ГЛАВА 21

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА 21

О вы, которых я любил когда-то!

Мадонны, ангелы и Магдалины!

Предстаньте предо мной на миг единый!

Ужель навек ушли вы без возврата?

Вокруг его постели в доме преданного ему Луиса Корнелио дос Сантос собрались друзья поэта: Мело Мораис, Феррейра де Менезес, Жоаким Серра. Уверенному скальпелю Матеуса де Андраде предстоит рассечь ногу Кастро Алвеса и извлечь осколки кости, чтобы спасти поэта от гангрены{88}. Поэт бледен, из-за плохого состояния ему нельзя дать хлороформ. В углу, как скульптурная группа, замерли Мария Кандида, Дендем, которую также зовут Кандидой, и Эулалия Филгейрас, невестка Корнелио дос Сантос. Все его сиделки с трепетом ожидают операции. Первой из комнаты выходит Дендем, Кандида Кампос — в глазах невинной девушки огонь любви. Прежде чем уйти, она смотрит на поэта; сердце ее принадлежит ему с того самого момента, как она его впервые увидела… Он так красив, бледный, со сжатыми губами. Но она не в силах видеть, как скальпель разрезает это прекрасное тело. И она выходит, на ее глаза, обычно полные лукавства, навернулись слезы.

Выходит и Мария Кандида Гарсез. На ее спокойном лице тоже слезы. Поэт будет страдать, а его лицо так благородно, так красиво, она отдала бы ему свое сердце, попроси он только.

В другой комнате скрещиваются взоры Дендем и Марии Кандиды. Каждая из них чувствует любовь другой. И они плачут, обнявшись; слезы на спокойном лице Марии, слезы и на тревожном лице Дендем.

Эулалия Филгейрас не выходит. Она тоже, подруга, полюбила его, как только увидела. Он прибыл таким больным, со впалыми щеками, с пораженными легкими, хромой и грустный! Он был так красив в своем несчастье!.. Сделав над собой отчаянное усилие, Эулалия садится у изголовья Кастро Алвеса, берет руку поэта, сжимает ее в своих руках. И он улыбается, когда скальпель рассекает его тело.

Из разреза ноги выпадают свинцовые дробинки. Он видит кусочки раздробленных костей, нога безнадежно потеряна. И теперь это уже не просто извлечение осколков — это ампутация ноги.

Его глаза смотрят в глаза Эулалии, на лице та же улыбка{89}, он мужественно переносит боль. Нога отрезана, его тело, которым он так гордился, уже не будет таким совершенным, теперь он калека. Полон печали его взгляд, устремленный на Эулалию. Из ее глаз катятся слезы на бледное лицо Кастро Алвеса. Потом он засыпает, подруга, и в полумраке комнаты еле слышны тихие рыдания Эулалии. А поэт спит, подобно больному ребенку…

* * *

Дендем — олицетворенная радость. Полусидя в постели, Кастро Алвес удерживает ее за руку. Она то смеется, то принимает серьезный вид, ее глаза излучают любовь. Любовь невинной девушки, которая знает, что эта любовь — ее судьба. Стоит июнь, красив Рио-де-Жанейро радостной ясной зимой. Поэт привлекает девушку к себе, говорит ей о любви, она отвечает, напоминая ему про Эужению.

Он грустно улыбается, просит у нее бумаги и чернил. Он пишет для нее — это его первые стихи после операции. Теперь он поправляется{90} и глубоко чувствует радость утра с мягким солнцем, оживленную радость Дендем, Кандиды Кампос. Он просит ее сесть рядом, хочет прочесть ей те, что написал. Дендем соглашается с условием, что он будет вести себя хорошо. Кастро Алвес обещает, она садится рядом. И он читает, и его еще слабый голос становится звонче с каждой строфой:

К твоей я обращаюсь благостыне:

Мольбу мою услышь, ответь на зов!

О, стань ключом живым в моей пустыне,

Ее пескам — покровом из цветов!

Я знал: меня из необъятной шири

Швырнет на берег смерти океан.

Иду к тебе, как шел к своей Эльвире

В последний час несчастный Дон-Жуан.

Мне волосы пригладь рукою нежной, —

Их долго ветер рвал и дождь мочил.

Дай отдохнуть, забыться безмятежно,

Дай на груди твоей набраться сил…

Почему она подчиняется этому голосу, подруга, почему кладет поэту руку на лоб, почему позволяет ему склонить к своей груди голову? Откуда ей это знать? От него, от его черных глаз, от его ласкового голоса исходит обаяние, которое ее увлекает. Зачем он спрашивает: «Когда огнем твой взор наполнен, не видишь разве, как оживает радостно душа моя?» Зачем он прижимается головой к ее груди? И почему она касается губами его волос? Потому что, подруга, он говорит ей:

Ты своей улыбкой ясной,

Звонким смехом, блеском глаз

От хандры, как врач прекрасный.

Всех излечиваешь нас!

И оттого, что он говорит ей это, она, которая уже давно любит его, сейчас в волнении склоняется над ним. Замирает голос в последних стихах:

Снегом белым, серебристым

Бог покрыл вершины гор,

Для поэта девы чистой

Сотворил он ясный взор.

* * *

Они шли по лесу. Солнце умирало в сумерках. Она сопровождала поэта, который теперь уже ходил на протезе, пользуясь костылями. Она шла рядом, поддерживая его. Мария Кандида Гарсез с надменным видом и кротким взглядом идет, слушая стихи, которые он сочинил в этот день. Она полюбила его с первого взгляда, как все влюблялись в него. Но она его любит, как несбыточную мечту, она знает, что сердце его принадлежит другой, той, которая ушла, она знает, что он идет к смерти, его легкие поражены, сердце полно горечи. И если он сочиняет стихи для Кандиды Кампос, то лишь для того, чтобы отвлечься от тяжких мыслей. Так же будет и с нею, вот почему она до сих пор избегала его. Они идут в сгущающихся сумерках, медленно шагают в прохладе леса. Она чувствует на руке тяжесть его тела. Из леса исходит опьяняющий запах земли. Скамья впереди — приглашение к отдыху. Они сидят рядом, поэт слегка опирается на нее, он читает ей свои стихи:

Цветок любви, моя Мария!

Со мной гуляешь ты в саду.

Бегут мгновенья золотые,

Я — в сладкой грезе, я — в бреду.

Цветок любви, моя Мария!

О ангел, в деве воплощенный!

С небес сошедшая звезда!

Твоей красой заполоненный,

Твоим я буду навсегда!

О ангел, в деве воплощенный!

Романтический взор Марии Кандиды теряется в сумерках. Стихи заставляют ее забыть о том, что она решила проявить сдержанность. Умирает вечер, Кастро Алвес тоже скоро умрет, грустны его глаза, быть может, она сумеет его утешить. Что с того, что это будет лишь на мгновение? Что с того, что это безнадежная любовь? Беспредельная радость охватывает ее при мысли, что она может вызвать у него нежную улыбку, заставить его забыться хоть на мгновение. В наступающем вечере его голос звучит горячей просьбой, мольбой:

Открой же мне свои объятья —

Блаженства райского залог.

Все муки сердца без изъятья

Забыть тогда, наверно б, смог!

Открой же мне свои объятья!

Его губы касаются ее щеки, ее губ. Мария Кандида Гарсез смотрит Кастро Алвесу в глаза и видит в них радость…

* * *

Эулалия Филгейрас подходит к окну. Из сада доносится запах жасмина. Поэт отдыхает в гостиной, в кресле. Костыли рядом, щеки у него еще впалые, но кашель перестает его мучить, врачи питают надежду. Он уже начал лучше ходить, даже порой смеется, разговаривает и сочиняет поэмы. Но Эулалия хорошо знает, подруга, что сильнее, чем от туберкулеза и ампутированной ноги, он страдает от другого недуга. Он страдает от отчаяния из-за утраченной любви, от тоски по Эужении. Врачи обещают, что вылечат его. Так почему бы ей не стать сиделкой его сердца?

Она садится рядом и улыбается. Она красива, чистое, хорошее дитя, глаза у нее робкие, руки, которые держат руки Кастро Алвеса, робки еще более. Она улыбается, и в этой улыбке к нему обращена вся ее душа.

Он понял это еще раньше, с того страшного дня операции. Она его полюбила, хотела принадлежать ему, стать его женой и подругой жизни, принести ему здоровье и радость, возможно, детей, приятную и спокойную жизнь. Ей хотелось оживить его увядшее сердце.

Она прекрасна, но сердце Кастро Алвеса умерло для любви… К тому же он, подруга, честен, и благодарность для него один из способов быть честным. Эулалия — невестка Луиса Корнелио, самого верного из друзей поэта. Вот почему в тот вечер, когда она предлагает ему свои губы, он отказывается от них. И когда она убегает, чтобы выплакаться, он с трудом поднимается, берет свои костыли и идет за нею. Эта любовь его трогает, и именно чтобы поблагодарить ее за такую любовь, он отталкивает Эулалию. Но он не хочет, чтобы она обманывалась. Приди она раньше, раньше другой, возможно, все было бы иначе — прекраснее стала бы жизнь, далеко отодвинулась бы смерть. И он читает ей свои стихи:

Зачем, о ангел, ты, покинув рай,

Нашла меня в моей ночи беззвездной?

Уже достигнут мною бездны край.

Увы! Пришла ты поздно, слишком поздно!

Слишком поздно, Эулалия, и к тому же от тебя он не хотел только плотской любви, как от Марии Кандиды. Он хотел твою душу и сердце и тебе хотел дать любовь, которой сейчас у него уже не было в сердце. И даже твоя возвышенная и святая любовь не может затмить воспоминание о той, что ушла:

Душа горит, и лишь могилы хлад

Во мне остудит этот пламень грозный.

Вернись же в рай, когда сойду я в ад!

Прости, сеньора… Поздно! Слишком поздно!{91}

Кастро Алвес замолкает. Подходит к ней, берет в руки ее прекрасную головку, целует в лоб. И тогда она, рыдая, хватает его руки и целует их с грустной, непримирившейся благодарностью. И они остаются стоять рядом у окна, смотря на тысячезвездную ночь. Эулалия плачет и сквозь туман, застилающий ей глаза, видит, как ей кажется, слезы и в глазах Кастро Алвеса. Только из-за Эулалии, из благодарности за любовь, которую она ему подарила, он плакал, подруга. И эти слезы оказались горячее всех поцелуев. Беспредельный мир опускается на сердце Эулалии.