Таран пылающего «яка»

Таран пылающего «яка»

Пологов вновь находился среди своих боевых друзей. Полк перелетел на сотни километров вперед, на запад. Пока Павел ездил в Москву и на Урал, поступил приказ о присвоении ему звания подполковника. Но приятную новость омрачило другое известие: во время его отсутствия погиб Корсунский, верный боевой товарищ. Пологову рассказали, что Корсунский с напарником удачно провели воздушный бой и сбили одного «юнкерса». Перед посадкой на аэродром, возбужденные успехом, они веером разошлись вверх, чтобы выполнить «петлю Нестерова». Заниматься фигурами высшего пилотажа перед посадкой категорически запрещалось инструкцией и считалось недозволенным ухарством. Неоднократно случалось, когда «мессершмитты» подлавливали наших истребителей именно в такие моменты.

К общему изумлению, один из «яков», задрав нос, на какую-то долю секунды неожиданно повис без движения, а затем, как подстреленная птица, рухнул прямо на летное поле.

Техники долго рылись в обломках самолета, пока не разобрались в причинах катастрофы. Оказалось, что во время воздушной схватки осколок перебил жесткую дюралевую тягу, соединяющую управление с хвостовым оперением. При горизонтальном полете тяга еще чудом держалась. Когда же летчик, совершая «мертвую петлю», сильно потянул ручку — тяга лопнула, и машина потеряла управление.

…Передовые части 2-го Белорусского фронта перешли в стремительное наступление. Отбросив гитлеровцев к Ковелю, советские дивизии окружили гарнизон города и продолжали продвижение к Государственной границе СССР. Потеря Ковеля угрожала южному крылу и тылу группы фашистских армий «Центр». Стремясь любой ценой деблокировать и удержать город, гитлеровцы подтягивали танковые и пехотные дивизии. Осажденный гарнизон, насчитывающий до 20 тысяч солдат и офицеров, предпринимал яростные контратаки, нес громадные потери, но не мог вырваться из железного кольца. В городе истощились запасы продовольствия, боеприпасов, медикаментов. Над Ковелём стали появляться немецкие транспортные самолеты и сбрасывать на парашютах объемистые ящики.

Истребители пологовского полка базировались недалеко от Луцка и прикрывали наступающие советские войска.

…Это произошло 3 апреля 1944 года. Всю ночь вьюжила метель. Утром белое небо слилось с заснеженной землей. Пронзительный ветер гнал поземку. Летное поле заволокла молочная пелена. Затянувшаяся зима разбушевалась, словно пыталась отвоевать у весны еще один день.

В десять часов утра заместитель командующего воздушной армией вызвал Пологова к рации:

— Необходимо вылететь на Ковель, прикрыть наземные части.

— Слушаюсь. Но у нас здесь пурга, не видно ни зги. При взлете рискуем погубить людей и машины, — объяснил обстановку Пологов.

— Синоптики полагают, что пургой охвачен ограниченный район, в том числе и ваш квадрат. Однако на высоте пятидесяти метров погода уже летная, а над Ковелём — солнце. Вылетайте! — генерал пожелал успеха.

Пологов решил вести группу сам. Еще раз уточнил метеоданные с синоптиками и выложил курс. Собрав летчиков, объяснил задание и напомнил, что боковой ветер при малейшем развороте может перевернуть самолет.

— Взлетать смело, по прямой и сразу — набор высоты! — закончил он напутствие.

Механики и техники, держась за руки, выстроились на безопасном расстоянии сбоку взлетной полосы. Они служили как бы ориентирами летчикам: указывали им прямую для разбега.

Пологов поднялся в воздух первым. За ним устремились остальные. Они не знали подробностей разговора командира полка с генералом, но были уверены, что если Пологов летит — значит, нужно лететь.

Взлетели нормально. Предсказание синоптиков подтвердилось — вскоре истребители выбрались из облачной зоны.

У самого Ковеля навстречу пологовской восьмерке вынырнули двенадцать «Фокке-Вульфов-190». Не успел Пологов передать об этом на КП, как на горизонте появились одиннадцать транспортных самолетов Ю-52. Это были грузовые машины с тридцатиметровым размахом крыльев. Они приближались не торопясь, будто плыли. Пологов приказал парам Митикова и Подгорного атаковать «пятьдесят вторых». А сам, использовав преимущество в высоте, с ходу навалился на вражеских истребителей. В сетке прицела заплясал ближайший к нему «Фокке-Вульф-190». На его фюзеляже мелькнула нарисованная желтой краской зубастая пасть звероящера. Завязался бой. С обеих сторон потянулись огненные трассы. Все завертелось в бешеном вихре. От залпа пологовских пулеметов и пушки вражеский самолет распустил по небу темно-серую копоть и, вращаясь вокруг собственной оси, повалился вниз. «Не такой уж ты ас, коль так быстро оказался в прицеле», — пронеслось в голове.

Сквозь треск и крики в эфире Пологов едва разобрал слова ведомого Баландина:

— Павел Андреевич, я поврежден.

— Баландин, немедля домой, — приказал командир.

Оставшись без прикрытия, Пологов дрался один против трех фашистов. Ему удалось полоснуть огнем по кабине еще одного «фокке-вульфа».

И тут Пологов увидел, что из головного транспортника, точно горох из перезревшего стручка, вываливаются разноцветные парашюты с подвешенными к ним ящиками и контейнерами. Стрелой взмыв вверх, он направил свой «як» на Ю-52.

— Не давай гадам кормить фрицев! — крикнул Пологов и молнией врезался в строй растерявшихся врагов. Пораженный очередью Подгорного, один «юнкерс» уже пылал на земле. После двух атак Пологов послал туда же другого. Остальные начали лихорадочно освобождаться от груза. Большинство парашютов приземлилось на позиции наших войск. Основная задача, кажется, выполнена.

— Командир, берегись! «Фоккеры» слева сверху! — предупредил чей-то срывающийся голос.

С двух сторон командирский «як» настигала пара вражеских истребителей. По плоскостям дробно застучали пули. Павел резко бросил самолет вниз, затем — вверх. Но поздно: из бензобака брызнули светлые языки пламени. «Сбивать огонь или садиться?» Пологов выбрал первое. Последовал каскад фигур, одна сложнее другой. Дважды Павел швырял машину в пике, то с правым, то с левым скольжением — не помогло. Кабина наполнилась ядовитым запахом гари, бензина и паленой резины. Дым застилал и резал глаза. Стало трудно дышать. «Если открыть колпак кабины, пламя разгорится еще сильнее». Пологов почувствовал, как холодные струйки пота стекают по спине. Рваные лоскуты огня уже лизали переднюю часть кабины, обжигали лицо и руки.

Пологов окинул взглядом землю: видны тонкие зигзаги траншей. Но чьи они? Немецкие? Наши? Во рту пересохло. Кашель сдавливал горло. «Надо прыгать!» Он отстегнул ремни и откинул колпак. В тот же миг пламя, вырвавшись наружу, точно раскаленными клещами вцепилось ему в лицо. На руках сморщились и затлели перчатки.

Павел убедился, что преследователи отстали от него. И вдруг он увидел, как справа один из «Юнкерсов-52» идет ему наперерез. Если сейчас прыгать, гитлеровец изрешетит его. «Таран!» — сам себе скомандовал Пологов.

Разгадав намерение советского истребителя, фашист резко переменил курс и пытался улизнуть.

— Врешь, гад, не уйдешь! — сквозь зубы процедил Пологов и бросился вдогонку.

В этот решающий миг Павел вложил всю свою волю, весь опыт.

В наушниках раздались предостерегающие крики:

— Ахтунг! Ахтунг! — визгливо лаял какой-то немец.

— Прыгай же, командир! Прыгай! — надрывался кто-то из своих.

Но Пологов уже настиг врага. Он уравнял с ним скорость и, наклонив свой самолет вправо, срезал винтом хвостовое оперение «юнкерса».