Покинутый дом

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Покинутый дом

Пронизывающий душу свист бомб, надрывный рев моторов, содрогнувшие землю взрывы — все враз прекратилось. Фашистские самолеты повернули на запад и скрылись так же внезапно, как и появились…

К аэродрому Павел Пологов пробирался через дворы, перебежками, прижимаясь к стенам домов. На улице раздавались одиночные выстрелы. Мимо промчался грузовик с красноармейцами. Откуда-то донесся и замер захлебывающийся женский крик. Пересекать дорогу было рискованно: с чердаков Павла уже дважды обстреляли. Кто? Он не успел заметить. Вероятнее всего — диверсанты.

Пологов выглянул из-за угла. Осталось преодолеть перекресток, а там садами и огородами проскочить к летному полю.

Он уже приготовился покинуть укрытие, когда его слух уловил приближающийся гул моторов. Спустя минуту снова появились «юнкерсы» в сопровождении «мессершмиттов». Они приближались большими группами на разных высотах. Казалось, им не будет конца. Опять землю всколыхнули взрывы. Над окраиной города — громадная темно-багровая шапка дыма. Из-за строений Павел не мог видеть аэродрома, но догадывался, что это пылают ангары.

«Юнкерсы» разворачивались для повторного захода.

— Где же, черт возьми, наши? — со злостью выругался Павел.

В ночь с 21 на 22 июня дежурила первая эскадрилья. Это он знал точно.

«Неужели все уничтожены? Или выжидают?» — мысли перемешивались, наскакивали одна на другую…

Силуэты немецких самолетов постепенно таяли на горизонте. Стрельба прекратилась. Наступила тишина.

Герой Советского Союза подполковник П. А. Пологов у боевого самолета

Павел сжимал в руке пистолет, ощущая потной ладонью холод металла. Стуча подкованными сапогами, по мостовой пробежал вооруженный отряд милиции.

Надо торопиться! Пологов бросился через дорогу. Навстречу ему, повизгивая, проковыляла подстреленная собака. За огородами Павла догнал командир эскадрильи капитан Гамулькин.

— Скверно дело, очень скверно, — на ходу выдохнул он. — Лазутчики, сволочи, объявились. Видишь? — он кивнул на рукав реглана, пробитый пулей. — Ладно, что руку не задело.

Какой-то момент они, словно загипнотизированные, стояли на краю взлетной полосы. Глаза слепило от горящих самолетов.

Пологов взглянул туда, где вчера оставил свой «ястребок». Над черно-серой грудой обугленных остатков поднимались колеблющиеся столбики дыма.

Все, кто находился на поле, старались спасти хотя бы часть машин.

Уцелевшие самолеты руками перекатывали с аэродрома в кукурузу и сразу же маскировали.

Потом принялись рыть щели для укрытий. Работали молча, сосредоточенно, лишь изредка вытирая пот с разгоряченных лиц да с беспокойством поглядывая на горизонт. Выброшенную на брустверы землю тут же укрывали зеленью.

Павел тоже взялся за лопату. Возле него орудовал киркой командир звена старший лейтенант Фомичев. Он жил рядом с аэродромом и по тревоге тотчас прибежал сюда.

Присели на траву перекурить, и Фомичев рассказал Павлу о событиях, происшедших на его глазах.

Фашисты обрушились лавиной. Не осталось в живых ни одного летчика из дежурной эскадрильи. Они пытались поднять свои «миги» в воздух, но не успели. «Мессершмитты» расстреляли их прямо на взлете, у самой земли.

— После бомбежки, — закончил Фомичев, — немцы на бреющем гонялись над аэродромом за людьми, ранили несколько человек.

Полк окопался. Всех командиров эскадрилий и их заместителей вызвали в штаб. В небольшой комнате связисты работали на двух рациях, непрерывно вызывая дивизию.

— Сокол! Я — Ракета. Прием! Я — Ракета. Прием!

В окружении офицеров у висевшей на стене карты стоял командир полка майор Волков. Опустив голову, он о чем-то размышлял.

Все молчали.

Достаточно было взглянуть на их лица, чтобы понять: ох как нелегко на душе у каждого!

На столе Пологов заметил чьи-то аккуратно сложенные планшеты, партийные и комсомольские билеты, портсигары. Он машинально стал считать: «Восемь, девять…»

В комнату вбежал незнакомый лейтенант.

— Товарищ майор, разрешите обратиться! — козырнув, он протянул пакет.

Волков поспешно вскрыл конверт.

— Товарищи командиры! — заговорил он, пробежав глазами бумаги. — Внимание! Знакомлю с директивой штаба дивизии.

…С учетом создавшейся обстановки перед 149-м истребительным авиаполком ставилась задача: создать для противника видимость, будто аэродром покинут, замаскировать материальную часть, а личному составу занять оборонительные позиции.

— Необходимо выделить мобильную авиагруппу, — продолжал майор, — командиром назначаю капитана Тараненко. Завтра утром этой группе предстоит передислоцироваться на запасной аэродром севернее Тернополя.

После обсуждения было решено немедленно привести в боевую готовность одиннадцать самолетов и подготовить взлетную полосу. БАО[3] должен обеспечить исправность уцелевших автомашин и бензозаправщиков. Командиру батальона аэродромного обслуживания майору Алексееву поручалось заняться подготовкой к эвакуации семей летного состава.

В полдень в третий раз появились вражеские самолеты. Раздались крики: «Воздух! Воздух!» Люди кинулись в укрытия. Несколько человек, растерявшись, побежало в сторону города. Путь им преградил майор Алексеев. Он вернул всех назад.

Павел услышал нарастающий, уже знакомый гул бомбардировщиков. Но сначала показались шесть истребителей. Они пронеслись низко над землей, поливая огнем уцелевшие строения. Чтобы не обнаруживать себя, по ним никто не стрелял.

Бомбардировщики, не встречая сопротивления, шли волнами, уверенно и нагло. Посыпались бомбы. К небу вздыбились черные снопы земли. На этот раз пострадало и каменное здание штаба: фугаска угодила в самый угол двухэтажного дома. Выглянув из щели, Пологов увидел, как торцовая стена осела и развалилась. Над провалом, окутанным дымом и пылью, повисли стропила и доски.

В этот день немцы больше не наведывались. Передышка позволила убрать с поля обгоревшие части самолетов, засыпать воронки и подровнять взлетную полосу. Техники и механики поспешно заканчивали ремонт поврежденных истребителей. Работа не прекращалась до поздней ночи…

Рано утром, 23 июня, перед самым вылетом, на поле стояла тоскливая тишина. Казалось, полк в скорбном молчании прощается с аэродромом, к которому за год люди привыкли, как привыкают к родному дому.

«Безлошадным» летчикам, как они теперь себя называли, выделили автобус. В ожидании сигнала все сидели мрачные, никто не пытался завязать разговор. Бойцу, остававшемуся в городе с майором Алексеевым, Павел передал записку для жены.

Раздался хлопок ракетницы. Зачихали, зафыркали моторы. Взмыли в небо одиннадцать крылатых машин — все, что осталось от трех эскадрилий. Они брали курс на северо-восток.

Когда истребители превратились в едва различимые точки на горизонте, автобус с «безлошадными» тронулся и, раскачиваясь на ухабах, потащился по искалеченной дороге…

Кажется, впервые за эти сумасшедшие сутки у Павла выдались минуты, чтобы разобраться во всем происшедшем. Под монотонное урчание мотора он с какой-то щемящей тоской вспомнил, как два дня назад — всего два дня! — они с Валей собирались на пляж.

Еще в мае, когда в Черновицах начался купальный сезон, жена говорила ему:

— Ну, когда же мы пойдем на речку, Павлинка? Ты посмотри, какие деньки установились. Давай в этот выходной…

— В этот? — Павел что-то прикинул в уме. — А ты не жди меня, забирай Володьку и — айда.

Так они и не сходили на пляж. В одно воскресенье у Павла были полеты. В другое — учения. Потом еще что-то. И только в субботу, 21 июня, он пришел с аэродрома раньше обычного и торжественно сказал:

— Валюша! С этой минуты и до восьми ноль-ноль 23-го я в полном твоем распоряжении.

Они провели вечер в Доме Красной Армии. Слушали концерт военного ансамбля. В финале, когда хор пропел «Так будьте здоровы, живите богато», вместе со всеми дружно хлопали, не жалея рук. После концерта вволю натанцевались.

Домой возвращались через парк, заросший развесистыми каштанами. После недавней грозы дышалось легко. Свежий ветерок шелестел листвой, и на синем бархате неба сквозь густые ветви деревьев мерцали звезды.

Валя, держась за плечо мужа, сняла туфли, сунула их ему в руки и, озорно крикнув: «Догоняй!», побежала по аллее.

Павел бросился следом, но настиг ее только около дома. Он, конечно, мог обогнать ее сразу, но ему хотелось доставить жене удовольствие.

А дома уже не поребячишься — даже разговаривать приходится шепотом. Пологовы привыкли к порядку, который установила теща Павла: если спит внук — не дай бог нечаянно громыхнуть стулом или звякнуть посудой — выговор обеспечен.

Павел перенес спящего сына в кроватку, и они с Валей долго сидели, склонившись над ним. Потом они мечтали о том, как завтра втроем будут валяться на пляже, наслаждаться солнцем и водой. Жена приготовила все необходимое. На видное место, чтобы не забыть, положила сверток с новым купальником и только после этого пошла спать…

На рассвете они проснулись от надрывного гула. Творилось что-то непонятное. Гудели паровозы, выли сирены…

Раздался резкий стук в дверь. Павел сразу вскочил.

— Товарищ старший лейтенант! — по голосу Пологов узнал штабного писаря.

— Боевая тревога, товарищ старший лейтенант! — возбужденно крикнул посыльный.

— Понял — бегу!

Совсем близко от дома что-то грохнуло, зазвенели стекла. Ярко-багровое пламя осветило окна. Вздрогнули, как показалось Павлу, стены, покачнулся пол.

Он распахнул балконную дверь. Над аэродромом поднималось громадное зарево. Часто били зенитки. В промежутках между взрывами слышался оглушительный рев моторов.

Война!

…Валя растерянно прижимала руки к груди. Ее волосы в беспорядке падали на плечи, лицо побледнело, в глазах дрожали слезы.

— Не волнуйся, Валюша! Никуда не ходи. Жди! К тебе придут, помогут. Смотри, береги сына.

Он на мгновение привлек жену. Теплые ее слезы остались на его щеке.

— Ну, прощай, родная…

Он бросился к двери и нечаянно опрокинул попавший под ноги стул. На пол упал развернувшийся сверток с купальником.

…Оставив позади железнодорожный переезд, автобус миновал село, потом долго петлял по укатанной колее вдоль пшеничных полей и наконец остановился у опушки леса. После двухчасовой тряски и натужного урчания двигателя Павел словно очнулся, услышав щебет птиц и стрекотание кузнечиков. На него вдруг повеяло такой близкой и в то же время безвозвратно далекой мирной жизнью. Оглядевшись, он заметил тупой нос самолета, густо заваленного сосновыми ветками. Неподалеку стояли замаскированные еще несколько машин. Сюда, в окрестности Тернополя, временно перебазировался полк.

Возле истребителей непрерывно дежурили летчики и техники. В случае необходимости требовались считанные секунды, чтобы вырулить на старт.

Старший лейтенант Фомичев, оглядывая полковое хозяйство, со вздохом обронил:

— Елки-палки, здорово же нас пощипали. Даже не верится… Только вчера у каждого было по машине, а теперь…