ТАРАН

ТАРАН

По-прежнему мне приходилось вылетать, как у нас говорили, «на остатках». Я с нетерпением ждал дня, когда войдет в строй мой самолет. Ждал этого и Вано. Однажды утром он предложил мне посмотреть, как идет ремонт моего пятибачного. Мы пошли к окраине аэродрома. Солнце припекало, и Вано снял шлемофон; теплый ветерок трепал его густые волосы. Вано улыбался, глядя в весеннее голубое небо.

— Хорошо! А у нас в Грузии сейчас все в цвету. Скорее бы война кончилась. После победы мы сначала поедем к твоему отцу, а потом ко мне. Встретят тебя у нас как родного.

Любил Вано Габуния помечтать о счастливых днях победы и мира.

И вдруг мы оба увидели множество вражеских самолетов. Они летели на большой высоте.

— Бомбардировщики! — крикнул Вано.

— Боевая тревога! По самолетам! Вылет всем, вылет всем! — раздался голос начальника штаба.

Служба воздушного наблюдения и оповещения сработала плохо: мы заметили врага, когда он уже подлетал к нашему аэродрому.

Мы с Вано бросились к его самолету. Когда я не мог вылетать, мой ведущий становился ведомым комэска Гавриша. Так случилось и сейчас.

Вано крикнул:

— Жаль, не вместе летим! Но я за двоих постараюсь!

Вдруг приостановившись, он показал на самолет, стоящий поодаль.

— Посмотри, может, на нем полетишь.

На ходу крепко жму руку друга и бегу к самолету.

Один за другим поднимались истребители. «ЯКи» из соседнего полка и наши «Лавочкины» спешили, взлетали с разных направлений: враг приближался.

Истребитель, на который указал мне Габуния, неисправен.

Спешу к самолету Вано, но он уже в воздухе.

Аэродром опустел. Тяжело оставаться на земле, когда товарищи летят в бой.

Приближались многоцелевые «Мессершмитты-110». Летели низко, прокладывая путь бомбардировщикам «Юнкерсам-88». «мессершмитты» пытались блокировать наш аэродром, но это им не удалось. До него они даже не долетели — наши истребители перехватили их на подходе. В стороне завязался воздушный бой. До нас донеслись звуки стрельбы.

Мы с Виктором Ивановым, забыв об опасности, смотрели в ту сторону, где наши вели бой с «мессерами».

А тем временем высоко в небе волнами все летели и летели «юнкерсы». Казалось, они вот-вот сбросят бомбы. На аэродроме забили зенитки. Но враг направлялся к Валуйкам.

Бой переместился к железнодорожному узлу. Стало трудно что-нибудь различать. Издали казалось, будто в небе висит огромный клубок. И я с тревогой думал: «Как там Вано? Где он? Как все друзья?»

Часть «юнкерсов» прорвалась к Валуйкам. Видно, как они начали пикировать. Донесся грохот взрывов. По звуку мы поняли, что враг сбросил крупнокалиберные бомбы. Все затихло. А немного погодя снова раздался взрыв. И снова наступила тишина.

Наши самолеты стали возвращаться на аэродром. Мы с механиком нетерпеливо ждем Вано на стоянке его самолета.

На посадку заходит Леня Амелин — вижу по номеру самолета. На душе стало легче. Но что это? В конце пробега самолет вдруг перевернулся на спину. Забыв обо всем, мчусь к машине.

— Леня, ты жив?

— Жив.

Облегченно вздыхаю.

— Не ранен?

— Да нет. Самолет подбило.

— Сейчас поможем. Крепись.

И вне себя от нетерпения начинаю руками выкапывать землю возле кабины — откуда только сила такая берется в иные минуты!

Но тут подбежали товарищи. Мы дружно приподняли самолет за крыло и вытащили Леню. Он рассказывал, пожимая нам руки:

— Пришлось вести бой с «мессерами». Одного шарахнул, да и меня чуть не сбили.

— А что с Кириллом?

— Я видел, как он благополучно приземлился в поле. Как будто двух свалил.

…И снова я на стоянке Габунии. Жду.

Один за другим приземляются самолеты. Взволнованные летчики рассказывают, как вели бой. Сбито несколько вражеских самолетов. В бою отличились многие летчики. Я слышу о том, как загорелся самолет Кирилла Пузя, как фашисты его подбили, когда он прыгнул с парашютом.

Тревога за Габунию растет. С нетерпением вглядываюсь в небо. Все нет и нет моего друга. Нет и комэска.

Но вот приземляется самолет Гавриша. Мы с Ивановым бежим к его стоянке. Комэск медленно вылезает из кабины, лицо у него осунулось, глаза ввалились. Он молча снимает с себя парашют. Молчу и я. Чувствую недоброе.

Посмотрев на меня, он отрывисто сказал:

— Мужайся. Вано Габуния погиб. Погиб, совершив геройский подвиг.

Слезы хлынули у меня из глаз.

Горестная весть разнеслась по аэродрому. Нас окружили летчики, техники. Все были глубоко опечалены.

Комэск, бледный от волнения, рассказывал:

— Мы стремились прорваться к бомбардировщикам. Но мешали «Мессершмитты». Сами знаете, самолет маневренный — увертывается из-под атак и снова атакует. Надо было поскорее с ними разделаться. Завязался жаркий бой. У меня на исходе боеприпасы, у Габунии тоже. И вдруг вижу взрывы: одной группе вражеских бомбардировщиков удалось сбросить бомбы на Валуйки. Вот уж, кажется, от одной пары истребителей мы отвязались. И бомбардировщики уже недалеко. Устремляюсь к ним.

Вано передает по радио:

— Пробьемся!

Но на меня пошла в атаку вторая пара истребителей. Даю команду ведомому:

— Отбить!

Вано несется наперерез истребителям. Преграждает путь? Но огня не ведет. Или боеприпасы у него кончились, или держит их про запас — для «юнкерсов». Я кричу:

— Смотри не столкнись!

Вано не отвечает. Продолжает стремительно сближаться с вражеским истребителем — с тем, что ближе ко мне. Второй немец удирает. А Вано в этот миг таранит «мессершмитта». Раздается взрыв. И оба самолета падают… А я прорвался к бомбардировщикам и сбил один — за Габунию.

Тут нас атаковали истребители, но в бой вступили товарищи из другого полка. Подвиг Габунии придал нам силы. Мы яростно вели бой. Удалось отогнать «мессершмитты» и рассеять группу бомбардировщиков: к Валуйкам мы их не допустили…

Мне вспомнились слова Вано: «Если мне не удастся сбить пушечным огнем, то враг все равно живым не уйдет — произведу таран». Так он и поступил.

Как во сне, я услышал голос Солдатенко:

— Коммунист Габуния таранил самолет, спасая командира, и погиб смертью храбрых!

Я был безутешен. Не мог примириться с мыслью, что больше никогда его не увижу. Велико было мое горе. Но еще больше, кажется, была моя ненависть к врагу.

На следующий день в район боя выехала группа наших однополчан. Мне было приказано ждать вылета, и я не мог поехать. Товарищи нашли на земле остатки двух самолетов. Определить самолет Габунии было трудно — обломки перемешались. Габунию узнали по партийному билету. Похоронили Вано под Валуйками.

Да, не дождался он победы и мира, о которых так мечтал.