В. Соколов В ЖЕЛЕЗНЫХ НОЧАХ ЛЕНИНГРАДА
В. Соколов
В ЖЕЛЕЗНЫХ НОЧАХ ЛЕНИНГРАДА
Один удар.
Другой удар.
— Квадрат четырнадцать —
Пожар!
Горит Гостиный. В дым угарный,
Неотвратимый, словно долг,
Влетает противопожарный
Ударный комсомольский полк.
М. Дудин
Безгранично коварство злобствующего врага! Поначалу — жестокие многочасовые бомбежки. Но этого фашистам показалось мало. Во время воздушного налета население, услышав сигнал тревоги, успевало укрыться в убежище, принять меры к уменьшению возможных разрушений. И враг переменил тактику. Вместо воздушных стали проводиться артиллерийские налеты. Причем обстрел начинался в вечерние и утренние часы, когда мирные жители выходили на улицы, уезжая и возвращаясь с работы.
Враг неистовствовал, взбешенный невиданным упорством ленинградцев. Однако они и не думали уступать.
Партийная организация города бросила лозунг: «Ленинград — город-фронт. Каждый ленинградец — боец МПВО!» И люди горячо откликнулись на зов партии. Проявляя массовый героизм, высокую бдительность, они непреодолимой стеной встали на пути врага.
…Зине Давыдовой осенью 1943 года исполнилось всего двадцать лет. Но Зина считала, что она уже человек с обширной биографией, многое повидавший на своем веку. У девушки на то были свои причины. Окончив семилетку, она поступила на «Красный треугольник», где в течение полувека трудился ее отец. Здесь вступила в комсомол. А когда началась война, Зина десятки раз бегала в военкомат, просилась, чтобы ее отправили на фронт. Да слишком уж юным был этот доброволец, потому-то военком так и не решился удовлетворить просьбу.
Скрепя сердце приняла девушка «компромиссное» решение: вступить в сандружину МПВО. Ей не думалось, что и здесь ее беззаветная преданность Родине, горячий патриотизм могут проявиться в полную силу.
Первое время группы самозащиты Ленинского и других районов города много трудились над тем, чтобы как можно быстрее вывезти на Большую землю ленинградских детей, а также раненых защитников города. Целыми сутками вместе со своими подругами хлопотала Зина, доставая транспорт, теплую одежду, устраивая пункты питания. Постепенно Зина поняла, что работа в МПВО очень важна, однако «настоящим» делом продолжала считать ратный труд воинов армии. Такова юность…
Девушка рвалась на фронт, а фронт пришел в город. Зажав Ленинград в смертоносные клещи огня и голода, фашисты повели систематический, изнуряющий артиллерийский обстрел жилых кварталов. Боевой позицией стала каждая улица, каждый дом.
Ночь. Метель и тьма. Пустынны когда-то людные улицы. Будто радуясь простору, ветер со свистом и гудением катится по застывшим камням мостовых, назойливо лезет в переулки, под арки, в подъезды домов…
Сегодня Зина вышла на ночное дежурство. На сборном пункте Давыдову встретили приветливо: ее все любили за бесстрашный и веселый характер. Оказалось, что подруги знали даже о том, что Зине в этот день «стукнуло» целых 20 лет. Командир дружины, уже пожилой врач Маргарита Петровна душевно поздравила именинницу.
В печурке шатается от слабости бледный лепесточек пламени. Дров нет. Пищей огню служат какие-то гнилые тряпки, кусочки осиновой коры. И все же это огонь, иллюзорное ощущение тепла. Не хочется выходить на улицу, где ветер сразу же берет тебя в упругие, знобкие объятия.
Идущая по комнате Маргарита Петровна вдруг припала на колено: кто-то невидимый и могучий вырвал из-под ног половицы. Крупно вздрогнули стены. И лишь несколько мгновений спустя близким громовым ударом втиснулся в уши взрыв.
Дружинницы выскочили наружу. Соседний многоэтажный дом, подсвеченный разрастающимся пожаром, походил на гигантскую незатушенную папиросу: приплюснутая белизна покрытых инеем стен обрывалась в одном конце грудой дымящихся пепельно-серых развалин…
— А ведь там люди! Ох изверги, гады фашистские!
Зина, придерживая рукой бьющую по бедру сумку, глотая жгучие слезы гнева, побежала на помощь раненым. Крики, стоны. Кое-кто уже сам выползал из-под обломков здания. Зина бережно подхватывала их и, шепча ласковые слова, отводила в сторону.
Прибыла пожарная команда МПВО. И тут все девушки. Но как упорно лезут они в схватку с огнем, отгоняя, давя его грозно шипящими струями воды! И вот уже нет пожара.
— Молодчаги, девушки! — Зина звучно чмокнула юную пожарницу в испачканную сажей щеку.
А те спешили. Обстрел продолжался. Пожары то и дело возникали и в других местах.
— Ко мне!
Это кричит Маргарита Петровна. Дружинницы подбегают к командиру.
— Сборный пункт — там! — показывает врач на теплый, с дверью, тамбур ближнего погреба.
…Зина уже не помнит, сколько человек она отвела и отнесла в этот тамбур, к которому одна за другой подходили автомашины и увозили раненых. Сколько прошло времени? Час? Два? А может, три?
Она смотрит на руки. Они в крови. А где же ногти на двух ее пальцах, и откуда вот эта рана на ладони?
Чуткое ухо улавливает негромкий стон. Заглянула под рухнувшую балку. Там — небольшая щель. Лихорадочно работают руки, отбрасывая камни, разбитый кирпич. Хорошо, теперь можно пролезть в глубь завала. Зина перекинула сумку на спину, втиснула плечи в отрытый проход. Оттолкнулась ногой. И тут же почувствовала, что балка оседает. Протянув вперед руки, девушка нащупала железную скобу. Напрягая последние силы, рванула скобу на себя. Конец балки тотчас опустился, закрыв за нею лаз.
Зина повернула голову направо-налево, осмотрелась. Чуть-чуть светя, тлели головешки. Тонкой иглой в сердце опять проник чей-то тяжелый стон. Увидела: вот он, раненый, совсем рядом, лишь голова его высовывается из груды обломков. Подползла, в пыли и тьме раздирая обо что-то острое руки, откопала человека. Он был почти без памяти, этот подросток, мертвой хваткой утопающего вцепившийся ей в плечо.
— Ничего, милый, потерпи. Ничего, — шептала Зина, с невероятным напряжением таща его к отверстию, прикрытому многопудовой балкой. Толкнула холодное дерево рукой — не поддается. Раненый, до сих пор судорожно державшийся за нее, вдруг обмяк. «Потерял сознание», — догадалась Зина. И тут почувствовала, что и сама задыхается от копоти, пыли и дыма..«Надо позвать на помощь!» Вдохнула поглубже, закричала… Крик ватным комом выкатился из груди и будто застрял в глотке. «Все. Я тоже теряю сознание», — вяло шевельнулась в распухшем мозгу последняя мысль…
Их так и вытащили из завала, крепко обхвативших друг друга.
Обстрел кончился. Маргарита Петровна велела положить Зину возле печки в дежурке, сама привела ее в чувство. Очнувшись, Зина вопросительно посмотрела в глаза командиру.
— Все в порядке, — улыбнулась Маргарита Петровна. — Он отправлен в госпиталь. Будет жить…
* * *
Катя Хорькова, выйдя на очередное дежурство, неторопливо двигалась по окраинному шоссе. Канавы по бокам его свинцово серели талой водой. «Брр», — взглянув на канаву, невольно поежилась Катя. Смотреть на воду не хотелось: дробный блеск мелкой ряби, зигзагами юлившей по тусклому зеркалу канавы вслед за вихревыми пробежками ветра, отдавался по коже холодной дрожью.
Девушка отвернулась. И сразу вновь кинула взгляд в ту же сторону. Что это за штуки плавают по воде? Подошла поближе, наклонилась. В канаве, подобно бутонам невиданных цветов, плавали снежно-белые алюминиевые шары.
«Что за диковина? — удивилась девушка. — Сейчас осмотрю и, если что-либо подозрительное, побегу сообщить командиру».
Руки тянутся к ближнему шару. Стоп! «Ах, Катя, Катя, — упрекнула себя девушка. — Комсомолка, опытная дружинница, а ведешь ты себя легкомысленно. А вдруг это фашисты набросали?»
Сандружинница Лидия Григорьева перевязывает раненого бойца.
Катя побежала в дежурку. Прибывшие с ней подрывники осторожно вытащили один шар, положили на шоссе. Из шара сразу же вытекла темная жидкость и в то же мгновение самовоспламенилась.
— Хороша «игрушка», — засмеялись подрывники.
Кате Хорьковой за бдительность была объявлена благодарность.
* * *
Ядвига Урбанович с нетерпением ожидала мужа. Он вот-вот должен был приехать в Минск, чтобы здесь, в кругу семьи, провести отпуск. «Наверное, выполняет интересное задание», — не без зависти думала Ядвига. Дело в том, что специальность у обоих была одна и та же — техник-подрывник. Разница была только в том, что муж уже работал, а ей еще не пришлось после окончания техникума на практике попробовать свои силы. А ведь профессия эта, как представлялось Ядвиге, — сплошная романтика…
Наконец от мужа из Ленинграда пришло письмо. Он сообщал, что на днях выезжает. Ядвига мечтала о том, как они славно отдохнут. Дети на лето устроены хорошо: сынишка Валя находится с детским садом здесь, под Минском, а дочурка Нелли уехала к бабушке на Псковщину.
Ядвига шла и радовалась, радовалась предстоящей встрече с мужем, этому чудесному летнему утру, чистоте июньского неба над головой…
И вдруг — тяжелый, громоподобный раскат, затем другой… Что это? Гроза? Но разве может быть гроза, когда нет тучи? Лишь через несколько мгновений сознание потрясла страшная догадка: это бомбы!
Война. Рушилось все. Прощай встреча с любимым, прощайте дети.
Слух режет сигнал воздушной тревоги. И сразу — рев авиационных моторов, снова взрывы, уже близко, крики людей.
Она бежала домой по дымным, горящим улицам города. Домик, в котором жила Ядвига, казался ей островком, на котором можно найти спасение. Но, приблизившись к дому, Ядвига поняла, что война ворвалась и сюда, в ее жилище. На окнах болтались сорванные взрывами рамы. Под ногами хрустели осколки разбитого стекла.
Настя, сестра мужа, испуганно бегала из комнаты в комнату, связывала узлы. Увидев Ядвигу, она заговорила быстро, взволнованно:
— Надо уходить… Ядвига, пойдем в лес, там спокойно… Переждем…
От близкого взрыва дом зашатался.
— Я побегу к сыну… — крикнула Ядвига и выскочила на улицу. Настя бросилась за ней.
Вот и пригородная дача, где размещался детский сад. Но что это? И здесь настежь раскрыты окна. Вокруг в беспорядке валяется брошенный второпях различный скарб.
— Детишек на машинах увезли туда, — отвечая на вопрос Ядвиги, махнула рукой на восток пожилая женщина.
Слезы заволокли глаза матери. Она тихо, медленно опустилась на траву.
— Что делать?!
Настя тихо сказала:
— Пойдем, Ядвига…
— Куда?
Настя посмотрела в сторону Минска. Посмотрела — и испугалась. В вечерних сумерках над городом зловеще бушевало пламя. Возвращаться туда уже было нельзя.
— Пойдем туда, на восток…
Они слились с толпой беженцев. В дороге у Ядвиги родилась мысль: пробраться в Ленинград, чтобы оттуда поехать в Псков, к бабушке и дочке. Но жизнь рассудила иначе. Прибыв в город на Неве, Ядвига стала его солдатом…
Ядвигу Урбанович послали командиром подрывного взвода МПВО в город Колпино. Начальник МПВО города сказал:
— У вас в подчинении будет двадцать пять человек.
— Ничего, товарищ начальник, справлюсь.
А справиться было нелегко. Во взводе почти все пожилые бойцы. Они недоверчиво смотрели на своего юного командира, а некоторые, не стесняясь, откровенно говорили:
— Вы, Ядвига Петровна, по своей молодости себя погубите и нас…
Урбанович отшучивалась:
— Ничего, зато у нас, у подрывников, самая хорошая смерть: бух! — и не соберешь косточек…
Ядвига ранее уже работала со взрывчаткой. Она, например, знала, как взорвать породу так, чтобы обнажить пласт, как подорвать застрявший под мостом лед, не повредив при этом устоев. Но здесь — снаряды и бомбы… Их надо уметь разряжать так, чтобы не ошибиться.
Но не время было предаваться тревогам. Надо было обучать подчиненных и учиться самой. Ядвига достала специальную литературу и даже ночью читала ее с таким рвением, как раньше в техникуме готовилась к выпускным экзаменам. Она ходила к соседям-артиллеристам, училась и у них.
Пришло и первое боевое испытание. Взвод занимался на стадионе. Вдруг над головой что-то просвистело, совсем близко раздался сильный взрыв, и все увидели на другом конце стадиона огромную воронку. Люди не успели опомниться, как недалеко разорвался второй снаряд.
— В укрытие!
Вот снова донесся глухой сильный удар, но взрыва не последовало.
Обстрел закончился к вечеру. Поле стадиона было сплошь изрыто воронками. Они рваными черными пятнами выделялись на зелени травы.
Невзорвавшийся снаряд лежал у футбольных ворот. Урбанович подошла к нему и метрах в двух остановилась. Подтянулись бойцы, с опаской глядя на металлическую чушку.
— Эту штуку надо убрать, — спокойно сказала Ядвига. — Отойдите в укрытие, а я проверю, какой системы снаряд.
Подождав, когда все уйдут в безопасное место, Ядвига медленно подошла к снаряду. Внешне он казался безобидным куском металла. Почему он не взорвался? Может быть, заусеница помешала сработать взрывателю? Тогда достаточно легкого прикосновения, и мигом взлетишь на воздух… А может быть, качество взрывчатки плохое?
Ядвига чувствовала, что глаза бойцов с любопытством и тревогой следят за каждым ее движением. Она присела на корточки и, не притрагиваясь к снаряду, стала внимательно его рассматривать. Так… Взрыватель донный. Значит, разрядить снаряд трудно… Урбанович вернулась к бойцам и приказала принести взрывчатку.
— Взорвем. Разряжать нельзя, — объяснила она.
Когда снаряд был взорван, все облегченно вздохнули.
— Ну, вот и состоялось наше первое боевое крещение, — сказала Урбанович.
Враг обстреливал и бомбил город целыми сутками. Казалось, тут не было такого клочка земли, куда не упал бы снаряд или бомба. Урбанович со своим взводом без устали разыскивала неразорвавшиеся бомбы и снаряды, разряжала или подрывала их на особых площадках.
Ядвига по каким-то неуловимым признакам могла разгадать тайны неподвижного, но страшного своей затаенной силой куска металла. Она и сама не могла объяснить, как ей удается это.
Жестокие дни блокады для бойцов МПВО были тяжелы, как и для всех ленинградцев. Взвод колпинских подрывников заметно поредел. Некоторые погибли, а многие ушли на фронт. Пожилой боец Сидоров перед уходом на фронт, прощаясь с Ядвигой, сказал:
— Разрешите, товарищ командир, на прощанье назвать вас доченькой! Многому вы меня научили… И храбрости, и смекалке. Здорово это мне пригодится там, на передовой…
Иногда вечерами, когда Ядвига оставалась наедине с собой, ее одолевало материнское горе. Обливаясь слезами, она думала о сынишке, которого из-под Минска в тот страшный день увезли куда-то с детским садом. Где он теперь, ее Валюша? И что стало с дочуркой? Ведь Псков тоже во власти врага.
Но это обычно продолжалось недолго. У этой молодой женщины был большой характер бойца и гражданина. Напряжением воли она заставляла себя подавлять слезы, чтобы не влиять удручающе на бойцов. Да, для них она всегда была лишь смелым, решительным и требовательным командиром.
А судьба была к ней немилостива. Вскоре пришла весть, что ее муж погиб в боях под Москвой.
Личный состав взвода подрывников обновился полностью. Теперь Ядвига командовала одними девушками. Они долго не могли привыкнуть к военным порядкам. Боялись подходить к неразорвавшимся снарядам.
Меньше всего, казалось, профессия подрывника подходила Люсе Жилиной. Она не скрывала своего страха даже во время ставшего уже для всех привычным артобстрела. Стоило где-либо прогреметь разрыву, как Жилина бледнела, растерянно смотрела на подруг и спрашивала:
— Опять началось?!
— Нет, еще только начинается, — шутя отвечала Урбанович.
— Ой, пойдемте в убежище, мне страшно!
И она старалась убежать в подвал.
Командиру Жилина нравилась своей правдивостью и простотой. Люся искренне признавалась подругам:
— Трусиха я, девчата, ужасная. Бомб, снарядов — всего боюсь. Они так громко рвутся, что душа в пятки уходит.
— Ничего, привыкнешь. Командир тебя приучит, — отвечали девушки.
И Урбанович научила Люсю владеть собой.
Надо было подорвать неразорвавшийся снаряд. Ядвига взяла с собой Жилину и заставила ее смотреть, как она подкладывает взрывчатку, как зажигает бикфордов шнур. Когда огонь быстро побежал по шнуру, Люся вздрогнула и собралась было бежать, но Урбанович остановила ее:
— Подожди, Жилина, еще успеем.
— Страшно, Ядвига Петровна…
— Ничего, ничего. А теперь пойдем.
И, держа девушку за руку, она не спеша пошла в укрытие. Снаряд как будто ждал, пока они спрячутся. Только после того, как обе оказались вне опасности, раздался оглушительный взрыв.
— Все в порядке. Теперь пойдем посмотрим на нашу работу.
В следующий раз Урбанович поручила Жилиной самой поджечь шнур. У девушки руки дрожали и лицо побелело. Когда шнур зашипел, Люся снова хотела бежать, но Урбанович взяла ее за руку и заставила спокойно пройти в укрытие.
Урбанович водила с собой Жилину и на разрядку снарядов. Это опасное дело Ядвига выполняла уверенно и четко. Она откручивала головку, вынимала запал, показывая девушке, как все это надо делать. Спокойствие командира передавалось и Жилиной.
Жилина менялась на глазах у всех. У нее не было того показного пренебрежения к опасности, которое часто видишь у людей, старающихся бравадой прикрыть свой страх. Урбанович выработала у Люси спокойную, умную смелость, основанную на отличном знании дела. Девушка все больше привыкала к опасной профессии подрывника и скоро завоевала всеобщее уважение.
Когда Ядвига Петровна получила приказ о переводе на работу в штаб МПВО города Ленинграда, командовать подрывниками стала Людмила Жилина.
Перед отъездом в Ленинград Урбанович прошла по улицам Колпина. Для нее многие дома здесь имели особые приметы. Вон дом без крыши, с обвалившейся стеной. Здесь Ядвига разряжала 250-килограммовую фугаску. У сквера обезвредила несколько снарядов. А вон там…
Навстречу ей шел отряд девушек в серых комбинезонах. За плечами у них были автоматы. А где-то совсем недалеко за городом стучали пулеметы, авторитетно и басовито говорили пушки.
Шла война, шла жестокая битва с лютым врагом, в которой и она, Ядвига Урбанович, честно выполняла свой долг — долг патриота.
«Город спал спокойно…» — под таким заголовком газета «Советская Россия» в 1962 году поместила заметку о взрыве, произведенном на площади Мира в Ленинграде. Днем раньше сообщения об этом событии были напечатаны в ленинградских газетах. В одной из заметок я увидел знакомую фамилию. Пошел в «Ленвзрывпром». Да, это была та самая Ядвига Петровна Урбанович — бывший командир подрывников.
— Я была помощником начальника взрыва по технике безопасности, — рассказала Ядвига Петровна. — Как видите, профессия моя осталась прежней. Правда, теперь она, как говорится, переведена на мирные рельсы.
— А что за взрыв произведен на площади Мира?
— Это взрыв-созидатель. Место подорванного старого здания предназначалось под вестибюль станции метро. Подрывники блеснули высоким мастерством. Ведь вокруг площади — витрины магазинов, окна жилых домов. Однако ничто не пострадало. В шурфы, искусно пробитые в разных местах старого здания, было заложено около тысячи килограммов взрывчатки. Взрыв произвели в два часа ночи. Лишь несколько кирпичей упало на мостовую. Здание почти бесшумно осело, превратившись в груду кирпича и камня.
— Ядвига Петровна, а что стало с Люсей Жилиной?
— Люся так и осталась в Колпине. Вышла замуж. Сейчас она работает там на одном из заводов. У нее двое детей.
Кстати, теперь Ядвига Петровна уже не техник, а инженер. После войны она окончила горный институт.