Глава пятая ГЕНЕРАЛ ДЛЯ ОСОБЫХ ПОРУЧЕНИЙ
Глава пятая
ГЕНЕРАЛ ДЛЯ ОСОБЫХ ПОРУЧЕНИЙ
17 февраля 1982 года Борису Всеволодовичу Громову присвоено звание генерал-майора. Он представлен командованием к званию Героя Советского Союза (награжден орденом Красного Знамени).
На этом первая командировка Громова в Афганистан закончена. Он отзывается в Москву и становится слушателем академии Генерального штаба.
Более успешного развития военной карьеры и представить трудно.
В тридцать девять лет — генерал, орденоносец, слушатель самого престижного в армии учебного заведения, после окончания которого открываются, можно сказать, космические высоты.
Б. В. Громов:
— В те дни я с некоторым, в общем-то, облегчением решил, что Афганистан для меня позади. Внутренне я гордился, что выдержал да к тому же остался живым и здоровым. Даже ранен не был. Разве что гепатитом переболел, но по сравнению с тем, что могло случиться, это было не слишком большой бедой.
Два года учебы в академии Генерального штаба пролетели быстро. В свободное от занятий время удалось побывать во многих театрах, на выставках, насладиться настоящим большим спортом. Самое приятное, что после долгой разлуки вся наша семья, наконец, была вместе.
Во время отпуска между первым и вторым курсом мы всем семейством отправились на машине, которую купили после возвращения из Афганистана, самые дешевые «жигули» («копеечку»), в Крым. Впервые я так долго находился за рулем, но, по оценке своих близких, с вождением справился хорошо.
Недели две купались в море и загорали на полную катушку. Потом вернулись в Москву.
Наступило время распределения. Нас было пять человек, закончивших учебу полностью на отлично. Тем, кто получил золотую медаль, предоставлялась возможность выбирать место службы (из тех, которые будут предложены). Скажу сразу, что пользоваться правом выбора места службы не собирался. Решил — поеду, куда направят.
Но все же интересно вспомнить, как нас распределяли. С этим связана забавная история.
Мы, пятеро медалистов, пришли все вместе к кадровику. Стоим в приемной. Пришлось подождать. Через четверть часа появляется цветущий, кругленький (щеки из-за спины видать) полковник, всю свою жизнь в Москве просидевший, и бодро объявляет:
— Товарищи генералы, сейчас будем рассматривать имеющиеся для вас предложения. Идем по алфавиту. Ачалов… Чичеватов, Громов, Миронов…
Мы все: «Ха-ха-ха! Ничего себе, по алфавиту?!»
Только потом поняли, что алфавит здесь был свой.
Ачалов и Чичеватов направляются в ГСВГ — Западную группу войск — среди равных они получились равнее всех. Остальные — «куда пошлют по собственному желанию».
Меня назначили первым заместителем командующего общевойсковой армией, которая дислоцировалась в Ивано-Франковске, в Прикарпатье.
На новое место службы отправились всей семьей. За пять месяцев я объездил вдоль и поперек все Прикарпатье и Закарпатье.
В 1985 году мне предложили избираться в местные органы власти. Тогда я столкнулся с ситуацией, когда нужно было ездить по предприятиям, колхозам, совхозам и выступать перед людьми. Наука оказалась нелегкой, но в конце концов я ее освоил. Если сказать честно, то самыми трудными во всей выборной кампании были широкие украинские застолья. И отказаться нельзя, и выпить, хочешь не хочешь, приходится — иначе обида.
21 февраля, накануне выборов, всей семьей поехали на горную турбазу. Вернулись на следующий день, и дежурный мне доложил, что несколько раз звонил заместитель начальника Генерального штаба генерал армии В. И. Варенников.
С Валентином Ивановичем Варенниковым я встречался в Афганистане. Правда, всего один раз, когда он на несколько часов прилетал к нам в дивизию под Шинданд.
Удивило и то, что он звонил мне, а не командующему.
Часов в одиннадцать 23 февраля мне удалось связаться с Валентином Ивановичем, он предложил мне срочно прибыть в Москву. Я прилетел уже на следующий день.
Беседу со мной Варенников начал без предисловий:
— Покажите на карте, в каких районах Афганистана вы бывали.
Показал и доложил, что знаю Кабул и его окрестности, дорогу Кабул — Саланг и далее до самой советской границы, практически весь запад и еще несколько районов.
Как я понял, Варенников был удовлетворен. Он сказал мне, что согласно решению Генерального штаба вводится новая должность: генерал для особых поручений — начальник группы представителей Генштаба в Афганистане.
Такой опыт в Вооруженных силах уже имелся. Во время Великой Отечественной войны в армии работал целый институт офицеров Генерального штаба. Как правило, это были опытные военачальники, которые наделялись широкими полномочиями. Они принимали непосредственное участие в планировании и проведении войсковых операций, а также контролировали выполнение директив Ставки Верховного главнокомандующего и приказов Генерального штаба. Этим фронтовым опытом решили воспользоваться теперь в Афганистане.
ПРИКАЗ
Министра обороны СССР По личному составу № 0142 9 марта 1985 г. г. Москва назначить: 1. Генерал-майора Громова Бориса Всеволодовича — генералом для особых поручений начальника Генерального штаба — начальником группы представителей Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, освободив его от должности первого заместителя командующего и члена военного совета 38-й армии.
Заместитель министра обороны СССР Маршал Советского Союза С. Ахромеев — В мою группу входило еще три офицера, — продолжает Борис Всеволодович, — которых откомандировало Главное управление боевой подготовки, Главное оперативное и Главное разведывательное управления Генерального штаба. Подготовка к поездке заняла около месяца.
Мне не пришлось долго «входить» в обстановку. Несколько сложнее было прибывшим со мной офицерам — полковникам Юрию Сергеевичу Котову, моему однофамильцу Геннадию Борисовичу Громову и Валерию Петровичу Петриченко. Из них только один до этого служил в Афганистане, остальные попали в 40-ю армию впервые.
В работу группы представителей никто не имел права вмешиваться, за исключением самого маршала Ахромеева.
Мы понимали, что такая свобода действий накладывает особую ответственность. Наша группа — «глаза и уши» начальника Генерального штаба. Доклады должны были составляться прежде всего компетентно и честно. Посылая нас в Афганистан, маршал Ахромеев рассчитывал на получение объективной и качественной аналитической информации о происходящем как в 40-й армии, так и в афганских правительственных войсках из первых рук.
Понятно, что должность генерала для особых поручений была в высшей степени ответственной. Любой, даже самый объективный отчет в Москву, нередко сказывался на карьере и судьбе упомянутых в нем офицеров и военачальников. Поэтому докладывать приходилось не только честно и объективно, но взвешенно и очень деликатно.
Основной своей задачей я считал оказание помощи командованию 40-й армии таким образом, чтобы при планировании и проведении боевых действий была сведена до минимума возможная гибель солдат и офицеров, проходящих службу в составе Ограниченного контингента советских войск в Афганистане.
— Находясь в роли независимого эксперта при руководстве 40-й армии, как генерал по особым поручениям Громов сыграл важную роль, — вспоминает Виктор Севастьянович Кот. — В 1984–1985 годах операции в Афганистане кардинально изменились. До этого мы работали как бы втайне, втихаря, если можно так выразиться. Даже хоронили погибших солдат и офицеров тайком, как будто это какие-то случайно погибшие военнослужащие. Просто прибыл гроб с телом. Откуда, что и как, никто не сообщал.
С 1984 года началось переосмысление роли наших войск, шел уже пятый год войны, и о ней стали наконец нормально говорить.
До этого о подвигах, героях и потерях не писали. Это была неприятная ситуация. Теперь стали сообщать.
Но вместе с тем с 1984 по 1986 год и была самая активная фаза войны. Начались крупнейшие операции. Уже поднимается вопрос о выводе наших войск, а в связи с этим неизбежна активизация боевых действий. До вывода войск необходимо создать преимущественное положение для афганского режима, который мы поддерживали.
В это время наши войска несли самые большие потери.
Вот у меня есть такая карта, на которой отражены боевые потери авиации за эти годы. Из нее видно, насколько возросла активность противодействующей стороны.
Появилось новое оружие. ПЗРК — переносные зенитные ракетные комплексы — «Стингер», наши «Стрелы», ракеты «Блоупайп». Душманы также набрались боевого опыта, прошли профессиональную подготовку. Это был уже очень серьезный противник.
В 1984 году мы потеряли 47 летательных аппаратов. При помощи ПЗРК сбито пять, ДШК — 29, стрелковым оружием — 13, стрелковое оружие эффективно против авиации на малых и предельно малых высотах.
1985 год — 62 боевые потери. Практически целый полк по штатам мирного времени был выведен из строя. Семь машин — от ПЗРК, от ДШК — 26, остальные — от стрелкового оружия.
В 1985–1986 годах нас практически посадили. Мы пришли к тяжелым боевым потерям и стали вести боевые действия преимущественно в условиях ночи. Секли нас за сбитую технику безбожно. Каждая потерянная боевая единица — это необходимость отчитываться перед высшим начальством всех — от командиров полков и дивизий до командующего воздушными силами и самого командующего 40-й армией.
Судили просто: если потери в районе аэродрома — значит, виновата охрана аэродрома, если в зоне боевых действий, то командование.
Напомню, как приходилось работать. Выходили на точки с высоты восемь, а то и десять тысяч метров, оттуда спиралью быстро снижались на аэродром, чтобы не попасть в зону поражения. Ведь охрану аэродрома, блокпосты, расширять беспредельно невозможно. Это нужно три армии, чтобы все аэродромы и вертодромы (а их было очень много) надежно прикрыть.
Покоя не было ни для кого, в том числе и для представителя Генерального штаба. Секли и его.
Главная задача Громова — дать высшему начальству объективную картину обстановки и свою оценку действий 40-й армии. Начнешь слишком драматизировать обстановку — плохо, полетят многие, в том числе невинные, головы. Нарисуешь благостную картину, еще хуже может получиться, да и докладам твоим перестанут верить.
Тогда 40-й армией командовал Виктор Петрович Дубынин. Мне пришлось служить с тремя командармами: это Игорь Родионов, впоследствии ставший министром обороны; потом Дубынин, по всем боевым действиям я с ним прошел; и, наконец, Борис Всеволодович.
Когда Громов был представителем Генерального штаба, он полностью владел информацией и знал обстановку прекрасно. Доклады его были исключительно грамотные и объективные, они никогда излишне не будоражили начальство и не работали на чьи-либо интересы. Честные отчеты исключительно грамотного и полностью информированного человека.
У нас, в армии, как и везде, хватает своих гениев и теоретиков. Одни убеждены в том, что смысл войны в победе любой ценой и призывают не считать потери — победителей, мол, не судят. Другие убеждены, что воевать нужно вообще без потерь. Таким лучше играть в шахматы или компьютерные игры. То и другое, мягко выражаясь, несерьезно.
Там, где идут реальные боевые действия, потери неизбежны. Тем более что на седьмой год войны моджахеды уже не те, что были несколько лет назад. Вооружение современное, выносливость и подготовка железные, помощь — лагеря и учебные центры по всей территории Пакистана. Как же, воюя с профессионалами, обойтись без жертв?
Но все равно, каждая потеря летчика — это ЧП. На металл мы уже не обращали внимания, его можно заменить. Главное — человеческая жизнь. Первый вопрос начальства: «Летчик цел? Экипаж цел?»
Если машину можно вытащить, то сначала оценим: а стоит ли? Не возникнет ли новых потерь? В принципе мы почти ни одной машины не оставили, если можно было эвакуировать. Ну а уж если не могли, делали подрывы на полное уничтожение.
Вот представьте себе работу Громова в то время. Сначала нужно быть участником событий, а уж потом писать об этом доклад. Громов работал именно так. А ведь доклад не просто кому-то, а маршалу Ахромееву или Варенникову, это исключительно грамотные, дотошные, требовательные люди. Абы какую бумагу им не подсунешь.
Борис Всеволодович всегда имел свое мнение. Он, как бы упреждая события, составлял свой анализ заранее. А в это время происходила масса важнейших событий. Смена руководства здесь в Афганистане, смена руководства у нас в стране, и на все это нужно было реагировать, все учитывать.
Громов понимал, что для решения афганской проблемы одних бомб мало. Необходимо развязывать политические узлы, и с Пакистаном прежде всего. Дальнейшая судьба Афганистана зависит напрямую от соседей.
Громов уже тогда подготовил доклад о том, что война в Афганистане бесперспективна. К таким выводам он пришел в числе первых. Но он это обосновал и аргументированно изложил в своем рапорте. Его выводы послужили веским доводом в пользу того, что, наконец, было принято решение — из Афганистана нужно уходить.
Тут важно понимать и то, что народ Афганистана в этот период находился по своему развитию и менталитету в XIV веке и перевести его на шесть столетий вперед ни убеждением, ни силой было невозможно.
Вот в чем смысл его работы как представителя Генерального штаба. Ведь можно было писать в донесениях то, чего от него ждали и хотели услышать. Можно было поднять серьезное волнение по поводу потерь. А потери были большие. Причем не всегда боевые. В той же 108-й дивизии однажды 30 человек сгорели в палатке.
Вернулись ребята из рейда еле живые от усталости, больше десяти дней были в Черикаре под прицельным огнем. Вернулись, помылись и завалились спать. Дежурный стал разжигать буржуйку. Заправлял соляркой из ведра, разлил, вспыхнул огонь… Все сгорели!
Случались и боевые потери, когда из роты оставалось девять человек. О таких фактах и Дубынин в своей книге пишет, при желании из них огромное дело можно раздуть! Многим бы не поздоровилось, даже невиновным.
Пишут, что кто-то из наших чуть не сбил свой вертолет за то, что экипаж не хотел садиться на площадку, которая простреливалась. Ну, это уже вранье! Такого не было. Если сесть можно, никакой обстрел не остановит, наши летчики обязательно задание выполняли.
Громов признавал только честные доклады. Как сам докладывал, так и других к этому приучал. Потому что на потери можно списать всё. К примеру, боевая потеря и небоевая. Это ведь, как взглянуть.
Сгорели люди в палатке. Но ведь это на войне, и если это перенести в разряд боевых потерь, то и отвечать за халатность и разгильдяйство не нужно.
Возьмите летчика. Где-то его обстреляли, он получил нервный стресс, а по возвращении из района боевых действий при посадке покалечил машину. Что это? Плохая профессиональная подготовка или результат перенесенного стресса? Есть о чем подумать.
Все, кажется, очень просто и точно. Боевые потери — это результат воздействия противника, а желательно еще и на контролируемой им территории, хотя запустить «Стингер» могут из кустов возле аэродрома. А психология — это все бабьи фокусы. Это, мол, для писателей и журналистов. Были люди и в самом высоком руководстве, которые именно так и рассуждали. Многие, но только не Громов.
3 мая 1985 года Громову позвонил помощник генерала армии Варенникова по авиации:
— Вы знаете генерала Евгения Ивановича Крапивина, командующего ВВС Прикарпатского военного округа?
Громов прекрасно знал генерала Крапивина, они еще недавно работали вместе в Прикарпатском ВО, а до этого учились в академии Генерального штаба. Прекрасный военный летчик, удивительно легкий человек — душа курса. Не так давно он провожал Громова в Афганистан.
— У нас есть данные, что генерал Крапивин погиб. Разбился.
— Погиб?! Как это командующий в мирных условиях мог разбиться?!
— Подробности пока не известны. Передали, что самолет, на котором он летел, потерпел катастрофу.
Работать Громов больше не мог. Разболелась голова. Он просто сидел за столом, глядя перед собой. И вдруг… Эта мысль пронзила его, как электрический разряд!
Незадолго до майских праздников он разговаривал по телефону с женой, и Наташа сказала, что на праздники собирается лететь в Москву.
После перевода Громова в аппарат Министерства обороны ему выделили квартиру. Наташа хотела эту квартиру посмотреть. Правда, она собиралась лететь на гражданском самолете…
Громов схватился за телефон и начал обзванивать всех, кто мог хоть что-то знать. Никто ни в министерстве, ни в Генштабе ничего не мог толком объяснить. Отделывались туманной фразой — «пока выясняем». Однако во всех этих отговорках Громову слышалась страшная пауза. Так бывает, когда человек знает, но не находит в себе сил сказать прямо…
Наконец он просто учинил допрос летчикам из группы Варенникова. И они рассказали…
На борту самолета Ан-26, которым Крапивин вылетал на совещание к главкому ВВС, вместе с генералом находились два его сына, Андрей и Александр, на месте правого пилота сидел сын космонавта Валерия Быковского… Была в самолете и жена Громова — Наташа…
Диспетчер Львовского аэропорта перепутал воздушные эшелоны для военного и гражданского самолетов. Погибли все…
Наутро Варенников выделил Громову самолет, и днем Борис Всеволодович прибыл на Украину. Все, что осталось от людей, было запаяно в цинковые гробы. Один гроб Громов привез в Саратов…
А уже 10 мая Борис Всеволодович Громов был в Москве у начальника Генерального штаба. Сергей Федорович Ахромеев выразил соболезнование и предложил остаться в Союзе.
Генерал подумал и отказался. Все, что случилось, ему легче будет пережить в Афганистане. Двух своих сыновей он оставил на попечение родителей жены в Саратове.
УКАЗ
Президиума Верховного Совета О награждении орденами и медалями СССР военнослужащих, рабочих и служащих Советской Армии За успешное выполнение задания по оказанию интернациональной помощи Демократической Республике Афганистан наградить:
…
ОРДЕНОМ КРАСНОГО ЗНАМЕНИ Громова Бориса Всеволодовича — генерал-майора.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР А. Громыко Секретарь Президиума Верховного Совета СССР Т. Ментешашвили
НАГРАДНОЙ ЛИСТ
Громов Борис Всеволодович Генерал-майор с 17.02.1982 Генерал для особых поручений начальника Генерального штаба — начальник группы представителей Генерального штаба с 9 марта 1985 г.
Год рождения 1943-й, г. Саратов Член КПСС с января 1966 г.
Заслуги, за которые представляется к награждению Генерал-майор Громов Б. В. имеет почти трехлетний опыт непосредственного участия в боевых действиях против мятежных формирований в Афганистане.
Умело используя этот опыт, уверенно руководит деятельностью группы представителей Генштаба в ДРА по осуществлению контроля за выполнением приказов министра обороны СССР и директив Генерального штаба, а также по своевременному обеспечению командования информацией о военно-политической обстановке в ходе боевых действий.
Глубоко анализируя обстановку, делает правильные выводы и вносит обоснованные предложения по вопросам организации борьбы с мятежными группировками.
Активно участвует в обобщении боевого опыта советских и афганских войск и методов действий противника, чем способствует повышению эффективности боевых операций, проводимых против мятежников.
Находясь непосредственно в районе боевых действий, проявляет мужество и решительность, уверенно оценивает обстановку и, оказывая практическую помощь командирам соединений и частей, активно воздействует на ее развитие в пользу советских и афганских войск.
Вывод. За большой вклад в дело борьбы с мятежными группировками в ДРА и проявленные при этом мужество, инициативу и решительность достоин награждения орденом Красного Знамени.
Начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза С. Ахромеев 16 августа 1985 г.
СЛУЖЕБНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
на генерал-майора Громова Бориса Всеволодовича — генерала для особых поручений начальника Генерального штаба — начальника группы представителей Генерального штаба Вооруженных Сил СССР 1943 года рождения, русский, член КПСС с 1966 года. Образование — Военная академия Генерального штаба имени К. Е. Ворошилова в 1984 году, в Вооруженных Силах с 1962 года.
Генерал-майор Громов Б. В. в должности генерала для особых поручений начальника Генерального штаба — начальника группы представителей Генерального штаба Вооруженных Сил СССР зарекомендовал себя с положительной стороны. Трудолюбивый и добросовестный генерал. Имеет большой опыт непосредственного участия в боевых действиях против мятежных формирований в Афганистане. Способен быстро принимать целесообразные решения и настойчиво проводить их в жизнь. Свободно разбирается в оперативной и военно-политической обстановке, вносит обоснованные предложения по вопросам организации борьбы с мятежными группировками.
Находясь непосредственно в районах боевых действий, проявляет мужество и решительность, оказывает практическую помощь командирам соединений и частей по вопросам организации борьбы с мятежными группировками. Идеологически выдержан, моральные качества высокие. Государственную тайну хранить умеет. Делу КПСС и социалистической Родине предан.
Вывод. За большой вклад в дело борьбы с мятежниками в ДРА, проявленные при этом мужество и решительность, достоин награждения орденом Красного Знамени.
Первый заместитель начальника Генерального штаба генерал армии Варенников 29 августа 1985 года Громов был убежден, что основная задача, стоящая перед группой, сформированной начальником Генерального штаба, состояла в том, чтобы при планировании и проведении боевых действий была сведена к минимуму возможная гибель солдат и офицеров, проходящих службу в составе Ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Задача эта комплексная, затрагивающая все стороны армейской жизни. Но была и одна деликатная проблема, о которой не принято говорить, но влияние ее на ход боевых действий значительно и, к сожалению, чаще всего негативно.
Это касается визитов больших генералов.
Примеров тому немало. Громову запомнился эпизод, случившийся во время проведения войсковой операции в ущелье Пандшер, планируемой на лето 1985 года. Случай, потребовавший от самого Громова таких действий, на которые он до этого не решался.
В 40-ю армию приехал известный генерал, один из прославленных полководцев Великой Отечественной войны. Когда он спускался с трапа самолета, на его танковом комбинезоне сверкнула звезда Героя Советского Союза.
В штабе 40-й армии генерал заслушал краткий доклад командующего о ходе операции и сразу начал ставить уточняющие задачи.
То есть генерал попросту взял на себя управление операцией, даже не выслушав толком командование и советнический аппарат.
Сам Громов, к примеру, несмотря на многолетнее присутствие в Афганистане и свою должность генерала по особым поручениям, высказывался по плану проводимых операций только в том случае, если его спрашивали.
Оказавшись на командном пункте армии в Баграме, только что прилетевший генерал с ходу начал изменять замысел операции. «Смелее, решительнее, неожиданнее надо действовать, товарищи! Если бы мы так осторожничали в Великой Отечественной, то победы бы нам до сего дня ждать пришлось».
Некоторые из принятых приезжим генералом решений вызывали крайнее недоумение. Например, он приказал перебросить основные силы 201-й мотострелковой дивизии на Южный Саланг. Но для этого как минимум нужно было подготовить саму дивизию и обеспечить ее безопасность во время совершения марша…
А очередное приказание — высадить десант в «зеленую зону» — привело всех в состояние шока. Для послуживших в Афганистане стало аксиомой, что такого рода операция, не подготовленная предварительно, приведет к гибели десанта и задействованных в заброске вертолетов. Зеленые зоны были обжиты душманами и активно ими использовались. Печальный опыт такого рода операций прекрасно известен летчикам…
— Как-то проводили операцию совместно с войсками ДРА, — вспоминает Виктор Севастьянович Кот. — Афганцы предложили: «Давайте используем фактор внезапности. Рано утром, двумя волнами высадим десант». — «Не получится, — говорю. — Там, где проводится операция с участием афганских войск, внезапности не может быть по определению. Уж кто-то из них обязательно земляков предупредит».
Но беда в том, что большие генералы прибыли тогда из Москвы. Им хотелось отметиться красивой операцией и научить нас, как нужно вести современную, мобильную войну. Они афганских генералов активно поддержали. Настояли.
Генерал-лейтенант Сафронов был советник, опытнейший человек — и того уломали.
Еще раз предлагаю нормальный вариант — поднимаем три полка Су-25, делаем несколько заходов, расчищаем всё это пространство, а потом высаживаем десант.
Еще лучше за сутки, как следует, обработаем эти горы, заминируем и будем спокойны. Там ведь не кишлачная зона, там полностью горный массив, ничто не мешает бомбить.
— Нет, в таком случае не будет никакой внезапности.
Ну что поделаешь?! Уговорили наших советников.
Начали операцию. Афганцы высаживают десант. Ни один вертолет не возвращается.
Как потом выяснилось, моджахеды к встрече подготовились прекрасно. Вертолеты сразу попали под мощнейший обстрел от ПЗРК «Стингер» и «Стрела» до ДШК и стрелкового оружия. Это море огня. Кто не видел, не поймет. Просто страшно! Конечно, разве можно тут винить летчиков. Последний вертолет десантный до дома не дотянул, упал на батарею.
Сразу афганцы обвиняют нас. Русский командир полка струсил, не стал высаживать десант.
Отвечаю: «Командир полка не виноват. Он дисциплинированный человек. Я ему поставил задачу, притом задачу поставил с записью. При обстреле высадку десанта не производить. Если вы считаете, что он поступил неправильно, объясните мне почему. Он выполнил приказ. У меня к нему вопросов нет».
На другой день снова собрали всех советников и решили проводить специальную операцию.
Так вот, штурмовики обрабатывали этот район целую неделю, а когда его взяли, я отправился посмотреть, что же мы там долбили.
Страшное дело! Там опорные пункты — пещеры специально оборудованные. Их открывают, в них по сорок трупов! Это была мощнейшая система укреплений. Горы боеприпасов. После этого даже перестали показывать захваченное у душманов оружие. Там было столько, что его просто складывали в огромные кучи и подрывали. И вот эту базу хотели взять на «ура», на внезапность!
Пошли на поводу у афганцев и прибывшего начальства. Повторю, советники были очень опытные командиры. Тот же Сафронов — бывший командующий 36-й воздушной армией, служил заместителем командующего на Дальнем Востоке. Человек подготовленный, как и другие советники. Но их уговаривают!! Вот какое может быть давление! Советники, в свою очередь, уговорили командующего и министра обороны. Ну а результат… Я уже рассказал.
Пришлось Громову просить командарма организовать ему, как бы случайно, встречу с высоким гостем наедине. Тут он прямо доложил высокому гостю о возможных последствиях его приказов. Доклад был обильно проиллюстрирован рядом убедительных примеров из реальной афганской жизни.
В результате генерал свои приказы отменил, но обида, ее он даже не особенно скрывал, осталась: «Какой-то выскочка-штабист критикует решения, принятые опытным полководцем. Да я командовал дивизией, когда этот мальчишка еще не родился!»
Громов прекрасно понимал, что генерал, вернувшись в Москву, может организовать ему массу неприятностей, а при желании вовсе перечеркнуть его карьеру. Но даже такое будущее не могло идти ни в какое сравнение с человеческими жертвами, которые могли бы появиться в результате выполнения подобных приказов.
Конечно, солдат должен подчиняться приказам вышестоящего начальника — это основное положение Устава. Но нельзя заставить солдата не думать. Громов по крайней мере таким солдатом быть не желал и не мог…
Ну а главное, к чему Громов пришел в этот непростой период своей жизни, — твердое убеждение в том, что на афганской эпопее пора ставить точку. И заканчивать войну необходимо как можно скорее. Присутствие советских войск не приносило и не могло принести ничего хорошего этой стране, живущей, по сути, в XIV веке, стране с чужой непонятной религией и патриархальным укладом.
Ситуация в Афганистане уже несколько лет была совершенно тупиковой. Власть, которую держали на своих штыках советские войска, слабела с каждым днем.
Все чаще вспоминал Борис Громов прочитанную им книгу по истории Афганистана и все больше поражался тому, как всё происходящее напоминает то, что уже много раз испытала эта страна, не желающая жить по законам, навязанным со стороны. Народы, населяющие горы и пустынные плоскогорья этой суровой земли, опять доказывали, что их невозможно заставить делать то, что им не нравится.
В последние столетия упрямая Англия трижды наступала на афганские грабли. Не удалось избежать этого и Советскому Союзу.
Беда была в том, что не только иноземцы, но и своя нынешняя афганская власть не устраивала эту страну, вот почему правительство Афганистана не могло закрепить результатов боевых действий 40-й армии. Вместо того чтобы задуматься о том, что же в ней самой не устраивает собственный народ, требовала от своих иноземных защитников все новых военных операций.
Вот то единственное, что кабульские лидеры научились делать просто замечательно. Раздувая и драматизируя события, они постоянно добивались военной и экономической помощи. Выражаясь медицинским языком, кабульский режим переродился в паразита, присосавшегося к телу своего огромного соседа. Такое уже не могло называться ни сотрудничеством, ни интернациональной помощью. Это превратилось в болезнь, от которой нужно лечиться.
Военные уже давно поняли, что войска необходимо выводить. Руководитель Оперативной группы МО СССР генерал армии Варенников и представитель Генштаба генерал Громов в своих докладах обоснованно писали о том, что силовое решение афганского кризиса невозможно и чем раньше будут выведены войска, тем меньше будет возвращаться в Союз запаянных гробов и покалеченных людей.
Громов прекрасно понимал, как сложно сейчас руководителям страны принять решение о выводе войск. Это означало признать свою ошибку перед всем миром, увидеть ликование заклятых идеологических врагов. Решение о выводе войск для людей, находившихся у власти в СССР, было страшнее смерти. Это станет потерей лица, признанием бессилия самого прогрессивного строя на земле. А ведь в принципе все просто. Необходимо усвоить главную мысль: ни о каком поражении советских войск в Афганистане речь не идет. Нет тут ничего похожего на паническое бегство американских войск из Вьетнама. Советские войска в Афганистане всегда выполняли поставленные перед ними задачи. Разве виноват советский солдат в том, что освобожденные им территории не осваиваются афганской властью, не становятся территорией мирной жизни? Подобных задач армия решить не может, да и не ее это дело. И все-таки… Все-таки… Громов понимал, что при нынешнем руководстве решение о выводе войск не будет принято.
Осознание всего этого отравляло жизнь. Громов, пожалуй, даже обрадовался, когда генерал В. И. Варенников сообщил, что время его афганской командировки подошло к концу.
В общей сложности Борис Всеволодович пробыл в Афганистане три с половиной года. Это очень много.
Очередная афганская командировка завершилась вполне успешно.
1 апреля 1986 года Громов был назначен командующим 28-й армией и отправился в Белоруссию.
7 мая 1987 года ему присвоено очередное воинское звание генерал-лейтенанта.
Война, кажется, стала для него прошлым.
— Я заканчивал академию Генштаба в 1985 году. Громов закончил в 1984-м, — вспоминает начальник тыла 40-й армии Вячеслав Александрович Васенин. — Я уехал в Гродно в 28-ю армию, он оказался снова в Афганистане. Через год в 28-ю приходит командующим Громов. Я оказался его заместителем по тылу.
У Бориса Всеволодовича Громова есть такая интересная Он четко разделяет все свое окружение по тому принципу, с кем ему придется больше, а с кем меньше работать.
Например, начальник политотдела. Важная персона, но с ним много работать не придется. А вот есть заместитель по вооружениям и заместитель по тылу. От этих в первую очередь зависит боевая готовность. С ними придется работать постоянно. Следовательно, и отношение особое.
Он и в свободное время чаще всего был с нами.
Наступает воскресенье. Громов звонит: «Вячеслав Александрович, мы тут с замом по вооружениям на Неман собираемся съездить. Ты как?»
Приезжаем на Неман. Мы с семьями, он один. У него тогда эта трагедия произошла уже. Берем консервную банку, ставим ботинки вместо ворот и начинаем гонять эту банку, как в детстве. Шашлык приготовим, искупаемся. Часа два-три, зарядились и сворачиваемся.
При работе с ним было ощущение свободы, он никого не сковывал, очень ценил людей инициативных. И это, заметьте, при полном понимании того, что инициатива часто ведет к перерасходу материальных и денежных средств. Это понятно. Ведь инициатива не планируется. Значит, на такие мероприятия деньги можно брать только из плана. Это, сами понимаете, не приветствуется. Громов умел находить золотую середину. Он не сковывал инициативу подчиненных, но и за расходованием плановых средств следить не забывал. Одним словом, инициатива должна быть разумной. Можно выполнить задачу с перерасходом средств, а можно с экономией. Такого рода инициатива всегда приветствуется, но при этом экономия не должна приводить к ухудшению результата.
Все остальные армии Белорусского военного округа были танковые, и только 28-я — общевойсковая. Здесь все мы получили соответствующий опыт в управлении, причем опыт разнообразный и новаторский, по всем видам обеспечения, в том числе и по разведке, химзащите, инженерным делам.
Тогда я заметил, как много внимания уделяет Громов вопросам взаимодействия между войсками. Это его конек. Умение наладить надежное управление в самых сложных условиях боевых действий и является основной его силой, в этом и состоит его полководческий талант.
Пришло время, Громова вызвали в ЦК КПСС и сообщили о переводе в Афганистан. Через некоторое время туда же направили и меня.
ПРИКАЗ
Министра обороны СССР По личному составу № 0336 1 июня 1987 года г. Москва
§ 1. Назначить: 1. Генерал-лейтенанта Громова Бориса Всеволодовича — командующим 40-й армией, освободив его от должности командующего 28-й армией.
Министр обороны СССР Генерал армии Д. Язов — Уехал я в Афганистан на десять дней раньше Громова, — продолжает свой рассказ Вячеслав Александрович. — Борис Всеволодович провожал меня и сказал, чтобы я готовил для него плацдарм. Готовить для него, конечно, ничего не надо было. Афганистан он знал лучше всех.
В отличие от Громова мне было много сложнее. Я попал в Афганистан впервые. Просто счастье, что работать мне пришлось с таким опытным командиром.
Первый его совет мне был такой — пока не освоился, не высовывай башку.
Замом по вооружениям был Сергей Александрович Маев. Он мне тоже очень помог разобраться в обстановке и делах. И именно с нами, как я уже говорил, Громов наиболее плотно работал.