НЕ ДОГАДАЛИСЬ…
НЕ ДОГАДАЛИСЬ…
Пополнение, прибывшее из Заксенхаузена, в первые дни содержали, как стадо, на промозглом ветру, под дождем, за колючей проволокой. Работу дали странную: у подножья холма насыпали землю в подол робы, поднимались на гребень, высыпали, снова спускались. Другая группа эту же землю насыпала на гребне и сносила к подножью.
Кто-то спросил:
— Зачем это? Переливаем из пустого в порожнее…
— Дисциплин, — ухмыльнулся офицер, сверкнув золотыми зубами, — Работайт, работайт. Так лучше усваивайт пища.
А над головой то и дело взлетали или заходили на посадку самолеты. Михаил знал их, не раз встречался в воздухе и десять раз сбивал.
Наконец, заксенхаузенцев поселили в пустом бараке с трехъярусными нарами. На верхотуре рядом с Михаилом вновь был Дима Сердюков, неразговорчивый инженер из Саратова Михаил Лупов, «коллега» по команде «топтунов» пожилой киевлянин Андрей Денисович Зарудный… Весь барак — новички, ни одного старожила. А хотелось поскорее от них узнать, что это за лагерь, где он находится, каковы здесь порядки, какой аэродром поблизости.
Случай выдался неожиданно. Надсадно завыли сирены: воздушная тревога.
— В укрытие! К бункерам!
В большой яме, накрытой хворостом, сгрудились люди.
Где-то в стороне, по-видимому, на аэродроме, с гулким треском рвались бомбы, заливисто колотили зенитки.
«Эх, туда бы сейчас! — думал летчик, прижатый к стене в яме. — Вот время рвануть самолет!»
Тревога беспокоила до утра. И тут перемешались «новички» и «старички». Теперь первые узнали, что они на острове Узедом в Балтийском море, что на аэродроме почти четыреста самолетов, отсюда немцы запускают ракеты-снаряды на Англию…
— Отсюда, — пояснили не без грусти, — не только наш брат, но и немцы, которые проштрафились, на материк не возвращаются. Кругом — запретные зоны…
«Посмотрим, — сказал сам себе Девятаев. — «Железный Густав» тоже говорил, что из Заксенхаузена и муха не улетит».
— А вас пригнали сюда взамен убитых и умерших. Сами знаете теперь, сколько мест освободилось.
Капо — так называли бригадиров — выкрикивали: «Цемент-команда — ко мне!», «Планирен-команда — сюда!», «Бомбен-команда — становись!» Михаил еще не знал таинства этих названий. Он с Луповым попал в «цемент-команду». Зарудного и Сердюкова с ними не было.
Накануне из новичков отбирали мастеровых — сапожников, портных, слесарей. Андрея Денисовича взяли в сапожную, Диму — в слесарку.
Сто «цементников» вышли за лагерные ворота. Шли не зная куда.
— Далеко еще? — спросил Девятаев соседа.
— Ты, видать, из новичков. Как пройдем ракеты, направо будет причал.
Из баржи, построившись цепочкой, переносили в вагоны мешки с цементом. Рельсы были проложены по песку, его ветрами надуло поверх шпал. Первому пришла мысль Лупову: охрана полудремлет на барже, на берегу, у вагонов никого нет. Насыпать песок в буксы! Пусть горят! На четвереньках пролез под вагоном, взял горсть песку и… замер, Перед ним вырос курносый человек.
— Чего уставился? Сыпь!
Лупов приподнял крышку буксы, высыпал песок.
Вернувшись, заняли места в цепочке. Курносый шел следом.
— Пустое дело, — заметил хрипловато. — Песок нужно под паклю, вниз. А так не загорится.
Девятаев узнал, что «планирен-команда» работает на аэродроме. Засыпает воронки после бомбежек, удлиняет взлетную бетонную полосу, убирает остатки сгоревших самолетов. Вот бы в нее, в «планирен-команду»…
И кривая вывела…
Михаила включили в новую десятку. Помощником старшего по команде назначили веснушчатого парня со шрамом на переносице по прозвищу Курносый. Старшим был ленивый, неразворотливый немец.
Соседство с Курносым Михаилу показалось неприятным. Он еще раньше приметил, как тот свободно говорит по-немецки, угодничает перед начальством. Вот и сам выдвинулся. Прислужник…
Больше в команде русских не было. Чех, два француза, поляк, бельгиец, датчанин, итальянец.
Когда привели на аэродром, Михаил и обрадовался, и удивился, и недоумевал… Черт с ним, с Курносым, пусть себе выслуживается. Главное — цель ближе: они вдесятером оттаскивают со стоянки исковерканный «хейнкель». А поблизости стояли целые, невредимые, их заправляли горючим, скоро, должно, полетят. Вот схватить бы такой! Жаль только, не приходилось летать на бомбардировщиках. Надо узнать, как запускаются моторы, как устроено управление, где и какие приборы стоят на щитке.
Так он думал, собирая вместе с длиннорослым итальянцем и низеньким широколицым датчанином обломки плоскостей. Другие грузили на санки обгорелые моторы, стойки раздробленных шасси. Все это свозили к ангару, складывали.
Старший кликнул всех к себе. Надо погрузить на сани переднюю часть фюзеляжа. Она тяжелая.
Вот и дошла очередь до кабины… Михаил мельком заглянул в дверцу. Приборный щиток! Сильнее, тревожнее забилось сердце. Приподнявшись, он просунулся внутрь и — вдруг резкое:
— Хальт!
Вразвалку подошел капо, неторопливо развернул руку, и Девятаев, покачнувшись, присел от тяжелого удара по скуле.
— Сачок! — перевел Курносый.
На душе отлегло: не догадались.