А. Сергеев КРОВЬЮ СЕРДЦА НАПИСАННЫЕ
А. Сергеев
КРОВЬЮ СЕРДЦА НАПИСАННЫЕ
Перед тобой, читатель, волнующие документы: отрывки из дневника и письма. Тридцать два фронтовых письма комсомолки Лидии Щербининой к подруге Крелии Силиной (Лиечке[1]). Читаешь эти письма и перед мысленным взором встает облик девушки-патриотки, одной из тысяч и тысяч женщин, ушедших с первых дней войны вместе с мужчинами защищать Родину.
Мало известно о довоенной жизни Лидии. Она работала на одном из харьковских заводов. В начале войны эвакуировалась вместе с предприятием в Сибирь. Добровольно вступила разведчицей в действующую армию.
Находясь почти все время в передовых частях, Лидия Щербинина показывала пример выдержки, мужества и отваги. Даже прикованная к постели (после тяжелого ранения), она не падает духом, находит в себе силы противостоять недугу. Ее письма из госпиталя полны бодрости, стремления бороться, побеждать.
Моя дорогая подруга, боевой товарищ, моя Лиечка. Ты просишь записать все, что пережила я за эти два суровых года. Смогу ли на бумаге передать всю горечь фронтовой жизни? Конечно нет. Но как хочу, чтобы ты поняла меня! О, ты поймешь, ты поймешь то, чего я и не смогу передать!..
Сегодня я не могу говорить: лужа, подернутая ледяной коркой, из которой я утолила жажду, мучившую меня и моих товарищей на марше, сделала свое дело, — горло, как клещами, сжало жестокой простудой. Я не говорю, а только слушаю и пишу в свободные минуты…
Ты помнишь день нашей первой встречи? Когда это было? Раньше всего вспоминаю 16 июня 1942 года. В этот день я прибыла на формирование нашей Сибирской добровольческой дивизии. Нежная, застенчивая, в модном костюме и туфельках на каблуках-«спицах», с чемоданом, в который не забыла положить хорошее платье (на случай выходного дня и танцев!!!). Сейчас, когда я сижу в ватных брюках, в фуфайке, в больших валенках, шапке, самой смешно вспоминать все. А тогда, стоя в строю, помню, возмущалась, встречай насмешливые взгляды тех, для кого война не была новинкой.
Вызывая по одному из строя, молодой офицер оглядывал пытливым взглядом каждого. Формировались роты, батальоны. Вызвали рядом стоявшую: «Гладникова!» Из строя вышла высокая, стройная, белокурая девушка. Ловко пригнанный вещевой мешок, выправка, сила. И рядом с ней — я. Я вышла вперед и покраснела до корней волос.
— Кем работали?
— Мастером.
— Куда желали бы пойти?
— В разведку.
Такой ответ рассмешил офицера, и он спросил:
— Медицинское образование есть?
— Нет.
— Пойдете в роту санитаркой.
Это уже было приказание, которое нетрудно узнать по интонации и твердости голоса.
— Я боюсь крови, — ответила я.
— В таком случае будете машинисткой в штабе.
— Нет, я приехала не в штабе сидеть.
Снова смех.
Итак, я в санроте. Да, я в санроте. Сейчас 9 часов вечера. Раненых отправили в тыл. Я пишу эти строки, а перед глазами раны бойцов, лица, перекошенные от адской боли. Они уезжают в тыл. И каждый из них сжимает от злобы кулаки, если руки не повреждены, и каждый из них шлет слова проклятия тем, кто сжег наши города и села, убил наших товарищей, родных…
(Пропуск, утеряно несколько листков.)
…Вот почему я не удивляюсь, когда встречаю картину, подобную той, которую мне пришлось наблюдать на переднем крае. Суровое лицо, прокопченное в землянке, черные как земля руки, обветренный, усталый, промерзший до костей — таким запечатлелся ты в моей памяти. На твоем колене любовно разглажен лист бумаги. Мне, незнакомой сестре, санитарке, ты просто сказал, что это письмо жене, детям, любящим тебя. Ты не хотел и думать о том, что твоя жизнь может неожиданно оборваться. Кивком головы показал ты в сторону немцев и просто, но строго сказал: «Кончать надо с ними, — и, указав на бумагу, объяснил: — Заждались!..» На войне не говорят много и красиво. И я поняла, что ждут тебя, ждут ночью, днем, зимой и летом, что ты всегда будешь желанным в родном доме. Ты, того не замечая, ранил мое сердце. А кто ждет меня? Ни семьи, ни родных, ни дома…
Скажи, как прочитал ты на моем лице мои мысли? Я не слыхала слов утешения, ты просто и ласково сказал:
— Приедешь не гостьей, а родной будешь, жена у меня хорошая. И после войны сестрой мне будешь.
Я не успела даже поблагодарить тебя.
— В атаку! За мной! Ура-а!
И ты, вырвавшись вперед, спешишь «кончать с ними». Бегу и камнем падаю возле тех, кто так ждет меня, перевязываю, ползу дальше и вдруг… вижу тебя. Моей помощи уже не нужно, хотя, кажется, губы твои еще шевелятся:
— Так приезжай, у меня жена хорош…
Ты, не договорив, закрыл глаза.
Таких родных людей я не ожидала встретить в суровом бою. Они стали частью моей жизни, вторым моим я…
Хотелось бы все-все записать, но для этого нужна другая обстановка — тишина, уют и, быть может, одиночество. А мне мешают, особенно артобстрел и бомбежка. Когда-нибудь кто-то другой напишет лучше. Я пишу некрасиво…
Ой, нелегко привыкать к армейским условиям жизни! Я привыкла к свободе, с детства была предоставлена самой себе, и, быть может, поэтому мне пришлось трудней, чем другим. Команды: «Подъем», «Встать», «Смирно», «Отбой» — это было ужасно, и мне, своевольной, с необузданным характером, казалось диковинкой. Кто имеет право запретить или приказать мне? Не могу припомнить, сколько раз я плакала, спрятавшись, чтобы никто не видел, сколько раз получала наряд вне очереди за неподчинение. Но все эти дни так далеки сейчас.
Сестра моя! Ты знаешь, как проходила наша учеба. Скажу одно: упорство и настойчивость были в каждом из нас, добровольцев. На фронте эти качества проявлялись всюду…
2-II-43 г.
Лиечка, здравствуй! Вчера взяла справку — приказ о твоем награждении, которую высылаю. Надеюсь, что ты ее получишь. Мне так хочется быть сейчас с тобой вместе, только, конечно, не в госпитале, а в Новосибирске, в домашней обстановке.
Сейчас мы снова пойдем в наступление. Я нахожусь в санроте, но при первом удобном случае уйду в стрелковую.
Лия, я немного изменилась, для меня все стало как-то безразлично, и, кроме тебя, ни о ком больше не думаю. Правы девушки, которые обвиняют меня в замкнутости.
Сейчас у нас замполит Павленко Мария Калинична, была в 3-м батальоне, ты ее знаешь. Ничего, баба-бой! Пока все.
Целую крепко-крепко. Твоя Лида.
3-III-43 г.
Родная Лиечка! Почему ты мало пишешь о своем здоровье? Ты же знаешь, как меня это волнует. Я совершенно здорова, бодра. Милая моя, я благодарю, что ты меня поздравляешь с наградой.
Лиечка! Ты была в бою несколько дней, а я уже несколько месяцев, и, поверь мне, родная, что кое-что мне пришлось видеть. Сегодня вышли из строя наши девушки: Ася Агатова, Ксана Половникова, Аня Дмитряхина — все ранены, убита Анна Ивановна, контужена Ася Молова. Вот какие дела! Вторично ранен Князев. Из госпиталя вернулись Дудко и Хандамаев. Кондрат Щербинин тебе рассказал все. Он — замечательный, настоящий брат. Все узнаешь, когда увидимся. О как много накопилось на душе, а поделиться не с кем.
Сейчас сижу и вспоминаю, как мы мечтали быть в Новосибирске на вечере — в белых платьях, с орденами на груди. А скоро ли будет этот вечер? Затрудняюсь сказать. Ничего. Я думаю, что как только перебьем всех немецких захватчиков, так и будем на вечере. Девушки тоже об этом пишут. Лиюшка, как хочется надеть платье!
Напиши, родная, как ты себя чувствуешь? Как с разговором у тебя, или, вернее, с речью дела обстоят? И как с челюстью, восстановили или нет? Все напиши.
Сейчас мы на очень трудном, ответственном участке.
Поздравляю тебя с праздником 8 Марта.
Все. Жду писем от тебя, дорогая. Целую крепко-крепко.
С приветом Лида.
8-III-43 г.
…Сегодня в полку девушки празднуют, а я лежу в медсанбате и, закусив губы от боли, пишу тебе. Милая Лия, пятого числа пошли в наступление, я попросилась на передовую, пошла с ротой, а в результате — пулевое ранение в ногу. Врачи направляют в госпиталь, но мне не хочется ехать: говорят, что месяц или больше придется лежать. Я, конечно, не поеду.
Мы наступали на одну высотку. Кругом лес, немцы были в нескольких шагах от меня, изрешетили полушубок, пока не ранили. Пришлось неперевязанной ползти по воде, пока добралась до своих, а потом Кондрат увез в санчасть. Писать тебе все сначала не могу сейчас, а кратко скажу, что девушек наших нет, остались в Черепах[2]. Понятно? Там же остались врачи. Вышли оттуда Якубов и Тесменицкий. Седлецкий, Перевозчиков, Белослудцев погибли. Приедешь — все расскажу подробно.
В сегодняшней фронтовой газете пишут о тебе и обо мне, как о героях. Чувствуешь, родная?
Обо мне не беспокойся, я скоро выздоровею. Жду твоего приезда — возвращайся только в свою часть. Твоя Лидка.
17-III-43 г.
Милая Крелия! Лежу в санбате, в госпиталь ехать отказалась. Рана постепенно затягивается, но еще дней 20 придется полежать. Чувствую себя хорошо. Лия, приехала делегация из Новосибирска и пополнение. Приехал Косов. Лиечка, как мне надоело лежать, и только сейчас поняла, что и тебе не очень приятно лежать. Пиши, родная, как себя чувствуешь и как скоро приедешь в свою часть. Лия, Кондрата наградили орденом Красного Знамени. Какой он замечательный человек! Он вывез меня из-под огня раненую. А ты знаешь, когда меня ранили, то, кроме него, даже не нашлось человека, который бы перевязал меня. Сейчас он командир батареи.
Лиечка, я, наверное, и из санбата сбегу. Думаю идти снайпером в роту. Если скоро приедешь, подожду, откроем боевой счет вместе. Твоя Лида.
31-III-43 г.
…Не знаю, получила ли ты, Лиечка, мое письмо, где я тебе писала, что хочу перейти в снайперскую роту. Свое желание я осуществила. Сейчас нахожусь в роте снайперов. Учусь, надеюсь, что до твоего приезда открою боевой счет, отомщу за те лишения, которые несет наш народ. Лия, как обидно, что до сих пор я ни одного фашиста не убила, а сама уже два раза ими подбита.
Здоровье мое ничего, чувствую себя хорошо, но рана еще не зажила и очень что-то долго затягивается. Лия, на одиннадцатый день я из санбата сбежала, за что здорово мне влетело. А все же осталась в части…
Пока, родная, целую крепко. Твоя Лида.
8-V-43 г.
Лиечка, здравствуй! Большое и радостное событие в нашей части. Правительство оценило боевую работу нашей дивизии и присвоило звание «гвардейская». Лиечка, как приятно чувствовать, что в этом есть и наша доля!
Лия, в последнее время я находилась не в своем полку, а в отдельной снайперской роте при нашей дивизии. Сейчас придется снова вернуться в свой полк. Но только снайпером, вопреки всем настояниям начсандива, который хочет видеть меня медиком. Живу хорошо, а главное — сейчас тепло, не нужно греть закоченевшие пальцы у костра, дышать в ворот шубы, чтобы хотя своим дыханием согреть себя немного. Нет, лето для фронтовика — не зима. Хочется быстрее закончить войну и зажить свободной, радостной жизнью, чтобы все было так, как у Горбатова: помнишь, мы читали — «труд по призванию и подруга по душе».
Лиечка, помнишь, мы везли на машине одного раненого лейтенанта? Он уже здоров и возвратился в часть. Как бы хотела я и тебя встретить быстрее! Многие, которых пришлось мне спасать из-под огня, уже возвратились в часть и благодарят за помощь. Но это наш долг, и благодарностей никаких не может быть.
Пока, Лиюша, целую тебя крепко-крепко. Гвардии снайпер Лидия Щербинина. А проще — твоя Лидка.
3-VI-43 г.
Здравствуй, Лия! Я в Москве. Жаль, что тебя уже здесь нет. Завтра уезжаю. Была в кино, в театре. Представляешь? Письма твои получила, благодарю.
Лия, мне тяжело за тебя, но, родная, не нужно отчаиваться. Ты пишешь: «Хочется броситься в Волгу…» Какая ерунда! Твои рубцы на лице почетные, ты гордись ими. Ведь они приобретены на фронте, а не где-нибудь. Помнишь, ты просила, чтобы я тебя застрелила. Прости, но как это глупо. Ты будешь жить, и многие будут брать пример с тебя, мужественной и смелой. Не расстраивайся, все должно уладиться.
Мне хочется побыть немного дома, но это после войны. А сейчас я буду мстить за тебя. Ты отдыхай и выздоравливай. Будь спокойна: я — гвардеец, и за двоих я сумею драться. Целую. Лида.
16-VI-43 г.
…Ты пишешь, Лия, что завидуешь моему положению, а я вот сижу и злюсь, что до сих пор мы «отдыхаем», а так хочется быстрее открыть личный счет мести за себя, за тебя и за многих других! Готовимся к предстоящим боям по-гвардейски. Правда, не скрываю, бывает очень тяжело. Полная боевая нагрузка в жаркие дни, какие стоят здесь, в Гжатске, походы, учение — да, это все не так просто. После войны будет что вспомнить и рассказать.
Лия, ты спрашиваешь, получила ли я орден? Очень давно, еще 1 января 1943 г., а медаль — 5 декабря 1942 г. День получения ордена совпал с получением партбилета. Жаль, что в Москве ты не смогла получить орден. Ну ничего, это все уладится, только была бы ты здорова.
…Я в разведке, снайпер. Помнишь, как мы хотели быть в разведке, и вот только сегодня я увидела приказ, что меня переводят в разведку. Невольно вспомнила Седлецкого. Он говорил: «Нужно будет — пошлют». Мечта осуществилась…
24-VII-43 г.
Милая Лиечка! Дождь хлещет вовсю. Я сижу в шалаше вся мокрая и в десятый раз перечитываю письма от тебя, Оли, Симы. Конфеты все, конечно, раздала, как и должно быть, а бумагу и платки оставила себе. Разведчики, снайперы, санитарки и саперы благодарят тебя за конфеты, так как они принимали активное участие в их уничтожении. Я думала, что приедешь. Неужели этой встречи не будет? Нет, она должна быть, потому что так хотим мы, Лиюшка! Ты спрашиваешь, сколько у меня на счету фрицев? А мне стыдно сказать, что счет еще не открыт. Но в этом я не виновата, потому что день, когда меня ранило (5 марта), был последним днем настоящего наступления. С того момента полк все время находится вдали от фронта, о чем я тебе не раз писала. Сейчас подошли к фронту. Но до передовой еще километров 30. Жду, так жду, Лия, когда получим приказ выйти на исходный рубеж. Ты, как рапорт, получишь от меня письмо. Судьбу наших девушек ты уже знаешь, тяжело сознавать, что нет их среди нас. Я обещаю, родная, что прежде, чем умру, я отомщу за все и за всех, за тебя, Клаву, за родную землю, за всю Украину.
Жди, буду писать по возможности.
17-VIII-43 г.
Лиечка, родная! Опять я в госпитале, большая потеря крови, так ужасно не повезло. Ранили 11 августа. Когда будет постоянный адрес, все напишу. Думаю скоро вылечиться и продолжать начатое дело.
Пиши на часть, девушки перешлют.
Привет всем. Целую. Твоя Лидка.
23-VIII-43 г.
Милая, родная Лиечка! Пишу из госпиталя, дела обстоят следующим образом: рана на бедре большая — 15?4. Осколки в руке и ноге. Будут вынимать. Врачи собираются два месяца лечить, но я не согласна, хочу быстрее в свою часть.
О боях. Наша часть наступала на спас-деменском направлении, прорывали оборону на участке протяжением 30 километров по фронту. Здесь немцы были больше двух лет, оборона очень крепкая…
Лиечка, немцы все же бегут. Им «давала жизни» наша артиллерия — за каждым кустом стояло советское орудие. С той и с другой стороны участвовало свыше 200 самолетов. Одну за другой мы прорвали три линии обороны, а затем пошли занимать населенные пункты и станции. Мне не повезло, как и многим другим, — в первый же день боя меня ранило. Успела уничтожить 7 фрицев. Это за Клаву и твои рубцы, родная. Перевязала несколько десятков бойцов, а потом меня ранило…
Я лежу с Ниной Пихтиной из 3-го полка. Она ранена в обе руки, и мне приходится ее кормить с ложки. Относятся в госпитале к нам очень хорошо, но хочется к тебе, хотя бы на денек.
Пока, дорогая Лиюшка, привет всем. Целую крепко. Твоя Лидия.
29-X-43 г.
…Сегодня получила твое письмо. Очень рада, что ты все-таки не забыла меня, как некоторые другие. Дела мои таковы: две раны совершенно зарубцевались, нога еще болит, сделали операцию — вытащили осколок. Но рана на подошве очень мешает ходить, а иначе я бы давно отсюда смылась. Лия, я очень благодарна тебе за заботу обо мне. Ты посылку укладывала сама и знаешь, что на фронте необходимо…
…Из части ни от кого, кроме Кондрата, не получаю писем, не знаю, чем объяснить, что девчата не пишут?
Часто думаю о тебе и Журавлеве и прихожу к убеждению, что он действительно тебя любил. Но гордость его иногда одерживала верх над чувством. Надо сказать, что он исключительно сильной воли человек и вполне заслуживает того, чтобы его и мертвого предпочли живым. Поздравляю, родная, с 26-й годовщиной Октябрьской революции, желаю счастья в твоей жизни.
Целую крепко.
31-X-43 г.
Родная моя Лиечка! Очень большая сегодня у меня радость — сразу получила три письма, ведь такое счастье не всегда бывает. Ты спрашиваешь о моем здоровье. Чертовское положение: две раны совершенно зарубцевались, а одна на ноге, на самой подошве, не только заживать не хочет, но в ней даже приключилась флегмона. И вот я, как дура, лежу в госпитале, и не знаю, когда же я буду здорова. Как надоело, родная, даже передать не могу.
Падает снег, и так хочется взять тебя за руку и бежать по лесу ночью, смеяться и петь — помнишь? Хорошее было время! Но повторится ли оно когда-нибудь еще?
В санбате остались все мои вещи, и по выписке я буду выглядеть не очень прекрасно. Впрочем, это не так важно. Целую крепко. Твоя Лидка.
20-XI-43 г.
Милая, родная Лиечка! Давно не получала от тебя весточки — соскучилась. Хотя письменно, но хочу поговорить с тобой. Как живешь, родная? Как здоровье? Мое самочувствие отличное, только хромаю. Собираюсь в часть. По всем данным, наши стоят под Оршей. Кондрат очень ждет, да и понятно, что ему тяжело одному, не с кем поговорить, поделиться.
15-XII-43 г.
Моя родная Лиечка! Родная, писала я тебе, что встретила здесь старого друга Николая. Он — капитан, работает в Москве. И знаешь, если верить его словам, он очень расположен ко мне, короче говоря, хочет, чтобы вышла за него замуж. Но я ничего к нему не чувствую. И потом не время — я же не Раиса. Как обидно, что таких людишек, как Раиса, у нас еще много. Они думают, что мы не люди, что мы не хотим жить, любить и потому подставляем свою голову туда, где ее могут размозжить каждую минуту. Я часто думаю, что жизнь хороша и прекрасна, когда за нее борешься, когда она дается с трудом, а не тогда, когда ее преподносят тебе, как торт на блюде. И за такую счастливую, хорошую жизнь будем бороться. Не грусти, у нас так еще много впереди хорошего. Пусть мы будем не так красивы, как другие, изувечены — что поделаешь! Самое страшное и позорное — беспомощность, а мы не беспомощны.
Рядом со мной лежит девушка Маша, у нее ампутированы обе ноги, но как много у нее выдержки, как она любит жизнь!
Я тебя, родная, понимаю. Сожалений не выношу, как и ты. Скоро Новый год. Как хотелось бы провести его вместе с тобой! Крепко целую. Твоя Лидка.
20-XII-43 г.
Лия, родная! Какое горе, боже мой! Погиб Кондрат, мой родной, единственный, любимый брат! Как он дорог мне!
Лиечка, я сойду с ума. Сколько хорошего сделал он для меня! Ты же знаешь, какой он замечательный. Где, где, скажи, я еще найду такого брата?! Вспомни, как голодали, как он делился с нами последним хлебом! Разве все это можно забыть? Мстить, только мстить!
Прости, родная, напишу после.
Целую тебя, моя родная сестричка.
Твоя Лида.
8-I-44 г.
…Мои дела отвратительные. Это не нога, а какое-то недоразумение! Как будто не понимает, что не время лежать и лечиться. После войны, слово даю, уделила бы ей столько внимания, сколько нужно, но сейчас — лежать — это уж слишком! Итак, 11 января сделают последнюю операцию — или вылечат, или зарежут. Но я надеюсь на первое, потому что умирать нет ни времени, ни желания.
Сегодня в госпиталь поступила девушка из нашего полка, рассказала, что из наших осталась одна Ольга Жилина. Ну и молодец же она! Такая кнопка, а всех пережила! Скоро я ей на помощь поеду. Думаю, к февралю подремонтируют окончательно.
Девушка говорит, что очень часто вспоминают меня те, кто еще остался в живых из бойцов и командиров, и я им очень благодарна. Эх, родная, дорвусь я, за Кондрата, за твои раны, за свои, за тех, что погибли, буду мстить яростно и беспощадно. Сколько зла причинили проклятые фашисты мне и всем людям! Они должны почувствовать и пережить все, что пережили мы.
Пока, родная, целую крепко-крепко.
6-II-44 г.
Родная Лиечка, здравствуй! Здоровье неплохое, но нога категорически отказывается служить. О Кондрате подробностей не знаю. Его жена мне пишет и сестра тоже. Они считают меня родной, и я им очень признательна. Павленко им рассказала, что его убило снарядом во время наступления. Они не хотят смириться с мыслью, что его нет в живых, и просят меня не верить. Да, трудно, очень трудно поверить, что его нет.
Моя Лиюшка, не беспокойся, мне ничего не нужно. Думаю, что встретимся скоро. В части буду просить отпуск для поездки к тебе, родная моя. Только после боя. Целую. Твоя Лида.
4-III-44 г.
Родная Лиюшка! Можешь себе представить, я уже в своей части! Очень много стоило трудов найти их, но все же я нашла. Встретили очень хорошо. Но сейчас мне так тяжело! Все вспоминают Кондрата, и оттого сердце мое разрывается. Как тяжело, родная! Сегодня уезжает в Сибирь Ольга Жилина. Ты ее, наверное, увидишь. Лиечка, прошу тебя, не беспокойся обо мне, посылок, пожалуйста, не передавай, так как вряд ли я их получу.
Дневник обязательно заполню, чтобы ты знала, родная, что пережито было мной. Твоя Лидия.
21-III-44 г.
Здравствуй, родная Лиечка! Вчера из Москвы переслали твои письма. Сейчас в санроте работаю перевязочной сестрой. Очень прошу, чтобы перевели в стрелковую роту снайпером, но сейчас мое желание невозможно исполнить — нет снайперской винтовки, а Главное, у наших командиров нет желания переводить меня. Но я добьюсь своего.
У меня все слава богу: только залечила новые раны, как открылась еще мартовская, прошлогодняя. И после похода нога не дает возможности забыть о ней.
Пиши обо всем. Привет маме. Целую.
7-IV-44 г.
Моя дорогая Лиечка! Ты спрашиваешь, как я добралась до своей части? Очень трудно было, не зная, где она, на каком направлении, найти. Спрашивала у каждого встречного, пока не напала на людей из нашей армии. Одним словом, кто ищет, тот всегда найдет.
О себе: совершали марш, в походе схватила температуру 39,3. Представляешь мое самочувствие? Чуть не пропала, лошадей нет, и все время пешком… Оказывается, у меня хроническая тропическая малярия — это приобретено на фронте. Но теперь чувствую себя хорошо. Целую крепко. Твоя Лидка.
2-V-44 г.
Милая Лиечка! Поздравляю с праздником 1 Мая, желаю всего хорошего в твоей молодой жизни. Лиюшка, вчера вернулась Ольга в часть, передала посылочку, рассказала о жизни сибиряков, о Сибири. Я по-прежнему в санроте. Сейчас чувствую себя хорошо. Думаю, что в будущем смогу работать на поле боя, как раньше. Каждый день прошу перевести меня в стрелковую роту или в разведку, но пока безуспешно.
У нас холодно, дождь, ветер, не чувствуется еще весны.
Пока, родная. Целую крепко. Твоя Лидка.
28-V-44 г.
Моя дорогая Лиечка! Вчера был очень радостный день: командование от имени Правительства вручило мне орден Славы III степени. Теперь считаюсь кавалером двух орденов и медали. Обещаю, родная, воевать еще лучше, чтобы тебе не было за меня стыдно. Обо мне не беспокойся, сейчас я здорова, а лечиться буду после войны.
Целую крепко. Твоя сестра Лидия.
30-VI-44 г.
Родная Лиечка! Не писала — не по своей вине. Горячее время было. Живу, как и все, работаю, воюю, «отдыхаю» и снова работаю. На днях исполнится два года, как я в армии. Об отпуске думать сейчас не приходится. Но надежды на скорую встречу не теряю. Как хочется видеть тебя! Дневник уже начала писать, но время ограничено, приходится ждать лучших дней.
Я благодарна всем девушкам за теплые поздравления. Лия, не думай, что я герой, нет — обыкновенная, какой ты меня знаешь. Вот и все. Мне еще многому нужно учиться у других. Целую. Лидия.
22-VII-44 г.
…Идут жестокие, кровопролитные бои, они стоят нам крови и тысяч молодых жизней. В который раз меня постигает большое горе! 17 июля погиб мой любимый и любящий друг, гвардии капитан Саша Шалаев, командир разведки, замечательной чистоты человек. Я не знаю более искреннего и лучшего друга, таких уже, очевидно, нет. Он ни в чем не уступал Журавлеву и училище окончил вместе с ним. У нас были построены планы будущей жизни после войны. И все расстроилось…
Лиечка, я не решалась выходить за него замуж на фронте, не зная, что ждет нас впереди… Если бы случилось приехать мне в тыл и готовиться стать матерью, знаю, никто бы меня не понял. Не поняли бы тех больших чувств, которые соединяют людей на жизнь и на смерть. А сейчас, когда его нет, мне так хочется от любимого иметь ребенка. Пусть бы говорили что угодно. Почему так судьба несправедлива? У одного отбирает жизнь, а другой остается жить, мучиться. Мне нет теперь радости в жизни. Сердце и душа окаменели. Смогу ли полюбить кого так, как Сашу? Нет, никогда. Прости, родная. Если мне суждено жить, то я останусь твоей вечной подругой и сестрой. Целую крепко.
25-VII-44 г.
Родная Лиечка! Мое горе велико. Я не жалуюсь, а делюсь с тобой. Многих, очень многих уже нет со мной. Вчера был сильный артналет. Я перевязывала раненых, когда ко мне подбежал боец и сказал, что недалеко лежит раненая девушка. Лиечка, я сразу побежала туда, еще по дороге увидела распростертое тело в луже крови. Подбежала. И кто ты думаешь — Галина Гололобова. Ее тяжело ранило осколком в голову. Я перевязала ее, когда она была еще в сознании, и сразу же эвакуировала в медсанбат. Надежда на ее выздоровление очень слабая.
Отправлять и хоронить близких, дорогих сердцу людей — это не так просто и легко. Целую крепко. Твоя Лидия.
7-VIII-44 г.
Родная моя Лиечка! Движемся все вперед и далеко ушли от прежних мест. Теперь уже находимся далеко за пределами Калининской области. Я тебе писала о постигшем меня горе — погиб мой друг. Его посмертно наградили четвертым орденом.
Пишу кратко, как мы воюем. Наступление наших частей настолько стремительно, что враг не успевает оттягивать свою технику и свои силы. По дорогам валяются разбитые танки, орудия. Война теперь не похожа на ту, которую видела ты в 1942 г. Враг идет на любые хитрости. Окруженные и зажатые в кольцо, фашисты разбрелись по лесам. Там идет партизанская война. Недавно и я ходила в тыл к врагу. Задача: отрезать шоссейную дорогу, короче — «седлали большак». Удивительно, но вышла совершенно невредимой. Об этом можно только рассказать, но не написать. Нам помогли партизаны. Вот, родная, короткая информация о наших боевых делах. Встретимся, расскажу больше.
Ну, роднуля, до свидания. Желаю счастья во всем.
Целую крепко. Твоя сестра Лидия.
29-VIII-44 г.
Милая, родная Лиечка! Твое письмо получила. Отрадно сознавать, что есть человек, который заботится о тебе. Не волнуйся, родная моя, я здорова и из любого положения выхожу даже не поцарапанной. Правда, сейчас все военные операции проходят успешно. Сейчас все время в боях, бывают короткие передышки. Отдохнем — и снова в бой. Ничего личного. После всего пережитого не хочется думать ни о чем.
Целую крепко. Твоя Лидия.
10-IX-44 г.
Моя родная Лиечка! Живу по-старому, сейчас затишье, но скоро снова в бой. На сердце очень тяжело. Скоро два месяца, как погиб Саша, а я не могу его забыть ни на один час. Слишком уж он был хороший мой друг. Редко можно встретить такого человека.
Лиечка, я теперь во время боя работаю все время на передовой. Лия, если выйду из боя благополучно, то к ноябрьским праздникам буду у тебя. Буду просить отпуск.
Наступили холодные дожди, невольно вспоминаю осень 1942 г., проведенную с тобой. Сижу в такой же палатке. Родная, пока все. Пиши мне чаще. Жду твоих писем. Целую. Лидия.
12-X-44 г.
Родная Лиечка! Прости, долго не писала, не моя вина. Сейчас в Ленинграде, в госпитале. Ранена тяжело, в поясницу, с повреждением крестца и седалищного нерва. Лежу как пласт. Ужасные боли. Почему не убило?! Меньше было бы мук. Нервы растрепаны до крайности. Если суждено нам встретиться, то ты узнаешь все, что я пережила. Твоя Лидия.
4-XI-44 г.
Родная Лиечка! Лежу как пласт. Температура — 39 и выше. Врачи готовят меня к серьезной операции. Не знаю, выдержу или нет. Ольга Жилина погибла. Бои были очень жестокие. Так досталась нам Рига.
Добивайся, чтобы сделали тебе операцию. Целую. Лидия.
23-I-45 г.
Родная Лиечка! Получила твое письмо, за которое очень благодарна. Лия, ты не беспокойся, мне ничего не нужно, я тебе благодарна за все… Вот если бы ты приехала, это было бы замечательно. Мое состояние неважное. Видишь, даже писать не могу, а диктую. Мне так необходимо, чтобы ты была возле меня, — ты облегчишь мои страдания. Родная, я сделаю все, чтобы могли тебя вызвать. Если выздоровею, то приеду только к тебе. Целую тебя крепко. Твоя Лида.
31-I-45 г.
Дорогая Лиечка!
Простите, что так Вас называю, не зная и не видя ни разу, — так всегда звала Вас Лидочка. Лидочка скончалась с 30 на 31-I-45 г. в 1 час 15 мин. ночи. Умирая, она просила написать вам. Вас она очень любила, считала родной сестрой.
Любили ее в госпитале все, не говоря уже о тех, кто находился с ней в одной палате. Такие люди, как она, не забываются и из памяти не изглаживаются. Это настоящая гордость нашей Красной Армии.
В дневнике у нее только 9 листков. Она просила переслать его вам.
После вашего письма Лидочка подала рапорт, чтобы разрешили вам приехать. Ее просьбу удовлетворили, но теперь уже поздно: смерть ворвалась, и остановить ее было невозможно.
Умирая, она просила написать в часть, чтобы ее ордена переслали вам. Я это исполнила, написала.
Не отчаивайтесь, Лиечка, я вместе с вами разделяю тяжелую утрату.
С приветом Сидорова.