Разговоры о прочитанном

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Разговоры о прочитанном

Володя оказался куда более меня осведомленным в литературе, несмотря на то что в детстве, во время перенесенных мною тяжелых болезней, мне читали русских и иностранных авторов, да и сам я читал немало и был гораздо лучше знаком с классической литературой, чем большинство ребят моего возраста.

Володя очень любил расспрашивать о прочитанном:

— Это читал?

— Нет.

— А это?

— Нет.

На конец надоедает отвечать все «нет» да «нет», говорю «да».

— «Дым» Тургенева читал?

— Да…

Но Володя ясно слышит неправду и поэтому задает коварный вопрос:

— А повесть «Литвинов» читал?

Я, скромно уклоняясь от вторичной лжи, твердо заявляю:

— Нет, не читал.

— Ну, вот и соврал, что «Дым» читал! Если бы читал, то знал бы, что Литвинов — герой романа «Дым». Никакой повести «Литвинов» Тургенев и не писал.

До сих пор помню, как был я смущен не столько тем, что мало читал, но главное тем, что соврал и так ловко и быстро был уличен.

Никогда потом не вспоминал Володя этого разговора и никому не рассказывал о нем.

Этот случай рисует не только находчивость и остроумие Володи, но выявляет еще более ценные черты характера: не показную, а истинную, действительную деликатность, такт, заботливое и внимательное отношение к людям.

Кто бы другой мог удержаться, чтобы не подразнить или, по крайней мере, так или иначе не напомнить о моем посрамлении!

Позднее Володя говорил мне, что он особенно ценит литературные типы, обладающие твердостью и непоколебимостью характера.

Он обратил мое внимание на рассказ Тургенева «Часы», тогда еще мне неизвестный. Прочитав этот рассказ, я понял, что Володе должен был понравиться герой рассказа Давыд, причем именно за характер его.

Когда, кажется на следующее лето, я спросил Володю, не потому ли нравится ему этот рассказ, он мне ответил утвердительно, говоря, что такие люди, как Давыд, достигают всего, к чему стремятся.

Володя очень бережно относился к книгам: я никогда не видел у него разбросанных или растрепанных книг.

При всей своей живости он отличался поразительной аккуратностью, точнее — пунктуальностью, я бы назвал требовательностью к мелочам (отнюдь не мелочностью, когда, по пословице, за деревьями леса не видят).

С возрастом эта черта выступала еще более подчеркнуто. Много позднее Мария Ильинична рассказывала, что, когда она была девочкой и с ней занимался Владимир Ильич, она подала ему тетрадь, сшитую в поспешности черной ниткой. Он заметил, что так не годится, и, взяв белую нитку, сам перешил тетрадь, очевидно с целью выработать у младшей сестры тщательное отношение к работе и ученью.