36

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

36

И ВОТ ВРЕМЯ для основного мероприятия нашего патруля.

Батальон приказал вернуться в строго обозначенный час. Я посчитал время на дорогу — на разведку парка у нас оставалось пять часов.

На линии горизонта явно обрисовалась башня, входящая в зону парка. Она выглядела меньше и хуже, но все равно напоминала сиэтлский «Спэйс Нидл» — чудо начала 1970-х, постепенно приходящее в упадок. Башню окружали прогулочные тротуары и амфитеатры.

Смотря в бинокль, я представил себе толпы людей и разноцветные шары вокруг. Я не мог понять: это одно из самых обнадеживающих мест в Ираке или одно из самых печальных? Потом я все-таки остановился на последнем варианте.

Мы с Уинном обсуждали целесообразность входа в огромный парк в составе всего лишь двадцати двух человек, а в это время в нашу сторону пропыхтел красный побитый «Фольксваген». Поравнявшись с нами, он остановился. Моих солдат долго ждать не надо: на машину немедленно было направлено с десяток стволов. Я повернулся посмотреть и параллельно продолжал наш диалог.

— Это пустынный островок. Они могут запросто нас всех тут перестрелять. Нужен четкий план, — говорил Уинн. Он не был против похода в парк; он просто хотел убедиться, что мы заранее все продумали.

— Может, сначала отправим в башню команду снайперов? — спросил я. — Они смогут осмотреться и при необходимости сообщить батальону координаты объектов.

— Плохая мысль, сэр. Они там будут слабо защищены, да и к. тому же нас останется всего пятнадцать человек. Лучше оставаться всем вместе.

— Сэр Уинн, пойдите взгляните, — подозвал нас к себе док Брайан.

На водительском сиденье сидела женщина средних лет, сложив руки, она как бы молила нас о помощи; позади нее сидел мужчина с невозмутимым выражением лица. Я подошел к машине и почувствовал больничный запах, исходивший от девушки-подростка, лет тринадцати. Она сидела спереди, откинувшись на спинку кресла. Одна нога ее была в гипсе. Девочка стоически, несколько застенчиво улыбнулась, но ее губы дрожали, а в глазах билась едва сдерживаемая боль. Миш сказал, что ее зовут Сухар. Ее ранило осколком бомбы больше недели назад. Иракские врачи наложили на ногу гипс, но никакой реабилитационной помощи она не получила. Ее родители, надеясь пройти сквозь американские КПП, хотели найти госпиталь, но, увидев нас на обочине дороги, решили остановиться.

Я посмотрел на часы. Еще четыре часа, и нам нужно будет возвращаться к батальону. «Док, у тебя пятнадцать минут», — отчеканил я.

Гипс сняли, рана была рваная, видны мышцы, кость раздроблена. От запаха я чуть не потерял сознание.

Я встал на колени рядом с ее матерью:

— Миш, пожалуйста, спроси, как ее зовут.

Она посмотрела на меня и сказала:

— Марианна.

— Марианна, мы сделаем все, что сможем, чтобы помочь Сухар.

Родители, наблюдали за работой Дока. Я не могу передать словами их эмоционального напряжения. Их ребенок был тяжело ранен, возможно американцами, но ее жизнь сейчас зависела от сострадания американцев.

Хреново все складывается. Нашей задачей было провести разведку парка аттракционов. Моим командирам совсем не понравится то, что мы помогаем девочке, а не выполняем свою миссию.

Родители смотрели на Дока с большим почтением, а он тем временем промывал рану девочки и делал ей необходимые уколы. Когда он посмотрел на меня, я спросил его про состояние ребенка.

— Эта инфекция ее убьет. Но сердцебиение хорошее, септического шока нет. Сэр, мы должны доставить ее в больницу. — Док отвернулся от машины и тихо сказал: — Я понимаю, какой вам предстоит сделать выбор, но вы должны знать: без лечения у нее нет шансов.

Связавшись с батальоном, я попросил доктора Обина. Брайан взял у меня рацию и передал информацию по ранению Сухар. Мы ждали. Обин искал подходящее медучреждение по всему Багдаду.

Я старался не палить сгоряча:

— По Багдаду? А как насчет наших, американских военных врачей?

Наконец Обин отрапортовал:

— Головорез-два, в Ираке нет станций «Скорой помощи» для местного населения. Нам известно местонахождение некоторых иракских госпиталей, но у них нет медикаментов. Постарайтесь оттянуть время распространения инфекции и пусть ее родители сами ищут соответствующий медпункт.

Я был зол, нет, скорее — в бешенстве. Обин был хорошим врачом и хорошим человеком. Я знал, эта ситуация бесит его так же, как она бесит меня. Он сделал все, что мог. Повернувшись к доку Брайану, спросил, какой у нас есть выход.

— Я промыл рану и накачал ее антибиотиками. Можем перевязать рану, дать ее родителям перевязочных средств, необходимые медикаменты и проинструктировать. Но без надлежащего ухода инфекция будет систематически вспыхивать опять. Она умрет.

— Сделай что можешь, дай все необходимые медикаменты, но ровно столько, чтобы не ставить под угрозу безопасность взвода. Скажи мне, когда закончишь.

Я подошел к Уинну и сел на землю рядом с ним.

— Ничего себе ситуация! Я думал, мы обладаем здесь хоть какой-то властью, а на самом деле не можем помочь даже одной девочке, — уныло произнес я.

Уинн посоветовал направить родителей в штаб ПБГ-1. Мы знали точное место их дислокации, они были более оборудованы, чем мы. Я согласился и подошел к капоту, чтобы написать записку большими черными буквами:

ЭТА ДЕВОЧКА, СУХАР, БЫЛА РАНЕНА ОСКОЛКОМ АМЕРИКАНСКОЙ БОМБЫ. МЫ СДЕЛАЛИ ВСЕ, ЧТО МОГЛИ, И ПОСЛАЛИ ЕЕ СЕМЬЮ ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО ЛЕЧЕНИЯ В ШТАБ ИНЧХОНА. ПОЖАЛУЙСТА, ПРЕДОСТАВЬТЕ ЕЙ ВСЮ ВОЗМОЖНУЮ ПОМОЩЬ.

ВСЕГДА ВАША РОТА «БРАВО». ПЕРВЫЙ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЙ БАТАЛЬОН, 14 АПРЕЛЯ 11.30 ПО ГРИНВИЧУ 2004, 1-Й Л-Т ФИК, МП США.

Миш отдал записку родителям Сухар и рассказал, как доехать до Инчхона (это был позывной ПБГ-1). Док закончил, и «Фольксваген» поехал в сторону Багдада.

— Если их не убьют на КПП, то, вероятно, высмеют в Инчхоне, — заметил Брайан.

Было далеко за полдень, а мы только еще подъезжали к парку.

Парк был пуст. Уже пуст. Определенно, его покидали очень быстро. Настежь распахнутые двери качались на петлях, ветер кидал в разные стороны бумажный мусор. Часть меня, не покорившаяся законам войны, хотела сесть сюда, за стол для пикника и спокойно посидеть на солнышке, почитать свежую газетку.

Но вместо этого я поторопил своих морских пехотинцев, нужно было идти в южный конец парка, где на моем плане значилось здание, помеченное для нас как «дворец павшего режима».

Здание было одноэтажным, стояло вдоль прибрежной полосы озера.

Я вошел во входную дверь сразу за сержантом Эспера и попал в большую комнату. Морские пехотинцы, держа оружие на уровне глаз, пробирались вдоль стен. В углу, рядом с длинным деревянным баром, стояло пианино.

Потом мы прошли мимо бального зала с мозаичным полом и разбитыми вдребезги люстрами. Потом по коридору. Дверь. Открыли. Вошли. Королевского размера кровать и огромная ванная, больше ничего. Следующая дверь. И опять кровать с ванной.

«Дворец» оказался напыщенной гостиницей. Самой напыщенной из всего увиденного мной в Ираке — конечно, если не брать во внимание резиденцию Саддама. Парк аттракционов был для чиновников среднего звена партии Баас местом проведения выходных. Вполне вероятно, здесь находились и федаины. Прежде чем продолжить зачистку территории, я сделал несколько фотографий гостиницы — может, они пригодятся разведке.

Мы пошли вдоль Тигра на юг.

Так как место выглядело окончательно и бесповоротно пустынным, я разделил взвод на две команды — хоть немного времени наверстаем. Уинн со своими солдатами пошел ближе к берегу, а я с командой сержанта Лавелла отправился проверять подозрительный объект. Это был трейлер, он, как мобильный дом, стоял поодаль от остального парка.

На полу в трейлере валялись бумаги, но сначала я не придал этому значения. Мой взгляд приковали к себе карты, висящие на стене. На картах были улицы Багдада с помеченными местами сосредоточения американцев, закрашенными красным карандашом. Сведения устарели, но всего на несколько дней.

— Матерь божья, Лавелл, посмотри. Они знают все наши позиции.

— Похоже, мы нашли штаб-квартиру федаинов, — сказал Лавелл.

Мы собрали стопки бумаг, намереваясь отнести их в разведывательное бюро, уделив основное внимание картам.

Мы нагоняли время, потраченное днем, поэтому спешили добраться до южного конца парка. Сквозь деревья я увидел ряд складских помещений.

Я соединился с батальоном и запросил дополнительный час для завершения операции. Мне было отказано, и мы проехали мимо складов, сильно надеясь на то, что они пусты. Я сфотографировал и записал место их расположения в патрульном журнале.

За пятнадцать минут до расчетного времени возвращения я запросил разрешение въехать в зону расположения наших войск. Мы медленно проехали в открытые для нас ворота и остановились у склада, отведенного роте «Браво». Я пошел отчитываться в Разведывательно-оперативный центр. Мы пододвинули к столу стулья в ярко освещенной комнате и достали из кулера в углу по баночке холодной «Кока-колы».

Я доложил всю информацию, собранную взводом. Мы сделали все, что планировали, не успели только одного — проверить склады.

На следующее утро другому разведывательному взводу было поручено прочесать эти самые склады, из-за чего им пришлось отодвинуть задание, возложенное на них ранее. Взвод нашел там дюжины ракет класса «земля — воздух». Складывалось впечатление, что ракет было гораздо больше, похоже, часть их успели увезти, может, даже прошлой ночью. В следующие месяцы, когда мы видели падающие с неба подорванные вертолеты, падающие на землю и убивающие этим самым десятки людей, я все время думал, а не этот ли снаряд мы тогда не успели отыскать на складе? Помощь Сухар далась мне дорогой ценой. Я понял для себя: на войне редко дается выбор между плохим и хорошим, чаще бывает выбор между плохим и худшим.