дышал тяжело. Видно было, что на этот раз ему не подняться.

Цхакая присел на постель Саши.

— Расскажи о съезде, — шепотом попросил Цулукидзе.

После рассказа Цхакая Цулукидзе открыл глаза и сказал:

— Все равно идея победит.

Вскоре он умер.

Похороны Цулукидзе в Хони превратились в мощную демонстрацию. С речью выступил И. В. Сталин. Тысячи людей присутствовали на митинге, после которого с развернутыми траурными знаменами вернулись в Кутаис.

* * *

В боевые дни 1905 года Цхакая приехал в Петербург. На состоявшемся 13 октября заседании Совета рабочих депутатов его ввели в Совет как представителя от Кавказа. Он участвовал в издании первой легальной большевистской газеты «Новая жизнь». Затем был вызван Кавказским союзным комитетом в Баку. Вместе с П. Джапаридзе, И. Монтиным и другими большевиками он создает Бакинский Совет рабочих депутатов.

В апреле 1907 года Цхакая снова в Лондоне, на V съезде РСДРП. Его избирают в редакционную комиссию.

События пятого года, постоянные преследования полиции подорвали здоровье Цхакая. Он заболел. Владимир Ильич настойчиво советовал ему пожить в Швейцарии. В 1908 году Ленин достал ему паспорт на имя таммерфорсского художника Гуго Антона Рикканена, и Цхакая поселился в Женеве.

Несмотря на болезнь, он сразу включился в работу. В то же время в Швейцарии проживало большое количество русских эмигрантов. Миха основал большевистскую группу под названием «Идейная группа большевиков». В нее входили все находившиеся в Женеве большевики. Вскоре в Женеву приехали Ленин и Крупская.

Вспоминая об этом периоде, Надежда Константиновна писала:

«Из товарищей в это время в Женеве жили Миха Цхакая, В. А. Карпинский и Ольга Равич. Миха Цхакая ютился в небольшой комнатушке и с трудом приподнялся с постели, когда мы пришли…»[24]

Владимир Ильич и Надежда Константиновна поселились недалеко от Цхакая. Они бывают у него, подолгу беседуют. Оправившись от болезни, Миха выполняет ленинские поручения. Он участвует в издании большевистского органа «Пролетарий», организует доставку газет в Россию, которые затем рассылаются по городам.

С 1910 по 1913 год Цхакая заведовал библиотекой, существовавшей в Женеве при столовой русских студентов. В библиотеке была преимущественно политическая литература — труды Маркса, Ленина, Плеханова и других классиков революционного движения. Он много читал, писал, изучал французский язык. Непрерывно держали связь с Цхакая кавказские большевики.

«Дорогой Миха, — писал из Баку Степан Шаумян, — я как от своего имени, так и от имени всех других товарищей выражаю тебе, дорогой Миха, благодарность за обстоятельные письма и прошу тебя впредь также писать нам в том же духе, невзирая на нашу недобросовестность в смысле ответов.

Не можешь ли прислать к нам одного хорошего работника? Приезжает к нам всякая, извини за выражение, шваль, которая ни к чему, кроме мелких скандалов, не способна. Работа у нас слишком серьезная, требующая много знаний и вдумчивого отношения, на это не всякий способен, а между тем работники крайне необходимы. Ты знаешь, что лучшие наши товарищи изъяты из обращения. Так, если найдется хороший работник, постарайся, пожалуйста, прислать… Жму тебе дружески руку. Степа.

Привет всем товарищам. Присланные тобою товарищи оказались все-таки лучше всех других…»[25]

Жизнь в эмиграции была нелегкой, не хватало денег. Цхакая часто голодал. «Месяцами живем на хлебе и чае, — писал он товарищам на Кавказ, — как когда-то в тюрьме». Да и не только он был в таком положении. Ильичу порой приходилось также туго.

Однажды кто-то из женевских товарищей сообщил Ленину, что Миха голодает и питается сырыми каштанами. На другой день Ильич попросил Надежду Константиновну навестить Цхакая и выяснить, правда ли это. Рано утром Надежда Константиновна явилась без предупреждения к Миха. Тот сидел за столом, что-то писал, и — о ужас! — действительно перед ним лежали блестящие коричневые каштаны. Надежда Константиновна, посмотрев своими добрыми глазами на Миха, кивнула на каштаны и сказала:

— Не совестно вам, дорогой Миха, что это такое?

Цхакая недоуменно пожал плечами:

— Это?.. Каштаны, Надежда Константиновна.

— То-то и оно — каштаны. Об этом вчера вечером стало известно Ильичу. Я вас прошу немедленно прийти к нам. Ильич просит вас к себе. Там он все объяснит.

Цхакая всегда был рад видеть Ленина, но на этот раз ничего не понимал. Всю дорогу Надежда Константиновна сердито молчала. И это молчание еще больше удивляло Миха.

Скоро они вошли в комнату Ленина. Увидев их, Ильич быстро встал со стула и спросил, обращаясь сперва к Надежде Константиновне:

— Ну-с, каковы результаты ревизии?

— Все правильно, Володя. Товарищи сказали правду. Они там! — ответила Крупская.

— Позвольте!.. Владимир Ильич… Надежда Константиновна… Я уверяю вас, что никого у меня не было, — заволновался вконец расстроенный Миха.

— А каштаны? — прищурился Владимир Ильич. — Попались, голубчик, конспирация вещь хорошая, но не в таких делах!

Когда они объяснили Миха суть дела, он, тронутый их вниманием и взволнованный до слез, сказал:

— Дорогие мои Ильич, Надежда Константиновна. Товарищи неправду вам сказали, что я питаюсь сырыми каштанами. Они дикие, их и есть-то нельзя! Просто я собираю каштаны на прогулке, потому что они красивые, — вот они, взгляните: приятно держать в руке, перебирать в кармане, когда о чем-нибудь задумаешься.

Ильич сразу понял, что «попался» на этот раз сам, и расхохотался заразительно, как умел только он.

— Ну, бог с ними, не обижайтесь на нас, все равно мы угостим вас чаем.

Но вскоре разговор между Лениным и Миха принял серьезный характер.

Следует сказать, что у Цхакая в это время впервые появились разногласия с ленинской линией. Новая тактика партии требовала сочетания легальной и нелегальной работы. Многие товарищи отрицали использование возможностей легальной борьбы. Среди них были уважаемые члены партии: например, А. Луначарский и А. Богданов. Они требовали отозвать партийных депутатов из Государственной думы, за что их стали называть «отзовисты». Владимир Ильич резко выступал против «отзовизма» и «отзовистов».

Цхакая говорил, что ом тоже против «отзовизма», но защищает «отзовистов» персонально, так как они нужные и полезные работники.

— Поймите, Миха, — сказал ему Ленин, — мы не должны либеральничать. Если люди выступают против линии партии, они не могут быть хорошими партийными работниками, хотя бы на данном этапе.

Конечно, Миха вскоре понял свою ошибку.

Владимир Ильич переехал в Берн. Оттуда он регулярно пишет Цхакая. Справляется о делах, о здоровье, дает советы и поручения. Весной 1916 года Цхакая получил письмо от Надежды Константиновны. Она сообщала, что Ильич находится в Лозанне, но скоро приедет в Женеву, где прочтет реферат о международном положении. «Владимир Ильич очень хочет видеть вас», — добавляет Надежда Константиновна.

Беседу устроили в одном из женевских кафе. Народу пришло много, причем самого разнородного. Ленин резко критиковал позицию присутствующих на докладе меньшевиков-оборонцев. После доклада состоялась дискуссия.

Ильич вышел из кафе расстроенный.

— Как эти люди не хотят ничего понимать! — говорил он Цхакая и Мелитону Филия, товарищу, бежавшему из далекой Грузии прямо из зала суда.

— Что делать, — сказал Миха, — у них уже нет ничего общего с марксизмом…

Бог с ними, — прервал его Владимир Ильич и неожиданно предложил: — Давайте прогуляемся по берегу Арвы. Нужно немного отдышаться.

Они направились на набережную. Ночная река была очень красива. Вышла луна. Вода переливалась, играла. На волны легла серебристая дорожка. От нее веяло чем-то мирным, домашним…

Вдруг Ильич положил руку на плечо Цхакая.

— Ну, когда же, товарищ Миха, прорвется… совершится? — задумчиво спросил он.

— Через год, Владимир Ильич, — улыбнулся Цхакая, — ровно через год!

Ленин взглянул на него в упор, обнял и сказал:

— Дорогой Миха, люблю я вас за ваш здоровый оптимизм!..

Постояв немного на берегу, они вернулись домой.

Шла мировая война. Связь с товарищами из России была прервана. Вести оттуда приходили противоречивые и нерегулярные. Владимир Ильич нервничал. Он, несомненно, чувствовал, что обстановка на родине накалена до предела, и мучался, что не может быть там.

Как-то в конце февраля 1917 года Михаил Григорьевич вернулся домой с прогулки. В почтовом ящике лежала открытка. Он достал ее и пробежал глазами:

«Дорогой Миха, свершилось… прорвалось… поздравляю с революцией в России… Я готовлюсь в путь-дорогу. Укладываю чемоданы. Значит едем? Ваш Ленин».

У Цхакая забилось сердце. Он присел к столу и тут же набросал ответ:

«Дорогой Ильич. Поздравляю также. Мои чемоданы уложены год назад. Вдвойне рад, что мой оптимизм оправдался. Конечно, едем. Ваш Миха».

Вечером в кафе собралась русская колония. Люди поздравляли друг друга. У многих на глазах выступили слезы. Устроили митинг. Председателем, как старейшего, выбрали Миха Цхакая.

24 марта 1917 года В. Карпинский принес Миха ленинскую телеграмму: «Уезжаем завтра в полдень. Приезжайте. Все расходы для Миха будут оплачены».

Вскоре Миха выехал в Берн, а оттуда вместе с Лениным и тридцатью другими товарищами в Россию. Их встретил кипящий Петроград. Февральская революция уничтожила царизм, но буржуазия оставалась у власти. Партия готовилась к решающим боям. Состоялась Апрельская конференция РСДРП, на которой были обсуждены Апрельские тезисы Ленина.

Цхакая получил направление в Грузию. Грузинские товарищи тепло встретили его. На вокзал пришли представители Тифлисского комитета и рабочие.

В газете «Кавказский рабочий» была помещена статья «Приезд товарища Миха Цхакая».

14 мая 1917 года он выступил на общегородском собрании большевиков Тифлиса с докладом «Об итогах Апрельской конференции».

Тифлисский комитет РСДРП (б) решил создать в городской думе свою фракцию, руководить которой поручили Цхакая. На первом заседании он зачитал Декларацию фракции большевиков, которая призывала всех пролетариев бороться под красным знаменем большевизма.

В августе 1917 года VI партийный съезд РСДРП (б) принял постановление учредить молодежную организацию. В Грузии во главе этого важного движения встал Цхакая. В помощь ему находящимся в то время в Тифлисе С. Шаумяном был рекомендован молодой большевик Анастас Иванович Микоян. Вместе с Микояном и Борисом Дзнеладзе Цхакая создал первую большевистскую молодежную организацию в Грузии под названием «Спартак» — предшественницу комсомола.

Перед событиями октября 1917 года Цхакая приехал в Петроград. Он участвовал в знаменитом заседании ЦК партии, на котором обсуждалось начало вооруженного восстания. Цхакая энергично поддержал ленинскую идею переворота.

Известие о Великой Октябрьской революции застало Цхакая в Тифлисе. Он выступил перед рабочими, разъяснив цели и задачи петроградских событий.

Вскоре меньшевистское правительство Грузии окончательно стало на путь предательства революции. Закрываются большевистские газеты, запрещается деятельность партийных организаций. Партия уходит в подполье.

С горечью вспомнил Миха Цхакая слова своего старого друга Эгнате Ниношвили, который в девяностых годах как-то сказал о Жордания: «…если он не станет нашим, то из него выйдет величайший негодяй».

В июне 1919 года Цхакая арестовали. Почти год он провел в тюрьме, с трудом поддерживая связь с внешним миром. В конце апреля 1920 года он выходит на волю, но 1 мая его опять арестовывают. Когда заключенные кутаисской тюрьмы узнали о вторичном аресте Цхакая, они заставили тюремную администрацию открыть все камеры и устроили митинг. Арестованные встретили Цхакая пением «Интернационала», принесли стол и попросили Михаила Григорьевича выступить.

Узнав от Серго Орджоникидзе о втором аресте Цхакая, Владимир Ильич направил меньшевикам резкий протест. В июле 1920 года Миха выехал в Москву как делегат II конгресса Коминтерна.

* * *

В феврале 1921 года в Грузии окончательно победила советская власть. Восставший народ с помощью Красной Армии свергнул меньшевистское правительство. 23 января 1922 года открылся I съезд Компартии Грузии. Вместе с Лениным, Сталиным, Кировым и Наримановым Миха Цхакая избирается почетным председателем съезда.

Михаил Григорьевич жил тогда в Москве, работая полномочным представителем Грузии при правительстве Российской Федерации. Он часто встречался с В. И. Лениным.

В январе 1923 года Цхакая открыл I сессию Закавказского центрального исполнительного комитета, на которой его избрали членом президиума и одним из его председателей.

С 1923 по 1930 год Цхакая снова в Грузии. Он ведет большую работу в ЦИКе ЗСФСР, участвует в работе Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала, работает в ЦК Компартии Грузии.

Быстрыми темпами развивается народное хозяйство республики. Строятся новые заводы и фабрики, восстанавливаются старые предприятия.

Цхакая в гуще дел.

По ленинскому плану электрификации страны в Закавказье намечено создать мощную электростанцию ЗАГЭС. Вместе с Серго Орджоникидзе, Филиппом Махарадзе и другими грузинскими большевиками Цхакая выехал в район строительства. Здесь он принял деятельное участие в работе: руководил сооружением канала для отвода Куры, организовывал коммунистические субботники, во время которых, несмотря на преклонный возраст, трудился наравне со всеми. Его энтузиазм служил примером для молодежи.

ЗАГЭС была построена в рекордные сроки…

21 января 1924 года телеграф принес тяжелую весть… Кончина Ленина, с которым Цхакая был связан долголетней партийной работой и которого он близко знал лично, потрясла Миха. На траурном заседании, с трудом подыскивая слова, осунувшийся и разом постаревший Цхакая говорил:

«Кончина человека, который создал нашу партию и в течение 30 лет с исключительной способностью руководил рабочим движением, всех безгранично удручает. Эта скорбь беспредельна. Теперь наша надежда лишь в том, чтобы мы с помощью оставленного Лениным учения могли выковать прекрасное будущее трудового народа…»

Несмотря на то, что кавказские народы получили полную свободу, еще очень сильны были на Кавказе пережитки прошлого. Забитость, малограмотность, религиозность — все это тормозило развитие некоторых отсталых районов республики. Так, например, в Аджарии многие женщины по-прежнему должны были носить чадру и фактически не пользовались равными правами с мужчинами.

По заданию партии Цхакая направился в горы Аджарии для проведения массовой работы в районе Хуло. Здесь было особенно трудно: аджарцы-мусульмане поддерживали советскую власть, но свято хранили старые законы и порядки внутри своих общин.

К вечеру Михаил Григорьевич, сопровождаемый лишь секретарем, приехал в селение Хуло. Он попросил собрать митинг, на который пришли бы и женщины.

Крестьяне слушали его речь сначала недоверчиво, но Миха, старейший пропагандист, убеленный сединами, говорил так ясно и доходчиво, что постепенно лица их светлели. Простыми словами разъяснял Цхакая сущность религии, а под конец воскликнул: «Ну, кто же здесь самый смелый? Кто не побоится освободить свою жену от чадры прямо сейчас?»

Крестьяне молчали. В их душах шла мучительная борьба. Столкнулось старое, вековое и то новое, о чем так смело говорил Цхакая. Особенно внимательно слушал Миха старик аджарец. С детских лет внушали ему, что женщина не ровня с мужчиной. «Женское лицо должно быть скрыто чадрой!» — так гласил закон мусульман. Но с трибуны такой же старик, как и он, говорил совершенно иное, говорил ясно, красиво и убедительно. А старики не лгут — это грузинская поговорка. «Правду говорит этот человек», — решил аджарец.

Крестьяне все еще колебались, и вдруг старик мусульманин торжественно снял чадру с лица жены. Радостные возгласы раздались в ночной тишине. Был разложен большой костер, на котором крестьяне сожгли не только эту чадру, но и остальные, имевшиеся в селении…

Активно участвовал Цхакая в таком важном деле, как постройка железной дороги по Черноморскому побережью, непосредственно связавшей Тбилиси с Москвой. Надо сказать, что против этого строительства, предложенного грузинскими коммунистами, выступил один из лидеров правых уклонистов.

— Мы еще очень слабы, — сказал он, — чтобы создавать такие вещи, а потом не исключено, что все это может достаться врагу!

Цхакая, приехавший в Москву с проектом сооружения дороги, резко возразил ему на заседании, посвященном этому вопросу. Смысл его выступления состоял в том, что коммунист не имеет права бояться врага.

ЦК партии поддержал Цхакая. Дорогу начали сооружать, и время показало правильность этого решения.

В 1931 году Цхакая переходит на работу в руководящие органы Коминтерна. Он трудится рука об руку с выдающимися деятелями рабочего движения: Вильгельмом Пиком, Георгием Димитровым, Пальмиро Тольятти, Долорес Ибаррури.

Его выбирают в Верховный Совет СССР. В январе 1938 года как старейший депутат он открывает сессию.

«Я горячо желаю, — сказал Цхакая в своей речи, — чтобы мы с вами никогда не забывали, что мы — депутаты Верховного Совета — только слуги народа, пославшего нас. Проводя наказ народа, мы всегда вдохновляемся лучезарным образом великого Ленина…»

Много сил и энергии отдал Цхакая для победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.

До конца своей долгой жизни остался он верным ленинцем, убежденным коммунистом.

Цхакая умер в Москве 19 марта 1950 года…

Москвичи скорбно провожали в последний путь старейшего революционера-большевика, друга Ленина. Прах Цхакая был привезен в Тбилиси. Вся Грузия в трауре встречала его. Народ похоронил своего любимого Миха в Пантеоне, на горе Мтацминда, где покоятся великий русский писатель А. Грибоедов, И. Чавчавадзе, А. Церетели, В. Пшавела, Н. Николадзе, Ф. Махарадзе и другие виднейшие деятели Грузии…