События нарастают

События нарастают

Весь 1939 год мы жили в большом напряжении. Это время было насыщено событиями исключительного значения – теперь многие из них относятся уже к категории исторических. Тогда же еще трудно было ставить диагнозы о возможных последствиях происходивших в различных районах мира процессах, но одно было совершенно очевидно – мир неукоснительно вползал в большую войну.

Первого сентября немецкая армия перешла польскую границу и стремительно на танках, бронеавтомобилях и мотоциклах ринулась на территорию страны. Президент Польши объявил военное положение и обратился за помощью к Франции и Англии. Но ни один из гарантов Польши не пришел ей на помощь.

У нас широко обсуждалось начало военных действий на территории Польши. Помню разговор с Ванниковым, полковником Пугановым и еще одним из военных. – тоже полковником. Мы сидели в приемной одного из кремлевских помещений и ждали вызова в зал заседаний.

– В 1920 году, когда Красная Армия вошла на территорию Польши и правительство Пилсудского закачалось, Англия и Франция немедленно направили в Варшаву военную миссию во главе с генералом Вейганом, – стал вспоминать полковник.

– Да, тогда все было использовано, чтобы остановить наступление Красной Армии, – вторил ему Пуганов, – а теперь дальше протестов дело не идет.

– Тогда шли чужие, а теперь идут свои. Мы двигались на Запад, а немцы идут на Восток – это же разница! – разъяснял сидевший рядом с нами Ванников.

– Ведь предлагали же мы и французам, и полякам совместно действовать против немцев, так нет же, отказались! – с раздражением произнес Пуганов. – Ну, раз нашей помощи не пожелали, что же тогда делать? Насильно мил не будешь. Нам надо и о себе подумать.

Такие разговоры в тех или иных-вариациях можно было слышать часто.

В тот год нас часто вызывали в Кремль. Мы пересматривали планы, готовили проекты по организации новых производств. В приемной, в четырех будках, поставленных у одной из стен, стояли телефоны, и мы, чтобы не останавливать деятельность своих учреждений, давали указания своим сотрудникам, связываясь с другими наркоматами и ведомствами, и решали вопросы по неотложным делам производства. Нам приносили сюда чай и небольшие бутерброды. Здесь, ожидая вызова в зал заседаний, мы обсуждали все события, происходящие как в нашей стране, так и за рубежом. Здесь же мы обменивались мнениями по всем событиям внутренней и международной жизни. Здесь завязывались знакомства, часто переходившие в крепкую дружбу.

Почти все наше время проходило в служебных помещениях, в среде людей, поставленных партией и правительством руководить промышленностью страны. Мы были крепко связаны друг с другом. Нами решались общие трудные задачи по подъему страны на высокую орбиту индустриализации. У нас совершенно не было свободного времени, все оно отдавалось делу. Домой мы приезжали только для того, чтобы соснуть несколько необходимых часов.

31 августа на сессии Верховного Совета СССР выступил В.М. Молотов, который разъяснил необходимость заключенного Договора о ненападении с Германией. Договор был подписан после того, как военные переговоры с Францией и Англией зашли в тупик, и мы поняли, что на заключение пакта взаимопомощи нет основания рассчитывать. Наша страна не могла не поставить перед собой вопроса о других возможностях обеспечить мир и устранить угрозу войны между Германией и СССР.

Газеты в эти дни напоминали основные задачи нашей внешней политики, сформулированные на XVIII съезде партии: «Проводить и впредь политику мира и укреплении деловых связей со всеми странами; соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликт нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками…»

Договор о ненападении как раз и был направлен на решение этих задач. Мы пытались объединить силы европейских стран для того, чтобы приостановить германскую агрессию, но из наших попыток ничего не вышло. Они не хотели сотрудничать с памп. С Гитлером нами заключен Договор о ненападении, в нем нет ни слова о сотрудничестве. С Англией и Францией мы готовы были сотрудничать и оказывать друг другу взаимную помощь. Мы прилагали усилия к тому, чтобы был заключен пакт о взаимопомощи. Но они не пожелали этого.

На всех собраниях и политзанятиях, пожалуй, не было более активных и более эмоциональных выступлений по вопросам международного положения, нежели в эти дни. Люди вспоминали все – и высадку англичан в Архангельске, и американцев – на Дальнем Востоке, и французов – в Одессе. Вспоминали и все три похода, организованных западными странами против Советского государства.

– Чего они хотят? – говорили участники кружков. – С одной стороны, лезут с обвинениями, что Советский Союз пошел на соглашение с Гитлером, а с другой стороны, за четыре месяца переговоров делали все, чтобы сорвать их, завести в тупик и лишить всякого смысла. С одной стороны, непрестанно говорят о помощи, а с другой – не хотят принимать никаких практических мер к отпору Германии. Ведь это же цинизм. Приехала в Москву английская военная миссия для ведения переговоров и оказывается, что она не имеет полномочий вести этих переговоров. Дело ясное – хотят они не агрессию Германии остановить, а толкают Гитлера на нас – вот в чем все дело.

Мы хорошо понимали, что договор с Германией позволяет нам использовать время для дальнейшего укрепления страны – и делали все для развития оборонной промышленности.

– Что же все-таки будет дальше с Польшей? – спросил я как-то Голощекина – старого большевика, который в это время работал начальником Главарбитража. Голощекин был членом ЦК партии, имел большие связи и был хорошо информированным человеком.

– Польское правительство полностью обанкротилось. В этих условиях нам надо думать прежде всего о судьбе народов. Как это сделать, пока не знаю, но надо быстро искать ответ на этот вопрос.

17 сентября по радио выступил Молотов. Он сообщил, что войскам Красной Армии дан приказ перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии.

Сложившаяся здесь обстановка требовала от советского командования принять срочные меры по оказанию помогли населению продовольствием и медикаментами. Нужно было провести также большую политическую работу по разъяснению действий Советского правительства, помочь наладить гражданское управление, дезорганизованное в связи с развалом польского буржуазно-помещичьего государства.

В 5 часов 40 минут 17 сентября советские войска на широком фронте перешли границу и начали свой освободительный поход. Это была не военная операция, а триумфальный марш, как об этом мне рассказывали позже его участники. Крестьяне, по старому обычаю, выходили на дороги с хлебом-солью. В городах возникали массовые митинги и собрания, участники которых приветствовали советские войска и требовали воссоединения Западной Украины и Западной Белоруссии с советскими республиками.

Временные волостные и уездные самоуправления провели большую работу по подготовке выборов в народные собрания. На своих первых заседаниях народные собрания Западной Украины и Западной Белоруссии в конце октября 1939 года единодушно приняли декларации, провозгласили на освобожденной земле Советскую власть и обратились с ходатайством в Верховный Совет СССР о воссоединении Западной Украины и Западной Белоруссии с Украинской и Белорусской Советскими Социалистическими Республиками. В ноябре 1939 года пятая сессия Верховного Совета СССР удовлетворила эти просьбы.

Освободительный поход Красной Армии продолжался всего 12 дней. Германские войска, продвинувшиеся в ряде мест далеко на восток, вынуждены были остановиться и отойти с территорий, населенных украинцами и белорусами. Наши войска вышли на так называемую линию Керзона.

Когда в 1920 году для польских интервентов создалось критическое положение, английский министр иностранных дел Керзон направил Советскому правительству ноту, в которой требовал прекратить наступление Красной Армии на линии, принятой Верховным советом Антанты 8 декабря 1919 года. Эта линия с тех пор стала известна под названием «линия Керзона».

В дальнейшем после изменения военной обстановки правители Польши уклонились от установления советско-польской границы, соответствующей «линии Керзона», и по Рижскому мирному договору 1921 года граница прошла к востоку от «линии Керзона». Папская Польша захватила Западную Украину, Западную Белоруссию, а также Виленщину. И вот теперь эти области площадью свыше 190 тысяч квадратных километров с населением более 12 миллионов человек освобождены.

Выдвижение границ СССР на 250—300 километров на Запад не только укрепляло безопасность нашей страны, но вносило значительный вклад в общее дело борьбы народов Европы против гитлеровской агрессии. Это признал даже Черчилль, бывший в то время военно-морским министром Англии. Выступая 1 октября 1939 года по радио, он заявил, что нахождение русских армий на этой линии было совершенно необходимо для безопасности России против немецкой угрозы. Во всяком случае, позиции заняты и создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не осмелится напасть.

Уходя на Запад после подписания соглашения о границах, немецкие воинские части разграбили всю занимаемую ими территорию. Мне довелось слышать рассказ одного из наших офицеров.

– Вывозят все. Я сам видел, как спиливали даже телеграфные и телефонные столбы, снимали проволоку, сматывали ее в круги, свинчивали изоляторы. Все это аккуратно складывали и вывозили в Германию. В одном из богатых польских имений мы застали отходящие немецкие части. В опустошенных залах было уныло, на стенах висели пустые рамы – картины были вынуты и тоже вывезены. Немцы оставляли после себя безжизненное пространство.

Слушая эти рассказы, мы с особой ревностью занимались производством военной техники. Ведь то же они сделают и с нами, если мы будем слабы.

В те дни нас тревожила и граница с Финляндией на Карельском перешейке. Здесь в течение десяти лет финляндская военщина возводила укрепления и готовила плацдарм нападения на нашу Родину Маршал Маннёргейм был заклятым врагом Советского Союза, одним из главных инициаторов и руководителей антисоветских авантюр финской реакции. Созданная линия укреплений на Карельском перешейке носила его имя.

В случае войны с этого плацдарма артиллерийским огнем мог расстреливаться любой район Ленинграда, города, который для нас всегда был символом революции и носил имя вождя. Необходимо было всеми способами устранить опасность, нависшую над Ленинградом.

Еще весной 1938 года Советское правительство предложило финскому правительству заключить пакт о взаимопомощи между СССР и Финляндией, но правительство Финляндии отклонило это предложение. Позже начались длительные и сложные переговоры. В ноябре 1939 года мы сделали предложение отодвинуть границу от Ленинграда. Взамен финской территории на Карельском перешейке Советское правительство предлагало передать Финляндии другие земли в удалении от Ленинграда. Но правительство Финляндии отказалось от этого разумного предложения, а финская реакционная печать разожгла неистовую антисоветскую пропаганду.

26 ноября 1939 года белофинская артиллерия начала провокационный обстрел советских войск, находившихся под Ленинградом.

Советское правительство не хотело доводить дело до войны, поэтому оно предложило «незамедлительно отвести финские войска подальше от границы на Карельском перешейке – на 20—25 километров, и тем предотвратить возможность повторных провокаций».

Договориться с Финляндией не удалось. Советское правительство 28 ноября 1939 года было вынуждено денонсировать заключенный с ней договор о ненападении, а Главному командованию Красной Армии и Военно-Морского Флота был дан приказ «быть готовым ко всяким неожиданностям и немедленно пресекать возможные новые вылазки со стороны финляндской военщины».

Но и эти меры не возымели на правительство Финляндии никакого действия. 29 ноября 1939 года белофинны вновь совершили провокацию на Карельском перешейке. Советское правительство пришло к выводу, что больше оно не может поддерживать нормальные отношения с правительством Финляндии и поэтому признало необходимым немедленно отозвать из Финляндии своих политических и хозяйственных представителей.

30 ноября 1939 года началась советско-финская война.

Реакционные круги ряда капиталистических стран развернули разнузданную антисоветскую кампанию. Однако многие разумные люди Запада сумели объективно подойти к оценке действий Советского правительства. Примечательным в этом отношении является высказывание Бернарда Шоу. Отвечая на вопрос представителя английской газеты «Дейли Мейл» по поводу финско-советских отношений, Шоу сказал: «Финляндию ввело в заблуждение ее глупое правительство. Финляндия должна была принять предложение России об обмене территориями. Ей следовало бы быть достаточно разумным соседом. Она, по всей видимости, не отказалась бы от советского предложения, если бы действовала самостоятельно, или в своих собственных интересах. Нп одна держава не может терпеть границу, с которой можно обстреливать такой город, как Ленинград. Особенно, когда эта держава знает, что государство, расположенное по ту сторону границы как бы мало и слабо не было, угрожает ее безопасности из-за глупого правительства, действующего в интересах других, более мощных государств. Финляндия, очевидно, полагает, что США ее поддерживают, иначе она не вела бы себя так в отношении СССР…

Речь идет вовсе не о том, что великая держава – Россия – пытается подчинить себе маленькое государство – Финляндию. Речь идет о стремлении России обеспечить свою безопасность, и поэтому было очень глупо со стороны Финляндии не согласиться с предложениями России об обмене территориями».

…Вплоть до марта 1940 года заводам нашего главка пришлось дополнительно к напряженной программе производства заниматься еще поставками многочисленных изделий непосредственно на фронт. Особенно много таких «фронтовых» заказов выпало на долю Северного завода. Вместе с тем советско-финская война вызвала необходимость начать производство некоторых видов оружия и боеприпасов, на которые ранее не обращалось должного внимания.

В это время было принято много решений, направленных на увеличение производства различных видов нового вооружения, строительства оборонительных сооружений, создание новых видов техники для механизации строительных работ.

В те военные месяцы мне довелось близко познакомиться с и.А. Вознесенским. Он был председателем Госплана, членом Политбюро и часто контролировал выполнение особо важных постановлений партии и правительства. Как-то И.А. Вознесенский вызвал меня к себе в Госплан.

– Мы хотим записать вам в программу производство широкого листа. Я знаю, что у вас напряженная программа по броневой стали, но лист такой ширины другие заводы прокатывать не могут, а он крайне необходим для важных военных объектов.

Выслушав предложение Вознесенского, я заявил, что больше ни одной тонны сверх установленного плапа мы изготовить не сможем. На Южном заводе мощность прокатного стана позволяла увеличить программу, но производство сдерживали нагревательные печи. Для использования всего рабочего времени стана требовалось установить еще четыре печи. А для них места уже в цехе не было. Мы ужо пошли на целый ряд ухищрений, чтобы выполнить то, что нам записано предыдущими решениями.

– Сократите время на ремонты, – предложил Вознесенский.

– А мы вообще не останавливаем стан на ремонт. Производственный план у нас рассчитан на работу 720 часов в месяц.

– Нам нужен широкий стальной лист, – упрямо твердил Вознесенский, – и эту задачу необходимо решить. Подумайте, посоветуйтесь с заводскими работниками, а дня через два-три мы снова встретимся.

Мы попрощались.

Выходя из кабинета, я услышал голос Вознесенского:

– Вы не аргументы собирайте, почему нельзя выполнить это задание, а ищите решение!

В тот же вечер я выехал на Южный завод. Там вначале и слышать не хотели о дополнительной программе для этого стапа.

– Вы же сами знаете, что у нас все резервы исчерпаны.

– Знаю, но я знаю, что без стального листа указанной ширины нельзя построить важнейшее оборонное сооружение. Может быть, какой-то другой завод может это сделать? Вы заводы лучше меня знаете. Кто, кроме вас, может прокатать такой лист?

В кабинете директора завода, где шло совещание, стало тихо.

– Ну, кто еще может его прокатать? – вновь задал я вопрос.

– Кроме нас, никто такого листа не прокатывает, такой стаи только мы имеем, – произнес наконец главный инженер.

– А раз это так, что же нам делать? Отказываться от сооружения оборонного объекта?

– Да, ситуация, – произнес директор. – Хоть стой, хоть падай. Прокатать мы бы, пожалуй, еще смогли, но негде слитки нагревать и места для печей в цехе больше нет, еле одну установили.

– Ну, а если мы установим пару печей в соседнем здании, где у нас склад находится. Его можно перенести в какое-то другое место. Слитки подавать от печей к стану на платформах, выложенных огнеупорным кирпичом. Расстояние здесь небольшое, слиток не остынет, пока его будут перемещать от печи к стану.

Решение как будто бы действительно отыскивалось. На бывшем складе закипела работа, а через две недели от новых печей в прокатный цех отошла первая платформа со стальным слитком. Такие задачи приходилось решать нередко.

Когда мы осваивали производство броневой стали для военных судов, то встречались со значительными трудностями из-за отсутствия на заводах мощных ковочных прессов. Они в нашей стране вообще насчитывались единицами. Мы такой пресс получили для Южного завода, но смонтировать его не успели, так как не было еще закончено строительство прессового цеха. Ждать окончания всех работ мы не могли, так как броневые плиты требовались немедленно. И вот, когда, казалось бы, не было никакого выхода, один из инженеров предложил ковать слитки на заводе, расположенном далеко от нашего предприятия. Там был мощный пресс, и к тому же недостаточно загруженный.

Но как это сделать? Слитки необходимо подавать к прессу горячими, это требуется по технологическому процессу.

– А почему это нельзя сделать? – раздался голос автора предложения, когда мы этот вопрос обсуждали у директора завода.

– А как ты их туда подашь горячими? – раздался чей-то голос.

– Так же, как мы подаем горячие слитки из одного здания в другое для прокатки. На платформах. Надо только теплоизоляцию сделать посолиднее – вот и все.

– Одно дело подать горячий слиток на сотню метров и совсем другое на сотню километров, – не унимался скептик. – Необходимо, чтобы температура слитка не упала ниже восьмисот градусов. Чего же вносишь предложение, которое реализовать нельзя.

– Почему нельзя? Японцы жидкий чугун из доменных печей подают в мартеновские печи через морской пролив, разделяющий цеха. Так неужели мы не сможем по суше горячие слитки перебросить к прессу на сотню километров? – упрямо настаивал на своем проекте автор предложения.

Все, от железнодорожников до сталеваров, понимали, что ждать нельзя. Подготовили платформы, тщательно разработали график движения и проведения всех операций от погрузки горячих слитков в мартеновском цехе до разгрузки их в пролете прессового цеха. Строго следили за тем, чтобы нигде не было никаких задержек. Несмотря на всю сложность таких перевозок и синхронизации технологических операций на двух заводах, все же работу удалось организовать, и созданный механизм производства действовал безотказно.

Так в те годы решались задачи создания военной техники. Используя каждую открывавшуюся возможность, работники оборонной промышленности прилагали невероятные усилия к тому, чтобы наращивать мощности заводов, ускорять производственные процессы и повышать качество изделий.

Нас подгоняли развивающиеся в мире события.