ВАЛЕНТИН ЗАНУРДАЕВ ТРИ ЧАСА И ВСЯ ЖИЗНЬ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВАЛЕНТИН ЗАНУРДАЕВ

ТРИ ЧАСА И ВСЯ ЖИЗНЬ

Для сотрудника Комитета государственной безопасности Рудченко эта командировка не предвещала особых сложностей. После двухлетнего пребывания в Афганистане он вернулся в Ворошиловград и получил новое назначение. Сейчас и ехал по делам службы в одно из подразделений, осуществляющее охрану исправительно-трудового учреждения.

Покрытая свежим асфальтом трасса то опускалась в долину, то круто взбиралась на взгорья. Проскочили окраину Михайловки. Задрав нос, машина выбралась на крутой холм и облегченно помчалась по ровной дороге. Впереди из-за горизонта появились трубы металлургического комбината, а через минуту-две справа открылась панорама Коммунарска.

Что-то дрогнуло в душе Анатолия Михайловича. Он смотрел на родной город. Здесь рос, окончил школу и профессионально-техническое училище, работал на стройках, отсюда был призван в войска КГБ, служба в которых круто изменила его дальнейшую жизнь.

Воспоминания так захватили Рудченко, что он не заметил, как проехали остаток пути по автотрассе Ворошиловград — Донецк, свернули налево, и машина замерла у проходной колонии — на том самом месте, где вскоре ему суждено было вступить в вооруженную схватку с бапдитами.

Пробыв два дня в подразделении, охраняющем эту колонию, Рудченко переехал в соседнее, находящееся в каких-то десяти — двенадцати километрах. Они сидели в кабинете с Михаилом Григорьевичем Калинушкиным, рассматривали планы на случай чрезвычайных обстоятельств и еще не знали, что в промышленной зоне колонии эти обстоятельства уже возникли и что спустя несколько минут делать им придется не все то, что предусмотрено этими планами.

До этого дня Ковш и Акимов, отбывавшие наказание в ИТК, уже перечитали все публикации в центральной прессе о действиях и крахе террористической группы Якшиянца в Орджоникидзе, проанализировали каждую мелочь, тщательно готовясь к совершению подобной бандитской акции.

— Усек, на чем они погорели? — спросил во время очередной встречи в промышленной зоне Акимов.

Хмурый и молчаливый Ковш лишь хмыкнул и мотнул из стороны в сторону головой.

— Лопух ты, — перекосил в ухмылке рот Акимов, кичась своей проницательностью. — Они же сразу выложили ментам все карты, даже то, что полетят в Израиль. Не-е-е, мы им таких шансов не дадим. Как с бомбами? — поинтересовался он.

— Порядок, — Ковш вдруг оживился. — Представляешь, в лавку завезли необычные коробки, большие — в каждой по 200 спичек. А проносить все равно разрешают, как и маленькие коробки, по одной. Так что дело пошло веселей.

— Ну вот н добренько, — сквозь зубы процедил Акимов. — Четыре — пять этих игрушек за тобой, — тоном, не допускающим возражений, закончил он.

Оставшись один, Ковш задумался: как он попал под влияние Акимова. Он, Олег Ковш, одного лишь взгляда которого достаточно было, чтобы подельник схватил раскаленный утюг и приложил его к телу очередной жертвы, он, который из двадцати прожитых лет уже семь по крупному конфликтует с законом, он позволяет Акимову разговаривать с ним таким тоном. Ответ напрашивался сам по себе: семь лет разницы в их возрасте уже многое значат. По, видимо, не это главное. Дело в том, что у него, Олега, первая судимость, тогда как у Акимова — третья. Да и «дела» последнего посерьезнее, среди которых есть и «мокруха». Не последнюю роль в том, что Ковш чувствовал себя зависимым, играл и тот факт, что не он, а Акимов предложил бежать, захватив заложниц, а потом решил, что надо изготовить для этого взрывные пакеты, самодельный пистолет.

Для шести сотрудниц отдела труда и заработной платы это солнечное весеннее утро ничем не отличалось от других, когда начинался их обычный рабочий день. Каждая выполняла свою привычную работу. Было начало одиннадцатого. По делам службы к ним зашли две работницы других отделов. И вдруг дверь резко распахнулась, в ней появились двое в черных спецовках, какие носят осужденные.

— Всем оставаться на местах! — дико осклабясь, гаркнул тот, что пониже, поводя из стороны в сторону двухствольным самопалом.

— С этой минуты вы — заложницы. Будете сидеть смирно — будете жить, нет — прикончим!

Который повыше в это время был уже возле одной из женщин и угрожающе наставил на нее нож.

Охнув, рухнула на пол без сознания одна из сотрудниц. В мгновение ока преступники выволокли ее в коридор и бросили на пол. Вернувшись, забаррикадировали дверь столами. Один из них подошел к телефону и набрал номер начальника колонии Анатолия Александровича Сороки…

Телефон на столе Калинушкина зазвонил в тот момент, когда Рудченко поднялся, чтобы перейти к заместителю начальника учреждения Анатолию Дмитриевичу Напольскому. По тому, как побледнел Михаил Григорьевич, слушая телефон, Рудченко сразу понял: произошло что-то чрезвычайное.

— Звонил начальник, — скороговоркой сказал Калинушкин, кидая трубку на рычаг. — В промзоне осужденные Акимов и Ковш захватили заложниц… Требуют выпустить их из колонии. Я — туда.

— Я с вами, — уже на ходу бросил Рудченко. Через минуту вместе с Сорокой и Напольским они мчались в УАЗике к двухэтажному административному зданию промышленной зоны.

— Анатолий Дмитриевич, немедленно сообщите о происшествии в райком партии, областные УВД и КГБ, выведите из зоны всех вольнонаемных и позаботьтесь об общественном порядке. За вами, Михаил Григорьевич, — предупреждение волнений среди контингента, — на ходу в машине давал указания Сорока. — Мы с Рудченко — к бандитам.

Резко затормозив, машина замерла у двухэтажного здания заводоуправления. Начальник колонии бросился было к двери ОТиЗ, но из-за нее раздался грозный окрик Акимова:

— К двери не подходить, стрелять буду! Переговоры — по телефону. Наши условия, начальник, такие, — продолжал он, когда Сорока, зайдя с Рудченко в кабинет напротив, позвонили бандитам, — не позже, чем через полчаса подогнать к двери заправленный и зашторенный автобус с рацией и обеспечить нам вместе с заложницами безопасный выезд из зоны. Что дальше — скажем потом.

— Опомнитесь, Акимов. Выпустите женщин, сдайтесь — заслужите снисхождение, — попытался уговорить преступников Анатолий Александрович.

— Не теряй времени, майор, — резко прервал его Акимов. — Оно работает против вас. Не будет через полчаса транспорта — получишь первую покойницу.

— Что будем делать? — обратился Сорока к Рудченко, положив трубку.

— Давайте так, — отозвался тот, напряженно думая. — Готовьте на всякий случай автобус, а я попробую поговорить с ними. Главное сейчас — сделать все возможное, чтобы избежать жертв среди женщин, пока не прибудут руководители из области.

Оставшись один, Анатолий Михайлович позвонил Акимову и представился. Но тот заявил, что с «кагебистами дела иметь не желает». Только после третьего настойчивого звонка Рудченко он не сразу бросил трубку и поинтересовался:

— А где начальник?

— Майор Сорока готовит автобус. А мне надо уточнить некоторые ваши требования.

— Ладно, подходи к окну, хочу посмотреть, какой ты смелый.

К этому времени преступники выбили в окне стекла. Когда Анатолий Михайлович подошел к нему, из-за вмонтированной в наличники металлической решетки в виде расходящихся лучей солнца на него смотрели два ствола самопала. Выше них он увидел лицо Акимова. Оно показалось чекисту сплошной cepoй маской, на которой четко выделялись лишь полоска плотно сжатых розовых губ и налитые кровью злые глаза бандита.

В глазах Акимова не только ненависть, но и наглость, и выжидание, и даже что-то наподобие торжества. Однако надо выдержать этот взгляд, как бы унизительно и неприятно это ни было. Ради жизни каждой из семи женщин. Одно неосторожное слово, и может произойти трагедия: Акимов в любую минуту готов применить свой самопал, а Ковш пустить в ход нож, который сейчас демонстративно приставил к шее одной из заложниц. Нет, ни в коем случае нельзя злить бандитов. Наоборот, надо их успокоить, расположить к себе. И тянуть, тянуть время. Сейчас уже наверняка десятки людей включились в операцию. Рудченко знал, что она будет проведена. И уверен, что проведена успешно, преступников настигнет неминуемая кара. Как знал и то, что сейчас именно от него, почти случайно оказавшегося в эпицентре событий, от его выдержки и умения найти такой тон и слова в разговоре с бандитами, которые удерживали бы их от крайних мер, зависит жизнь людей. А потому, приглушая в себе чувства, Анатолий Михайлович вел с Акимовым торг.

— Где автобус? — почти крикнул бандит, как только Рудченко подошел к окну.

— Не психуй, Владимир, — спокойным голосом сказал Рудченко. — Ваши требования выполняются.

Ему хотелось сказать не «Владимир», а «бандюга», но он сдержал себя.

— Как выполняются? — суетился Акимов. — Осталось восемь минут.

— Ну, во-первых, не восемь, а двенадцать, — уточнил Анатолий Михайлович, бросив взгляд на часы. — А, во-вторых, вы с Олегом не понимаете, что назначенный вами срок нереальный. У единственного в колонии ЛАЗа полетела помпа, чтоб найти автобус на стороне, нужно время.

— Берите автоматы, выходите на трассу и гоните сюда первый же «ЛАЗ» или «Икарус».

— Можно и так, — согласно сказал Рудченко, хотя в нем все клокотало от того, что бандит толкает их на противоправные действия. — Допустим, мы последуем твоему совету. Но чтобы дождаться автобуса, высадить людей, дозаправить и заделать машину шторами, как вы требуете, надо по крайней мере час-полтора. Все будет сделано как обещано, только не торопитесь, — добавил Анатолий Михайлович и сунул руку в карман.

— Не шути, начальник, — предупредил Акимов, вскинув самопал.

— Сигареты. — сказал Рудченко, доставая пачку «Родопи». — Может, закуришь?

— Это мы с удовольствием, — изменил тон преступник. В то время, когда он закуривал, среди заложниц возникла какая-то возня. Они зашумели.

— Женщины, — обратился к ним Рудченко, боясь, чтобы те не спровоцировали бандитов на агрессивность, — прошу вас вести себя спокойно, не паниковать. Все будет хорошо.

— Здесь одной плохо, сердечный приступ, — послышалось из глубины кабинета.

Анатолий Михайлович взглянул на Акимова. В глазах у того мелькнула растерянность.

— Ты же человек, Акимов. Освободи женщину. Умрет — ее смерть за тобой будет числиться, — сказал Рудченко.

— Позовите двух зэков — пусть заберут, — после минутного раздумья согласился Акимов.

— Сейчас сделаем. Я там задержусь: узнаю, как дела с автобусом. Не наделайте тут без меня глупостей, — сказал Рудченко, собираясь уходить.

— Постой, начальник, — остановил его Акимов — Дай еще сигаретку.

Рудченко хотел отдать ему всю пачку, по подумал, что этим он оборвет важное звено, которое помогает ему смягчать и поддерживать отношения с бандитом. Он вытащил и подал через решетку сигарету.

— А ты действительно не трус, начальник, — сказал Акимов, когда, возвратившись к окну, Анатолий Михайлович предложил себя вместо заложниц. — Только за шесть баб выкуп можно получить больший, чем за тебя одного. А может, ты задумал как-то повязать нас с Ковшом? Выбрось это из головы — прихлопну в момент, — закончил он, поигрывая самопалом.

— Так я же в наручниках к вам пойду.

— Не пойдет и в «браслетах», — коротко отрезал Акимов.

— Не пойдет, так не пойдет. Давай-ка лучше еще закурим. Да убери ты свою «пушку», наконец, — сказал Рудченко, глядя, как бандит все время наготове держит самопал. — Я не в такие дула смотрел.

— Это где же?

— Только из Афганистана вернулся.

— О-о! — искренне воскликнул Акимов. — «Афганцев» уважаем…

Да, против душмановских минометов, реактивных установок и автоматов, самопал Акимова — детская игрушка. Когда в январе 1987 года Анатолий Михайлович прибыл в дружественную страну и был назначен на новую для него должность в воинскую часть, круг его обязанностей был обозначен четко: борьба со шпионажем и контрабандой, тесное взаимодействие в этих целях с нашими пограничниками, афганскими органами госбезопасности, милицией, племенными формированиями, которые перешли на сторону революция. И, по возможности, никакого участия в боевых действиях.

Но разве всем об этом расскажешь? Да и не положено никому знать о том, чем занимается, как и где должен вести себя чекист. Но как работать с солдатами и офицерами, если они не видят тебя, человека в форме капитана, рядом с co6oй в бою?! И Рудченко никогда не прятался за спины других. Наоборот, при необходимости кидался в самое пекло сражений.

Так было и под кишлаком Джузгарай. В то памятное январское утро их колонна растянулась на несколько километров, направляясь в район Мусакалы, где советские воины должны были блокировать захваченный «духами» город и поддерживать авиацией наступление афганских войск.

Головная колонна — две роты сопровождения с двумя танками, оснащенными тралами, в авангарде, — наконец, вырвалась из плена сопок на ровную открытую местность. Командир разведывательного подразделения Степан Дмитриевич Солодовников выглянул из командноштабной машины и осмотрелся. Вокруг ни деревца, ни кустика, уныло и серо, с неба моросил мелкий дождь. В бронетранспортере с бортовым номером 32 Солодовников увидел Рудченко и приветливо помахал ему рукой.

И в этот момент загрохотали выстрелы. Стреляли с окраины показавшегося впереди кишлака Джузгарай. «Установки эрэсов, минометы, орудия», — механически отмечал Рудченко. В нашей колонне факелом вспыхнули один, за ним другой грузовики с провиантом.

— Вальсом — в бой! — скомандовал по рации Солодовников, и наши танки и бронетранспортеры, рассредоточившись и маневрируя, ринулись вперед. Мины и снаряды рвали вокруг них землю, стоял оглушительный грохот, но бронированные машины, попеременно обгоняя друг друга и ведя на ходу огопь из пушек и пулеметов, неудержимой лавиной неслись к киризам (глубокие и широкие, напоминающие траншеи, канавы для подводки воды), где засел враг. Краем глаза Рудченко заметил, как под колесами соседнего бронетранспортера вздыбилась от мины земля и тот, чуть подпрыгнув, замер на месте. Но остальные шли вперед.

— Десант — к бою! — прозвучал по рации голос комбата. Рудченко имел право, более того, обязан был оставаться в бронетранспортере. Но как только тот на несколько секунд замедлил ход, он крикнул: «За мной», вместе с пятью десантниками спрыгнул на пожухлую траву и побежал по ней, на ходу стреляя из автомата по киризам, где появлялись и исчезали головы в чалмах.

Рядом с Рудченко и его товарищами на левом фланге оказался командир разведывательной роты Хочепуридзе. Анатолий Михайлович вдруг увидел, как рядом с ним взметнулся столб земли. Капитан упал. «Убит», — хлестнула страшная мыслъ, и он бросился к Хочепуридзе. Но тот оказался жив и невредим, только каска отлетела далеко в сторону.

— Дерево слева видишь? — прохрипел комроты. — За ним радиостанция и корректировщик. Мы отвлечем его, а ты зайди со своими орлама слева и сними его.

Рудченко поднял залегших за валунами десантников. Короткими перебежками они приблизились к дереву, уничтожили корректировщика, захватили радиостанцию и без передышки бросились к киризам, которые были уже совсем рядом. Над головой Рудченко свистели пули. Одна из них ударила в правый бок и отрикошетила от бронежилета. Над бруствером вдруг возник душман с гранатометом. Рудченко полоснул по нему очередью из сзоего AKС, прыгнул через опустевшую первую линию киризов и понесся дальше. По тому, как со стороны душманов стали звучать лишь отдельные ружейно-пулеметные выстрелы, он понял, что противник не выдержал стремительной атаки наших десантников, смят и бежит. Вместе с десантниками он продолжал преследовать его, пока кишлак полностью не был очищен от врагов революции.

Утром следующего дня Анатолия Михайловича пригласили к телефону. Звонили из штаба армии.

— Вы что там из себя Чапаева изображаете, — отчитывал он Рудченко. — Ваша задача другим делом заниматься, а не в атаки ходить.

Но орден Красной Звезды за мужество, проявленное в боях под Сон-Бором и Кандагаром, Анатолию Михайловичу все же был вручен. К нему вскоре прибавились две афганские награды.

Рудченко сумел-таки расположить к себе террористов. Вот уже окол двух часов ведет он с бандитами переговоры, выкурил с ними почти две пачки «Родопи». Диалог с ним больше ведет Акимов, Ковш лишь иногда появляется за окнами решетки, чтоб бросить реплику, в очередной раз продемонстрировать свою агрессивность.

Вот сейчас, направляясь уже в который раз к окну, Анатолий видит в нем напряженно ждущую фигуру Акимова. И так же в который раз уже тот встречает чекиста нетерпеливым: «Где автобус?»

— Автобус подготовлен, подойдет с минуты на минуту. Сейчас водителя подыскивают, — стараясь не выдать возникшего только что на летучем заседании кризисного штаба волнения, говорит Рудченко.

Только что, коротко посовещавшись, члены кризисного штаба определили группу захвата, в которую был включен и Рудченко.

Операцию решено было провести в любой удобный момент после выезда террористов с заложницами за пределы колонии. Поэтому и шел Рудченко к преступникам, несколько волнуясь.

В правоте своих, сказанных на заседании штаба слов, Анатолий Михайлович убедился во время этой, последней, их встречи.

— Допустим, у вас получится то, что задумали, и вы окажетесь на свободе, — обратился Рудченко к Акимову. — А дальше что? Снова грабежи, а может, и того хуже. Снова за решетку? Может, хватит конфликтовать с законом? Подумайте, пока не поздно. Освободите женщин, вернетесь в зону — это может быть квалифицировано как явка с повинной.

— Поздно, начальник, поезд ушел. Слушай, надоел ты мне с этими песнями, — почти вскрикнул Акимов. — Давай автобус, а то пущу на воздух и себя и всю эту компанию. Олег, подбрось одну штучку, чтобы он знал, что я не треплюсь.

Ковш подошел к окну, чиркнул спичкой и взмахнул рукой. Угрожающе шипя, мимо Рудченко пронеслась и метрах в десяти — двенадцати от него шлепнулась на землю медная, загнутая с двух сторон, трубка. Так же шипя, она полежала, как бы выжидая несколько секунд, и вдруг в том месте сверкнул огонь и сильный взрыв огласил все вокруг. Рудченко инстинктивно прижался к стене здания.

— И таких игрушек у нас припасено несколько, — с ухмылкой сообщил Ковш. — А чтоб фейерверк поярче был, бензинчик имеется. — Он показал литровую банку с бензином.

«Да, я не ошибся там, на заседании штаба: этих надо обезвреживать, — думал Рудченко, слушая Ковша. — Эти способны на все».

Ему все время приходится кого-то обезвреживать. Даже в Чернобыле, куда он со специальным подразделением прибыл через несколько дней после аварии на атомной электростанции и где, казалось бы, всеобщая беда должна была вызывать в человеческих душах только самые благородные побуждения. Но и там встречались мерзавцы, не имеющие ничего святого за душой, стремящиеся на чужом горе погреть руки.

Как-то ночью комбата Николая Ивановича Шерепу поднял звонок телефона.

— Товарищ подполковник, получено сообщение: в Дитятках мелькают огни, — раздался в трубке голос дежурного.

«Кто бы это мог быть: местность заражена, жителей из села вывезли в другие места. Возможно, кто-то из них решился на этот небезопасный шаг, чтобы взять что-то из оставленного добра», — терялся в догадках Шерепа, по-военному спешно одеваясь.

Группа резерва выехала в Дитятки на трех бронетранспортерах. Рядом с комбатом в головном БТРе сидел Л. М. Рудченко.

В селе разбились на несколько групп. В одной из них обходил подворья и дома Анатолий Михайлович. Вдруг шедший рядом солдат Приешко взял его под руку и прошептал:

— Свет…

— Где? — посмотрев по сторонам и ничего не увидев, спросил Рудченко.

— Во второй хате, слева мелькнул.

Неслышно подойдя к разбитому окну, Анатолий Михайлович прислушался. Да, в доме кто-то был: время от времени там раздавались шорох и приглушенные голоса. Рудченко расставил людей у окон, а сам с двумя солдатами, резко распахнув дверь, шагнул в дом. Лучи карманных фонариков выхватили из темноты две фигуры. Один неизвестный снимал книги с полки, другой копался в платяном шкафу.

— Руки вверх! — крикнул Рудченко. — Кто такие?

Неизвестные оказались мародерами. В сарае за разборкой «Жигулей» застали их третьего дружка. У них изъяли чужие сберегательные книжки на крупные вклады, японские системы, изделия из золота, другие ценные вещи. Вскоре каждого из них осудили на длительный срок изоляции от общества.

Акимов еще продолжал наслаждаться эффектом от взрыва. Когда лицо его внезапно приняло совсем другое выражение, глаза еще больше сузились и, глядя вдаль, мимо Анатолия Михайловича, радостно заблестели. Рудченко оглянулся: от проходной промзоны к заводоуправлению медленно, как бы нехотя, полз голубой «ЛАЗ».

— Порядок, Ковш, идет наша лайба, — торжествуя, крикнул Акимов вглубь комнаты, а затем к Рудченко: — Я вижу, что ты не фрайер, шеф, не обманул. А теперь мотай отсюда, — стал наглеть он, пьянея оттого, что все идет по намеченному плану. — И передай своим, чтобы, когда будем садиться в автобус, за двести метров от нас никого не было. Иначе… Приготовиться, бабоньки, сейчас прокатимся с ветерком, — обратился он уже к заложницам и, впадая в эйфорию, дико заржал сквозь желтые, как у старика, зубы.

А ведь Акимову всего двадцать семь лет. Из них восемь он провел в заключении, в том числе и за убийство человека.

Прежде чем уйти от окна, Рудченко привстал на носках и посмотрел через прутья решетки на женщин. Он увидел белые, измученные пребыванием под ножами бандитов лица. На Анатолия Михайловича смотрели молящие глаза: «Вы у нас единственный, через кого мы связаны с тем миром радости и свободы, в котором еще три часа назад жили. Верните нам его, на вас вся надежда». Уходя от окна, Анатолий Михайлович знал: какой бы опасности ему ни пришлось еще подвергнуть себя, он доведет дело до конца и вернет этих женщин их детям.

Прошло десять томительных минут. За это время террористы, прикрываясь своими жертвами, заняли места в автобусе. Вот он, мрачный от темных штор, появился из проходной промышленной зоны и направился к автостраде Ворошиловград — Донецк. Следом за ним двинулась кавалькада из легковых и грузовых автомашин с работниками правоохранительных органов. Впритирку к автобусу шла черная «Волга» с группой захвата.

— Кто же согласился сесть за руль? — поинтересовался сидевший рядом с Рудченко старший лейтенант Владимир Григорьевич Фоменко.

— Водитель Авершин, — откликнулся майор Александр Николаевич Бобров. — Двадцать пять лет в колонии работает. Сам пришел в штаб и заявил: мой автобус — я и поведу. Ему говорили — подумайте: возраст, две дочери-невесты… Настоял на своем.

«Пока такие люди есть, с любой бандой справимся, — думал А. М. Рудченко. — А их у нас, таких Авершиных, миллионы. Да и не только у нас — во всем мире»… На память пришел эпизод, когда в декабре прошлого года банда Якшиянца захватила автобус с детьми. Сколько людей включилось тогда в операцию по их освобождению. Даже в Израиле, где не питали симпатий к нашей стране, отвергли террористов и выдали их советским властям.

— Направляемся сейчас к соседней колонии, — раздался по рации голос Ковша. — А ты, начальник, дай команду, чтоб там подготовили и передали нам Толика Минаева.

— Сделаем. А дальше что?

— Потом узнаешь… — Рация замолчала.

— Мы обращаемся к вам еще раз: проявите благоразумие и освободите женщин, — предложили бандитам.

— Давай, не медли, а не то… — прорычал Ковш и замахнулся ножом на одну из женщин.

Стало окончательно ясно, что бескровно конфликт разрешить невозможно. Был дан условный сигнал. Загремели выстрелы…

В заметке, помещенной через день в центральной и местной газетах, в частности говорилось: «Благодаря профессионально грамотным и согласованным действиям майора КГБ Л. М. Рудченко, прапорщика внутренних войск С. П. Немова и водителя А. К. Авершина террористы, которые оказали яростное сопротивление, были обезврежены. Ни одна из женщин не пострадала»,