В поисках истины

Историческая поэма

ПОСВЯЩЕНИЕ

Увы, прекрасная Венера,

Я поднимаю пыль завес

Не для тебя. Моя премьера

О власти, о тебе, Зевес.

Пусть обретут свободу руки

И непредвзятость пусть глаза

Клянусь! Не только ради скуки

Растёт поэзии лоза.

Саднится сердце, кровь из раны

Течет рифмованной строкой.

Вас опишу, цари-тираны,

Противен мертвенный покой.

Всё, что солгало, Правдой стало

Всё чистое зовётся – Ложь,

Всегда, где золото блистало,

Сверкал холодной сталью нож.

Глава 1

(г. Рим, 45 год до н.э.)

Богами властью одарённый,

Сам возвеличенный как бог,

Гай Юлий Цезарь, окружённый

Толпой идёт, но вышел срок.

«Послушайте, друзья!» – и, что же,

В глазах их помутился свет.

Как вот над ним уже, о, Боже!

Вознёсся молнией стилет.

Стилет взвивался, и недаром –

Кромсал надменные черты:

Гай опускался под ударом,

Шепнув чуть слышно: «Брут и ты…»

Стена пугающе раздета,

Слепит постельной белизной.

Течёт из статуй в тело Лета,

А череп иссушает зной.

Мозги сжимаются от боли,

Глаза краснеют из орбит.

Тот, кто искал бескрайней воли,

На мраморе лежит убит.

Лежит властитель, в плащ завёрнут,

Гримасой смерти изменён.

Тлетворной немочью подёрнут,

Белее глыбы мела он.

Пал своенравный император

Под изменившею рукой,

Как ослабевший гладиатор,

В крови своей нашёл покой.

Перешагнув чрез труп кровавый,

Брут тогу ловко отогнул

Имперский жезл, венчанный Славой,

В его руке, как меч, сверкнул.

Глава 2

(Александровская слобода, 19 ноября 1581 года)

I

Москва – древнейшая Руси столица,

Ты не забыла властного царя.

Иль чёрным вороном он над Кремлём кружится,

Иль коршуном, за государством зря.

Пустынны в Слободе стоят палаты,

Где взор ласкают злато и сафьян

В них трепетом почтительным объяты

Все. В них – Грозный царь Иван.

Вот он сидит, скуластый, остроносый,

И много лет прошло с тех давних пор,

Как правит он и множит тел отбросы.

С ним сын его, у них как будто спор?

–О, нет, отец! А тот, длань простирая.

Неистово вопя: «Молчи, щенок!»

Слепому бешенству, не зная края,

Бьёт сына посохом в тугой висок.

Крик жалобный – и рухнул бедный отрок.

Кровь видя, удивлён: глаза чисты.

…Споткнувшись о кровавый тела свёрток,

Бежит старик, и рушатся кресты.

II

Туман кровавый пред глазами скачет.

Сжал голову: гудит в ушах набат;

Ржёт конь, а показалось – мальчик плачет,

Зрачки окрасил огненный закат.

Безумец старый бродит в тёмной зале,

Зловещие чертя по ней круги.

Чу! Крики, плач и государя звали.

Боярин входит, затая шаги.

«Мой государь, прости! Царевич умер!» –

И в ужасе дрожит, упавши ниц.

О, пытка! Ум не подчинился думе.

Лицо расплылось на десятки лиц.

Кривя с трудом оскал в натужной муке,

«Уйди!» – хрипит и дышит чёрным ртом.

Тревожно слыша в каждом сердца стуке:

«Сыноубийце – ад на свете том!»

Рука дрожит, сжимая тяжкий посох.

Иван ужасен, бледен: сам не свой,

Отбросил жезл, и тот поверху досок

Лежит, крича кровавой полосой.

III

Темнеет. Тихо входят ночи тени,

В углу скрипит и плачет карлик-тролль.

Царь молится, спустившись на колени,

И, притупляясь, утихает боль.

«Погиб сынок! Прими его, Владыко.

Боюсь расплаты: немощен и стар.

Прости мой грех, иначе вражье лихо

Сомнёт опричников, да и бояр.

Завянет дело жизни. Обнищая,

Русь вновь падёт, тогда всему – конец.

И, новый храм воздвигнуть обещая,

Христа лобзает в золотой венец.

Глава 3

(Англия, 1647 год)

I

Лежит в густеющем тумане

Державный старец Альбион,

Идут на Лондон пуритане;

Король их наглостью взбешён.

Рукою женственной лаская

Щенка изысканных кровей,

Карл, жестом канцлера впуская,

Желает знать о всём скорей.

«Сир, опасения напрасны, –

Милорд заверил короля:

Идут бродяги и прекрасно.

Сотрём их в пепел, о-ля-ля!»

Ещё не знают эти оба,

Как близок их пути конец.

Как скоро хладной крышкой гроба

Придавлен будет он – мертвец.

Когда в стране нет твёрдой власти,

Два лагеря: народ и царь –

Пылают и тела, и страсти,

Сейчас не так, так было встарь.

II

С лицом, под стать мясному блюду,

Вождь люда Кромвель, а за ним –

Рвань черни, стёкшись отовсюду,

Стоит полком и не одним.

Что привело сюда несчастных?

Жизнь, источающая стон!

Верхи ж к Виктории причастны,

А этим – погребальный звон.

Сошлись войска близь деревушки,

Вопрос поставлен: он иль мы?

Луг, что топтали лишь пастушки

Стал центром боя и страны.

III

Ласкает ветер локон русый,

Клинок блестит в руке, кровав.

Милорд сухой и седоусый,

Споткнулся, вскрикнул, грудь зажав.

Хрипят изрубленные губы,

Сапог на горло наступил,

И звуки тяжелы и грубы.

Марс полной чашей кровь испил.

Но что за крик? – «Нет Карлу веры,

Бежал король, сбежал, подлец!»

Лежат на поле кавалеры,

Бесславный обретя конец.

…Бой кончен. Участь предрешили:

Топор, палач – ликует голь.

Реформы сочинять спешили,

И новый восходил король.

Глава 4

(о. Св. Елены, 1821 год)

I

Пав жертвой не одной измены,

В свой ум и пыл влюблён,

На острове Святой Елены

Стоял Наполеон.

Как много было верных лиц,

Как радостно порой

Виденье: в дымке Аустерлиц

И снова он – Герой!

…Ряды сомкнуты. В пешем строе –

Регалий пёстрый ряд.

Все мысли были о Герое;

В бой шли, как на парад.

Вперёд! И, шаг не ускоряя,

Идут лицо к лицу.

Раскрыты настежь двери рая,

Потворствуя свинцу.

Свистит, грохочет, давит, рубит,

Рвет чувственную плоть.

Как тщат окровавлены люди

Друг друга проколоть!

И жерла пушек раскалённы,

И барабанов дробь;

Листвою прикрывают клёны

Разбрызганную кровь…

II

Взор затуманен, губы сжаты –

Воспоминаньем полн,

Забыл: не с ним его солдаты,

А шум от хладных волн.

И гаснет яркое виденье,

Взор осязает явь.

Шептали зло: «Пришло отмщенье,

Смирись и Бога славь».

Когда и где судьба сменилась?

Где роковой предел?

Бог дал позор и отнял милость

Когда? И вдруг прозрел.

О, море – вечная стихия!

Как ты, страшна она

Без края и конца – Россия,

Холодная страна.

Всё вспомнилось: леса и долы,

Москвы печальный звон

И, затеняя все престолы,

Стоит российский трон.

Но голод – страшное мученье.

Их выгнал на мороз.

Под дьявольское волчье пенье

Смертельный шёл покос.

Бежали все, всё оставляя…

Стыд, Франции сыны!

Вас добивали, окропляя

Брега Березины…

…Вода и скалы. Как жестоко

Вокруг бушует шторм!

Стервятник кружит одиноко,

Разыскивая корм.

ЭПИЛОГ

Напрасен труд, я сознаю ошибку,

Истории закрыв тяжёлый том,

Что видел в нём: предсмертную улыбку,

Убийства, осенённые крестом.

Листать устал кровавые страницы,

Впитавшие эпохи и века –

Опустошив бездонные глазницы,

Набрякла кровью каждая строка.

Стал, уподоблен чистоте кристалла,

И, путь осмысля, повторяю всё ж:

Всегда, где власти золото блистало,

Сверкал холодной сталью нож.

Апр. 1979 – окт. 1980 гг.