РЕЙД

РЕЙД

1941 год, 14–16 ноября

Я получил задание выйти во вражеский тыл в составе четвертого отряда, целиком сформированного из рядовых и командиров инженерных войск, и дать оценку его боеспособности в условиях активных диверсионных действий. В отряде насчитывалось 60 человек, командовал им старший лейтенант Кучин.

В одну из темных ноябрьских ночей мы благополучно перешли линию фронта и углубились в занятую врагом территорию. Преодолев за ночь большое болото Синюха, расположились с рассветом на отдых и завтрак. Все было тихо и мирно.

Внезапно тишину разорвали выстрелы: наш секрет открыл огонь по гитлеровцам, вышедшим на след отряда. Как выяснилось, вел их один из бойцов нашего отряда, отставший в пути и захваченный немцами. Его исчезновения почему-то никто не заметил. Предателя убили первой же очередью. Бой повели с самого начала организованно, затем первая половина отряда во главе с командиром и комиссаром начала отход, вторая же этот отход прикрывала.

Обнаружение в прифронтовой полосе было чревато самыми серьезными последствиями. О том, чтобы пробиваться к месту запланированной операции, не могло быть и речи — сейчас надо было думать, как спасти отряд от полного уничтожения. Решили выходить к своим.

Случилось так, что я оказался во второй половине отряда, прикрывавшей отход основных сил. Нашей группе никак не удавалось оторваться от гитлеровцев: периодически мы завязывали бой, потом выходили из него, а затем были вынуждены вновь и вновь вступать с противником в столкновение. И спустя очень немного времени стало ясно, что первую половину отряда нам уже не догнать. Будучи старшим по званию, я принял командование группой.

Положение наше с каждым часом усложнялось: уйти от преследователей мы по-прежнему не могли, а все более частые огневые стычки рано или поздно должны были закончиться не в нашу пользу. И тут, в безвыходном, казалось бы, положении, выручил накопленный с июля опыт.

Партизанская война имеет свои законы. Школа первых дней войны учила всех нас специфическим приемам, которые позволяют побеждать численно превосходящего противника, если действовать неожиданно, внезапно, если умело использовать местность и т. д. Я решил перейти к действию засадами.

Оторвавшись в очередной раз от преследователей, мы, маневрируя в лесу, вышли к дороге и, услышав голоса приближавшихся гитлеровцев, залегли вдоль нее. Через несколько минут в зону засады втянулось несколько подвод (и немцы использовали этот транспорт — другой здесь пройти не мог), на каждой из которых сидело по 5–7 солдат. Это были наши преследователи.

Удар по врагу оказался неожиданным и сильным, огонь велся почти в упор, и через несколько минут бой закончился. Из гитлеровцев не спасся никто.

Наступили сумерки. Наша группа вышла к большаку, и здесь я приказал вновь организовать засаду. Через некоторое время показались два больших автофургона, набитых солдатами, — видимо, еще одна поисковая группа. Наш удар был не менее неожиданным, чем несколько часов назад, и не менее сокрушительным. Когда мы уходили в лес, на дороге, густо дымя, догорали разбитые машины да чернели на снегу неподвижные тела убитых в бою гитлеровцев.

Уже в полной темноте вышли к болоту Синюха. Отсюда до линии фронта предстояло пройти еще около 25 километров — трудный марш, который необходимо завершить к утру. И все-таки, когда на нашем пути оказалась небольшая, в восемь дворов, деревушка, занятая фашистами, я решил атаковать ее. В этом не было необходимости — просто хотелось хоть чем-нибудь компенсировать общую неудачу сорвавшегося в самом начале рейда.

Небольшой гарнизон спал. Налет вновь оказался совершенно неожиданным, сопротивления почти не последовало.

* * *

…Вот уже несколько часов мы шли по кажущемуся бесконечным болоту. Вторые сутки без сна, почти без отдыха, из боя в бой, а теперь изнурительный этот переход. Ноги у всех промокли: шли по сплошной почти слякоти. И безумно хотелось спать.

К полуночи небо освободилось от облаков, посветлело, высыпали яркие звезды, легче стало ориентироваться. И все сильней и сильней стало подмораживать. На привалах смертельно уставшие люди, привалившись к дереву или кочке, мгновенно засыпали. Тяжелых, туго набитых вещмешков и оружия никто с себя не снимал — на это не хватало уже сил. А температура все падала, и я знал, что теперь наша группа подвергается опасности не меньшей, чем в бою: людей можно потерять не от пуль, а от мороза. И такие случаи были нередки замерзали целыми группами, я помнил это еще по финской войне.

Говорят, что, когда усталый человек засыпает на морозе, к нему приходит удивительное ощущение тепла и нет уже ни сил, ни желания встать, нет контроля над собой, нет опасения беды. Есть только тепло и покой… Говорят, это легкая смерть. Я чувствовал, что она ходит рядом с нами.

Единственное спасение — не позволять людям спать больше пяти, иногда десяти минут. На привалах, ткнувшись вещмешком в первое попавшееся дерево, я сидел на снегу, тер слезящиеся глаза, не давал мыслям сосредоточиться на чем-то одном — иначе заснешь — и следил в то же время внимательно за собственными ногами. Как только они начинали мерзнуть, я заставлял себя встать, будил людей и мы снова двигались вперед. Я не спал в эту ночь ни минуты, хоть устал так же, как и все. В ситуациях, подобных этой, — я убежден командир не имеет права доверить жизни бойцов никому, кроме себя.

Никто не знал, сколько длились эти привалы: бойцы засыпали мгновенно, на часы никто не смотрел. И не стоило труда убедить людей в том, что стоянки были долгими: десятиминутный сон тоже освежает: попробуйте — и вы убедитесь в этом сами. Когда же ты уверен, что спал долго, силы и подавно прибавляются.

Я много раз убеждался в том, что возможности человеческого организма гораздо больше, чем нам порой кажется. Как часто чувствуют себя совершенно разбитыми люди, проспавшие вместо положенных восьми часов всего семь! И невдомек им, что вся их усталость ничего общего не имеет с физическим состоянием, что вызвана она только неверным представлением об этих якобы необходимых ежедневно восьми часах сна. Иначе говоря, эта усталость не физического свойства, а морального, причем, что особенно удивительно, она ощущается как самая обычная что ни на есть физическая усталость. Кто-то скажет: «Война не пример, в войну человеческий организм работает на износ». Да, это так. Но учтите и другое: не спав сутками, мы выходили потом не на отдых — часто прямо в бой. А выдержать схватку могут только сильные физически люди. И откуда-то эти силы брались!

…Переход длился всю ночь, а когда началось утро — исключительно туманное и тихое, — мы, двигаясь, как в молоке, услышали впереди голоса. Предположительно это была уже своя территория, но мы залегли и изготовились к бою. А через несколько минут выяснилось, что это свои: связисты, тянущие телефонную линию для обеспечения готовящегося на сегодня наступления.

В жарко натопленных избах ближайшей деревни прежде всего стали снимать обувь. Однако далеко не всем это сразу удалось: промокшие портянки и носки намертво примерзли у многих к стелькам сапог. Мне, например, пришлось разрезать сапоги по шву, и только после этого они с треском упали с ног. Несколько человек отправили в госпиталь.

Первая половина отряда перешла линию фронта раньше нас и на другом участке. Вскоре в Валдае мы встретились.