Конфликт на мельнице
Конфликт на мельнице
Наступил новый год. Ушел в историю 1976 год со всеми печалями и радостями, но в его последний день нам был устроен последний экзамен на зрелость. На всех наших объектах работала Государственная комиссия.
Полярная ночь, шквальные, пронизывающие ветры, жестокие морозы не помешали нам успешно завершить все работы на обоих промышленных комплексах. 31 декабря мясокомбинат, самый крупный на Северо-Западе, выдал свою первую продукцию. Поступила на лабораторный анализ прозрачная, словно колодезная, вода из наших очистных сооружений. Государственная комиссия высоко оценила труд бригады и всех участников строительства.
Это была еще одна победа «промышленного» подряда.
Бригада перешла на новую строительную площадку.
…Из-за горизонта еле-еле выглядывало полярное солнце.
На ровном, укрытом белоснежным зимним покровом поле к концу года, по нашим расчетам, должно было вырасти современное, почти 40-метровой высоты сооружение — мельница.
По мнению специалистов, такое можно скорее отнести к области фантастики: надо было, как минимум, иметь уже хотя бы готовую для монтажа коробку здания.
Но бригада решила иначе: в выступлении по телевидению в программе «Время» я заявил от имени рабочих, что беремся построить мельницу за год!
Как могли мы пойти на такой, безусловно, рискованный шаг? Исходили из простого подсчета: который уже год бригада выполняет объем строительно-монтажных работ в среднем на миллион рублей. Почти столько же — 970 тысяч — стоит строительная часть мельницы. Значит, работая одновременно с монтажниками оборудования, можно построить ее за год.
Новенький красавец элеватор, построенный Виктором Гуцало со смежниками, уже принимал в свои емкости первое зерно.
Теперь вот мы грозимся выдать и свою муку. А вдруг не получится? Не лучше ли иметь время про запас? Наша инициатива у некоторых местных руководителей вызвала явное недовольство.
Биография у этой стройки трудная. Это типичный пример ведомственной разобщенности, низкой плановой и исполнительской дисциплины двух ее организаторов: заказчика — комбината хлебопродуктов и подрядчика — треста «Мурмайскпромстрой»…
Летом 1974 года строители проводили планировочные работы на территории будущего комбината хлебопродуктов, где нашей бригаде предстояло возвести мельницу и еще несколько объектов.
Инженеры из управления механизации, изучая чертежи, обратили внимание на то, что фундаменты мельницы запроектированы не более чем на метр от поверхности земли. «Почему бы не воспользоваться удобном случаем (лето, талый грунт) и заодно с планировкой территории не выкопать и котлован?» — решили они.
Забив четыре колышка на месте будущей мельницы, поручили бульдозеристу снять в этом месте грунт на метр глубже. К вечеру котлован был готов. Знать бы тогда о последствиях!
Руководители управления механизации предъявили заказчику счет за этот котлован. С этой минуты начался отсчет времени, отпущенного на строительство мельницы. Вот почему позднее будут оспаривать рекордные сроки ее возведения. Но тогда об этом, к сожалению, никто не подумал.
В следующем году комбинат выделил деньги на строительство фундамента мельницы. Однако главный инженер треста категорически запретил бригаде появляться на этом объекте. Объяснялось это тем, что в тот летний период бригада давала ежемесячно по 100 и более тысяч рублей плана — доход для треста немалый. А что возьмешь с фундамента мельницы? Работа кропотливая и неденежная.
Но мы-то знали, что той работой, которую летом могут сделать всего четыре человека; зимой была бы занята вся бригада.
Бригада с молчаливого согласия начальника участка Г. М. Кузнецова пошла на нарушение приказа. На дороге, ведущей к будущей мельнице, стоял наш наблюдатель, рабочий бригады. При первой опасности — появлении на дороге знакомой черной «Волги» — раздавался свист и крик «Полундра!». Четыре хватких парня, занятых на фундаментах, забирались в чей-то заброшенный вагончик и запирались изнутри. Опасность миновала — и они снова брались за дело.
Главный инженер конечно же видел, что на его глазах меняется строительная площадка, но поймать нас не мог. Кузнецов же, когда ему показывали только что уложенный в опалубку свежий бетон, выражал такое искреннее недоумение, что главный инженер и в самом деле верил — это только наше самоуправство…
Так мы почти закончили весь фундамент. Осталась самая малость, чтобы довести дело до конца. Но над Кузнецовым сгущались тучи, и я снял людей.
На этой малости мы прокопались уже всей бригадой три зимних месяца. Только было это намного позже: у заказчика… иссякли средства. Новые ассигнования Министерство заготовок РСФСР отпустило нам лишь в 1977 году, заморозив сооружение объекта больше чем на год.
Так прошло два года.
Теперь до пуска мельницы оставалось всего 12 месяцев.
И все-таки от имени бригады я твердо заявил: «Мы уложимся в срок». Как никогда, я был уверен в успехе: за мной стояла испытанная и закаленная в боях верная рабочая гвардия.
Управление и трест в успех не верили. Но наши обязательства стали известны не только в области — и до Москвы докатились. Надо было думать, как же управиться в этот непостижимо короткий срок. Без нашего ведома было принято решение; «разрезать» мельницу в длину и, разделив ее на две части, половину отдать бригаде Виктора Гуцало. Тогда, соображало руководство, задача станет реальной.
Приказ есть приказ. Наутро на месте будущей мельницы появился мой прежний заместитель Виктор со своей дружиной. Мы проработали вместе всего несколько дней, но и этого было достаточно, чтобы «увековечить» в истории нелепую инженерную мысль, воплощенную на бумаге в проекте организации работ. Техника едва успевала обслуживать в три смены одну нашу бригаду, и выгрузка всех материалов производилась лишь с одной стороны. Да и вообще, делить сооружение шириной всего 12 метров в длину — абсурд. Поистине фантастический замысел. Без улыбки не вспомнишь, как при разделе территории (мы протянули через всю мельницу шнур) в поперечной траншее, как раз посредине «водораздела», попался валун. Ехидные плотники одной из сторон наметили мелом на валуне черту — каждой бригаде поровну, а потом соорудили на нем еще и дощатую перегородку.
Мы с Виктором, друзья в жизни, то и дело скандалили между собой. Нас, бригадиров, поддерживали рабочие, и на площадке стоял невообразимый шум от десятков голосов.
Эта неразбериха быстро кончилась. Руководители, наконец-то убедившись, что толку от этой затеи не будет, сняли с объекта бригаду Гуцало.
Так мы остались наедине с этой значившейся пока только на ватмане мельницей и со своими рискованными обязательствами. А уже шел февраль.
Собрал я тогда бригаду: «Ну что, мужики? Теперь ясно: мельницу никто за нас не построит. Если не сделаем за год — это поражение. Даже хуже…»
Меня поняли. Отступление исключалось. Посуровели лица. Такими я их еще не видел. Рабочие в полной мере сознавали свою ответственность.
Мельница была особенно трудной стройкой, если к тому же учесть все преследовавшие нас неблагоприятные обстоятельства.
Поставки железобетона, например, начались с колонн шестого этажа, и к монтажу мы приступили только в феврале. Недоставало многих единиц оборудования. Не приехали вовремя монтажники. На одни только проектные изменения была составлена смета на 100 тысяч рублей. И вся эта дополнительная работа пришлась на ноябрь и декабрь — самый напряженный пусковой период.
И все-таки мельница была построена. Рабочие доказали, что их воля сильнее обстоятельств. Но такое могли сделать только люди, которые представляли себе весь процесс строительства от начала до конца, и только в коллективе, где действовал отлаженный механизм — бригадный подряд.
Подряд заставил всех думать, искать, бороться.
Еще задолго до начала стройки прораб Ю. А. Кочарыгин и заместитель бригадира Б. Б. Борисов съездили в Таллин, где строилась точно такая же мельница. Это нам здорово помогло.
Юрий Александрович, человек думающий и пунктуальный, развесил в прорабской чертежи и с каждым звеном провел большую предварительную подготовку. Люди досконально изучили объект, чтобы ясно представлять свою будущую работу, иметь уже готовый план действий.
В январе мы собрали всех бригадиров-смежников — будущих участников стройки — на совет и поставили перед ними единую задачу.
На этом первом совете бригадиры отклонили предложенный трестом «Оргтехстрой» и утвержденный руководством СМУ проект организации работ, а взамен выдвинули свой.
По замыслу «Оргтехстроя» мы должны были оставить первый этаж нетронутым до лета — перекрыть его плитами и подниматься выше. А все земляные, бетонные и другие работы первого этажа выполнить в июне, когда отойдет мерзлый грунт.
Мы нарушили уже готовые графики — и сетевые и календарные — и, вместо того чтобы подниматься ввысь, на целых два месяца задержались на первом этаже. Провели от действующей котельной 300 метров паропровода, добыли брезент и паром прогревали мерзкую землю. Бригада выполнила на первом этаже все виды работ: массу каналов для электриков и сантехников, все коммуникации, полы и перегородки и передала его смежникам в полной готовности уже в марте.
Электромонтажники напряженно работали на этом этаже с марта по декабрь. А получи они его, согласно утвержденному графику, в конце июня — пуск мельницы, без всякого сомнения, отодвинулся бы на год.
Правда, коробку здания мы с трудом закончили в октябре, но зато на всех этажах, включая и первый, параллельно с нами могли работать монтажники и отделочники.
В конце июля я вернулся из командировки в Болгарию. По просьбе болгарских строителей помогал им в организации «промышленного» подряда. В городе Девне уже был внедрен тот самый коллективный подряд, о котором я много рассказывал в свой первый приезд сюда. Как почетный гость я присутствовал при торжественном вручении аккордных премий за успешное выполнение подрядных договоров. При этом особое уважение у присутствующих вызывали инженеры. Они, так же, как и рабочие, поднимались в президиум и получали конверты с премией. Вот так в братской Болгарии изучили и внедрили советский опыт и предложения.
Софийским издательством была издана на болгарском языке моя книга «Бригадный подряд в промышленном строительстве».
Словом, вернулся я из Болгарии в отличном настроении. Но оно моментально исчезло, как только я появился на стройплощадке.
Первым, кого я встретил, был начальник участка Г. М. Кузнецов: ходит чернее тучи.
— Что случилось, Геннадий Михайлович?
— А-а… — махнул он рукой и устало зашагал дальше.
— Да объясни же, в чем дело? — догнал я его. — Что произошло?
— Оперативный штаб на строительстве комбината готовит вопрос о срыве пуска мельницы. Завтра будут разбирать. Не знали, наверное, что ты раньше вернешься…
— О срыве? По чьей вине?
— По твоей и моей.
Первая реакция — растерянность. Как? По нашей вине срывается подряд? Нет. Тут что-то не так. Побежал по этажам. На первом — полным ходом шла работа. Правда, дел еще много, но все трудились согласованно и дружно.
А что было бы, если бы мы отдали в работу этот этаж в июне, как планировалось?
На других смонтированных нами этажах (на два мы отстали от графика) уже работали вовсю отделочники Жоры Рогачевского. Всё шло как и планировали.
Нет, не должно быть срыва: и успех обеспечить прежде всего принципиально новая схема совмещения строительных и монтажных работ — только заканчивалось возведение этажа, сюда сразу же поднималось оборудование, что давало солидный выигрыш времени.
Кругом, куда ни посмотришь, на монолитных перекрытиях на помеченных заранее мелом местах стояли громоздкие ящики с заводской маркировкой.
Это по просьбе монтажников и по собственной инициативе наша бригада впервые, Наверное, в практике строительства подала в «упаковке» 300 единиц оборудования.
Конечно, заказчик — комбинат хлебопродуктов — мог воспротивиться: монтаж оборудования по правилам следует начинать только после того, как готово здание. Но руководители комбината поняли, какую выгоду дает наш вариант, и согласились с ним.
Тяжелее всего, наверное, было нашим руководителям — Г. М. Кузнецову и Ю. А. Кочарыгину. Пришлось им работать не только со строительной, но и с технологической документацией смежников и делать разметку фундаментов для оборудования, монтажных отверстий в монолитных перекрытиях. Работы хватало, но трудились все самоотверженно.
«Нет, мы на правильном пути! — убеждал я себя. — Разбор, заседание, «вопрос о срыве» — что за ерунда?»
Но после более глубокого изучения обстановки появились основания для тревоги. Дело не в организации труда, здесь как раз порядок.
Главный вопрос — именно, его-то и надо выносить на заседание штаба — не поступило еще много оборудования.
Монтажные бригады, опережая графики, работали параллельно с нами, но служба заказчика жила в прежнем измерении. Никто всерьез не верил в возможность построить мельницу за год, потому и не спешили принимать меры. Надо сегодня же, сейчас, срочно искать решение. Собрался совет бригады, которому я доложил о сложившейся ситуации.
Спросил: «Что будем делать? Смиримся или будем бороться?»
Решение было твердым: не отступать За три дня мы отправили 20 писем и телеграмм на заводы-поставщики. В них кроме перечисления недополученного оборудования назывались и конкретные виновники. Телеграммы были тревожные:
«За семь лет работы нашей бригады на подряде все объекты вводились досрочно. Впервые не остается времени для монтажных и пусконаладочных работ. По вашей вине срываем обязательства по вводу мельницы в эксплуатацию…» И подпись: «Председатель совета бригадиров Сериков».
Такие сигналы действовали. Даже ночью поступали ответы с пометкой срочно: «Оборудование отправлено. Принимайте».
В иные моменты спрашивал себя: зачем тебе заниматься не своими делами, ведь есть дирекция строящегося комбината, есть в области и более высокие инстанции? Все верно. Это была не моя работа. Но это было делом чести целого коллектива, который заявил, что построит мельницу за год.
Более того, в самую трудную минуту я после долгих колебаний позвонил в Отдел строительства ЦК КПСС. Трудно было решиться на это. Я ведь понимал: скажут — бригадир беспокоится, сообщает, что объект под угрозой срыва, а те, кто в первую очередь должен тревожиться, молчат! Но я уже не мог отступить.
Положение было исправлено, и оборудование стало поступать в срок.
Работы велись круглосуточно. Рождались оригинальные решения, смелые и в то же время настолько продуманные, что риск практически сводился к нулю. Каждый день требовал от бригады действий, быстрых, творческих.
Мельница — сложное промышленное сооружение, и работали на ней мастера высокого класса. Одних линий трубопроводов — семь километров. Они пронизывали здание с первого этажа по шестой. Именно они поражали воображение людей, которые впервые оказались на уже построенной мельнице.
Идет человек по этажам — и всюду трубопроводы, и всем им надо было дать свой «ход» в междуэтажных перекрытиях.
Помню, например, отличного специалиста-жестянщика, командированного к нам из Москвы. Один стоил целой бригады. И вот в один прекрасный день он вдруг заявляет: «Все. Командировка закончилась — уезжаю». Первая мысль: как быстро пролетело время, а сколько еще работы! Нет, надо любой ценой удержать, продлить срок пребывания. «Проси, говорю, все, что тебе нужно, только ты останься». Он почесал затылок: «Ну что ж, достань мешок вяленой рыбы — самой лучшей!»
Пришлось обратиться к начальнику главка «Сев-рыба», объяснить: как хотите расценивайте мою просьбу, но, чтобы на месяц задержать специалиста, надо достать эту рыбу. Начальник главка понял ситуацию и пообещал выручить.
К вечеру действительно мне привезли домой мешок рыбы. Пришел жестянщик, посмотрел «товар»: «Все в порядке!» — взвалил мешок на плечо и ушел, И еще целый месяц — уговор дороже денег — работал, да так, что вызывал у всех зрителей, — которые приходили посмотреть на работу, восхищение своим мастерством.
Все мы, бригадиры, легко находили общий язык. Через несколько дней после окончания монтажа здания (было это уже глубокой осенью) подошел ко мне Жора Рогачевский — бригадир крупного коллектива отделочников. Бригад, подобных Жориной — и по количеству людей, 70 человек, и по железной дисциплине, и по качеству работы, — признаться, не так уж много. Легко работалось с такими людьми. Ребята, а в основном девчата у Жоры были хваткие — все умели, везде успевали. И трудились весело, с песнями, задавая тон всей стройке.
И вот Жора говорит мне: «Пахомыч, видишь, небо хмурится. Скоро пойдут дожди, останемся без кровли. Дай мне кран на трое суток, я выведу людей в три смены, и через три дня мы все будем под крышей». Я посмотрел на небо: темные облака обложили город со всех сторон. А что такое осенний дождь на Севере? Ледяной, пронизывающий до костей ливень — две, а то и три недели подряд.
Я хорошо знал цену его слова: если уж он сказал «три дня», так оно и будет. Но не очень это просто — отдать кран одной бригаде. На объекте их 14, и всем он необходим. И работу не остановишь, и без крыши пропадем. Вот задача!
Собрал я тогда в обед бригадиров и предложил: «Всем нам нужна крыша над головой — давайте-ка отдадим, пока не поздно, Рогачевскому на время кран. Но чтобы не останавливать работу, пусть каждая бригада сегодня же создает на этажах необходимый запас».
Доводы признали разумными. Через три дня, как и обещали, кровля была готова. Буквально через несколько часов обрушился страшный ливень. Но у нас над головой была уже надежная крыша.
Вот что такое дружба рабочих, которых объединила единая цель. Раньше, до подряда, когда каждая бригада жила сама по себе, такое решение пришлось бы проводить «силой приказа».
Все люди трудились поистине вдохновенно. В любую погоду днем и ночью стройка жила напряженной жизнью. А в последние два месяца никто вообще не считался со временем.
Но вот наконец все осталось позади. 30 января на новой мельнице все ждали первого пробного помола. Людей собралось много. Огромное здание гудело как улей. Монтажники, строители, руководители треста и завода сгрудились у мельничных машин и, не отрываясь, смотрели на стеклянные трубопроводы, по которым должно было пойти зерно с верхних этажей. Наконец, неторопливо, мягко шурша, оно побежало по лентам транспортеров и золотистым потоком потекло в прозрачные трубы… Запели вальцы, зашумели сепараторы. Многоголосое «По-о-ошел!» пронеслось по всем этажам. И вот уже в емкостях забилась белая мука, и все, как, дети, смеялись, радовались, обсыпали ею, еще теплой от помола, себя и друзей. Веселью и радости, казалось, не будет конца… Вот оно, счастье хорошо сделанной работы!
За год, за один только год, бригада вместе с монтажниками сумела построить мельницу, первую за Полярным кругом.
Это сооружение — вершина подряда. Надо было проделать многолетний труд, чтобы достичь ее.
Директор комбината хлебопродуктов тоже присутствовал на этом празднике, и, кажется, радовался вместе со всеми. Хотя в тот момент, пожалуй, только он один знал, что председатель Государственной комиссии, начальник «Росглавмуки», не приедет в Мурманск на приемку мельницы в эксплуатацию.
Директор еще накануне сообщил в министерство свое мнение: «Мельница к сдаче не готова». Такой вывод он сделал в обход руководителей строительств а.
Во всяком случае, вместо ожидаемого председателя Государственной комиссии в Мурманск прилетел один из ее членов. Вместе с директором, без строителей, они обошли здание комбината — вздыхали, качали головами.
Вывод члена комиссии был резким и категорическим: «Сделана попытка ввести комиссию в заблуждение — размололи зерно на двух-трех станках. Мельница работать не может».
Насчет «попытки ввести в заблуждение» сказано было скорее в запальчивости. Мельница — в высокой степени готовности, и тот же товарищ сам подтвердит это чуть позднее, когда скажет: «Достаточно недели или десяти дней, чтобы начать выпускать стандартную муку».
Недоделки действительно были. Но вина в том не строителей. Именно заказчик задержал часть оборудования: только 20 января монтажники получили сепараторы, не был полностью укомплектован грузовой лифт, не поступили бункеры для сбора отходов и другие механизмы, часть которых первоначально вообще не значилась в пусковом комплексе. Время у нас еще оставалось: ведь государственным планом предусматривался выпуск муки только с июля 1978 года.
Но дело тут не только в чисто хозяйственных проблемах. А моральная сторона?
Мельница была построена в рекордные сроки, рабочие трудились самоотверженно и вправе были ожидать, что их труд оценят по достоинству. И вот! Нет, моральные издержки такого решения ничем не восполнить.
Известие о том, что мельница приниматься не будет, застало меня в прорабской. Заходят в вагончик двое наших руководителей, расстроенные, подавленные.
— В чем дело? Что такие унылые?
— Мельница с ввода снята.
— Как снята? — взорвался я. — Она же через десять дней может выдавать продукцию!
Нет, тут явно какое-то недоразумение: чтобы простаивала готовая мощность — этого допустить нельзя!
Так начался «мельничный конфликт».
Суть его в том, что заказчик не нес никакой ответственности за то, будет сдан объект в этом году или в следующем, В подрядном же договоре, который подписала бригада, был указан срок сдачи. И именно эта дата определяла, выполнен бригадный подряд или нет — со всеми вытекающими отсюда последствиями, вплоть до материальных. Формально выходило: мы не выполнили подрядного договора, хотя люди построили мельницу в рекордные сроки.
И вот стройка опустела. Большинство монтажников покинуло объект: ведь у них он не числился как вводный, таким он значился только в договоре строителей. И в этом — еще одна «болевая точка» бригадного подряда.
Субподрядные бригады, так же как и заказчик не несли ответственности за сдачу объекта в срок. Они выполняли лишь свои отдельные специализированные работы.
Только мы одни отвечали за все.
«Подрядный договор сорван!»
Промолчи я тогда, и эта оценка оказалась бы окончательной. Но я не промолчал. Позвонил в Москву — в Совмин, объяснил все заместителю Председателя Совета Министров СССР В. Э. Дымшицу.
Через два дня после этого разговора «скорая помощь» увезла меня в больницу с сердечным приступом.
Но звонок в Москву помог многое поставить на свои места. Срок ввода мельницы был перенесен на первый квартал 1978 года, признали и рекордные результаты нашей работы…
Мельницу приняли в конце марта 1978 года. Врачи разрешили мне участвовать в митинге, посвященном пуску предприятия, где предстояло выполнить почетную миссию — вручить символический ключ директору комбината. Положительные эмоции полезны для сердца, считали врачи.
Приготовили неожиданный сюрприз работники мельницы — привезли с хлебозавода свежий, еще пышущий жаром, только из печи хлеб из первой мурманской муки. Досталось его понемногу всем — и членам Государственной комиссии, и тем, кто трудился на мельнице. Особый вкус был у этого «трудного» хлеба.
И все-таки… Когда мы заключали новый договор на строительство одного из объектов комбикормового завода, три человека отказались подписать договор — проголосовали против. Так отозвался «мельничный конфликт» на бригадном подряде.
В тот самый предпоследний январский день, когда на мельницу прибыл представитель Государственной комиссии, появилась там и группа творческого объединения «Экран».
Был задуман фильм о строителях Мурманска, первыми в стране внедривших подряд на возведении промышленных объектов.
Группа, возглавляемая режиссером Н. А. Соболевой и сценаристом, комментатором Центрального телевидения Ю. Н. Мироновым, должна была зафиксировать триумф бригадного подряда.
Пуск мельницы! Овации! Цветы победителям! Полная, окончательная, прекрасная победа!
Но жизнь распорядилась по-своему. Пуск мельницы и счастливые лица рабочих и инженеров пленка запечатлела. Но не было триумфа бригадного подряда, не было победы коллектива. Комиссия, чтобы подтвердить этот факт, не явилась.
И Миронов с Соболевой стали перед выбором: уезжать домой или продолжать съемки?
И что снимать? Никто не мог предсказать, что будет дальше. Авторы фильма — подлинные бойцы в. искусстве — приняли единственно верное решение: снимать жизнь как она есть.
Когда всем уже стало ясно, что мельница приниматься не будет, страсти накалились до предела. Группа же продолжала работу: перед ней чуть ли не ежеминутно разворачивались самые острые производственные ситуации, появлялись все новые и новые лица. Когда уже не осталось ни одного сомневающегося в том, что комиссия не приедет, Ю. Н. Миронов прямо из прорабской стал звонить в Москву в Министерство заготовок, требовать прибытия в Мурманск комиссии для серьезной и обстоятельной работы по приемке уже практически действующей мельницы.
Это происходило в то время, когда местные руководители уже смирились с положением: год в запасе — не так уж и плохо.
Поскольку в объектив попадали самые острые и не всем приятные эпизоды, деятельность киногруппы встретила неодобрение у хозяйственных руководителей.
Съемки прекратились. Тогда Ю. Н. Миронов вылетел в Москву и привез официальное разрешение доснять фильм, который позднее был показан по Центральному телевидению.
Мне часто задают вопрос: означает ли название киноленты «Дело не в премии» несогласие с концепцией известной картины «Премия»?
Этот вопрос мне напомнил разговор с одним из бывших партийных руководителей Мурманской области. Во время истории с мельницей он заявил так: «Слушай, Сериков! Вот ты за премию бьешься. А Потапов — он настоящий советский человек — от нее, наоборот, отказывался». На что я ответил: «Дело не в премии. А в том, чтобы труд оценивался по заслугам. А Потапов был вовсе не против премии. Он был против уравниловки и фикции».
На стройку я больше не вернулся: врачи категорически запретили мне беспокойную работу. Сердце требовало отдыха — сказались 27 лет бригадирства, хотя пролетели они как один день. Хватило всего — и радостей и горестей.
Всю свою жизнь я провел в полном смысле слова на строительных лесах. Сколько требовалось сил и нервов, до предела напряженного труда, чтобы росли новые здания, заводские корпуса…
Почему же от строителей до сих пор нередко требуется это высшее напряжение сил? «Почему, — спрошу я вслед за бригадиром Потаповым из фильма «Премия», — мы должны быть героями, чтобы работать нормально?»
Дисциплина, знания, порядок — вот что требуется в нашем строительном деле.
Помню, в 1945 году я какое-то время исполнял обязанности замкового. Есть такая военная специальность в артиллерии.
Так вот, там скорострельность пушки зависела от действий боевого расчета. Каждый из нас, согласно инструкции и отведенному ему времени, точно выполнял определенную операцию. Ящичный открывал ящик и подавал снаряд заряжающему, заряжающий одним движением вталкивал его в ствол, я молниеносно закрывал замок, а наводчик в считанные секунды наводил орудие на цель и по команде командира расчета производил выстрел.
Все в совершенстве знали свое дело и норму времени на операцию. Достигались эти до автоматизма отработанные действия высокой сознательной дисциплиной и ежедневным напряженным трудом.
На «гражданке», когда жизнь заставила перечитать массу различной экономической литературы, я с удивлением обнаружил, что нам, молодым и далеким от науки солдатам, нужно было то же, что и производственникам; четко поставленная цель, точные стандартные инструкции, нормирование операций…
И все-таки… Порядок порядком, но есть еще и обычная человеческая совесть. Это, думаю, главное.
Равнодушие опасно во всех своих проявлениях, оно, как ржавчина, разъедает человеческую личность. Сегодня мы спокойно смотрим, как наш товарищ выносит со стройки пару досок («Подумаешь, мелочь…»), завтра отмахнемся от чужой беды («Я же не солнце — всех не обогрею!»). Потом вообще привыкаем, что лучше «не высовываться» — так оно спокойнее.
«Тебе что, больше всех надо?» — иногда спрашивают у человека, вкладывая в этот вопрос неодобрительный смысл.
Если человек не обыватель, он отвечает гордо:
— Да, мне больше всех надо. Мне не все равно.
Думаю, то, что произошло в Мурманске, не частный случай. В этой истории отразились типичные проблемы, с которыми столкнулся бригадный подряд на многих стройках страны.
Отсюда мои звонки и телеграммы.
Многим виделся тогда за этим Характер неуживчивый. Знаю, кое-кто меня считал и считает «неудобным» человеком. Но так уж нередко бывает в жизни: новое дело обязательно доставляет кому-то неудобства…
Сколько помню, в нашей бригаде все были «неудобные» — с такими не до спокойной жизни.
Мы начинали новое дело — бригадный подряд на промышленных стройках, за которое я всегда считал себя лично ответственным. Я не имел права молчать, идти на компромисс с совестью, когда страдало большое государственное дело.