Похищение генерала фон Ильгена
Похищение генерала фон Ильгена
Мечислав Стефаньский был новым человеком в группе Кузнецова. В сентябре 1939 года, находясь на службе в армии Польши, попал в плен к немцам. Но из лагеря для военнопленных ему вскоре удалось бежать. Он нелегально перешел советскую границу и добровольно вступил в ряды Красной Армии, где ему вскоре предложили работать в советской разведке. Стефаньского вновь посылают в Польшу, снабдив паролем для связи: «Гость из Варшавы».
В течение июня 1941 года Стефаньский информировал Центр о передвижениях немецких войск на границе с Советским Союзом, о районах их сосредоточения, о складах оружия, боеприпасов, горючего.
Вечером 21 июня 1941 года Стефаньский решил попытаться перейти через Буг на советский берег. Сделать это оказалось непросто. Вдоль берега реки буквально через каждые двадцать-тридцать метров располагались сторожевые посты. Стефаньский с большим трудом подлез под колючую проволоку и до одиннадцати часов вечера лежал, притаившись в кустах. Набравшись решимости, он вошел в реку. Было неглубоко, но его, кажется, заметили. Прозвучало несколько выстрелов в направлении советского берега. Темная ночь помогла ему, однако, благополучно достичь советской территории.
«Гость из Варшавы!» – ответил Стефаньский пограничникам, встретившим его на берегу.
В штабе Стефаньский доложил, что, по его мнению, немцы должны вот-вот перейти границу. Он не ошибся в своих предположениях – под утро фашистская Германия напала на Советский Союз. Стефаньский поселился в Ровно и остался в оккупации не случайно. Так ему было приказано. Долгое время он действовал в одиночку, а в ноябре 1943 года Центр решил связать его с группой Кузнецова.
Утром 15 ноября в квартире Стефаньского собрались он, Кузнецов, Струтинский и Ян Каминский. Они обсудили последние детали смелой операции.
По заданию Кузнецова Валя Довгер, Лидия Лисовская и Майя Микота составили подробное описание распорядка дня и образа жизни генерала фон Ильгена.
Командующий «Остентруппен», как и генерал Даргель, любил обедать дома, в одиночку или в обществе своей домоправительницы Лидии Лисовской. Правда, во время обеда в квартире находились оба генеральских адъютанта и посыльный.
До шести часов вечера охрану виллы нес один часовой, а на ночь выделялось по три часовых. Из этого следовало, что операцию следовало провести в дневное время. Кузнецов решил назначить похищение генерала на середину дня, когда генерал обычно обедал.
Так случилось, что в то время вся прислуга генерала, оба адъютанта, посыльный и еще четыре солдата из числа охраны, находились в отъезде. Они повезли в Германию награбленное фон Ильгеном имущество – двадцать больших чемоданов. На горизонте маячили трудные времена, и фон Ильген хотел надежнее упрятать награбленное имущество, особенно драгоценности.
Места отсутствовавших «чистокровных арийцев» временно заменяли солдаты из «казаков» и два унтер-офицера из числа фольксдойче, немецкое происхождение которых было сомнительным. У обоих отцы были украинцы, а матери полунемки.
Фон Ильген пребывал в хорошем расположении духа, несмотря на то, что дела на фронте шли неважно, а операция против партизан провалилась. Дело было в том, что генерал-фельдмаршал Кейтель обещал произвести его в генерал-полковники.
Лидия сообщила, что в период с 10 по 17 ноября в обеденное время в доме никого не будет, кроме нее и временного денщика, а наружную охрану будет нести еще один солдат из «казаков».
Кузнецов решил провести операцию 15 ноября. В 12 часов дня он, Струтинский, Стефаньский и Каминский сели в длинный серый «адлер», который был «позаимствован» в гараже гебитскомиссариата и искусно перекрашен Василием Буримом и Григорием Пономаренко.
Жители Ровно редко появлялись на Млынарской улице, так как на ней преимущественно проживали немцы – военные и штатские. Это осиное гнездо люди старались обходить стороной.
Одноэтажная вилла фон Ильгена находилась в небольшом саду. Под окнами дома расхаживал часовой, ожидавший смену. Он не проявил никакого беспокойства, увидев, что по улице едет автомобиль с офицерами.
Кузнецов, не обращая внимания на часового, устремил взгляд на крайнее левое окно виллы. Штора на окне была опущена. Это был сигнал. Лидия сообщала, что операцию следует отложить.
– Поезжай прямо, – напряженно произнес Кузнецов, обращаясь к сидевшему за рулем Струтинскому, и серый «адлер» продолжил свой путь.
Перед небольшим перекрестком Струтинский остановил машину, поднял капот и начал копаться в моторе. Это было условленное место встречи с Майей Микотой на случай возникновения непредвиденных обстоятельств.
– Не беспокойтесь, ничего страшного не произошло, – сообщила Майя, проходя мимо автомобиля. – Генерал передал по телефону, что задерживается на службе, но обязательно будет дома к половине пятого. Все остальное остается без изменений.
В 16 часов 30 минут «адлер» вновь появился на Млынарской улице. На сей раз штора на крайнем левом окне была поднята, что означало, что все в порядке. Кузнецов вздохнул с облегчением. Он обрадовался бы еще более, если бы знал, что избежал встречи, которая могла бы сорвать операцию. За несколько минут до появления машины Кузнецова у виллы фон Ильгена из подъезда соседнего дома вышел генерал Кернер. Вполне естественно предположить, что Кернера и его адъютанта могла заинтересовать машина Кузнецова.
– Герр генерал ист цу хаузе?[15] – мимоходом спросил Кузнецов часового, замершего по стойке «смирно».
– Герр офицер, я плохо понимаю по-немецки.
– Я прибыл из Житомира со срочным поручением для генерала фон Ильгена. – Гауптман Зиберт, не ожидая согласия часового, решительно направился к двери в сопровождении двух офицеров и солдата.
Струтинский оставил мотор автомобиля работающим, чтобы потом не терять ни секунды.
В холле виллы навстречу гауптману поспешил временный денщик фон Ильгена.
– Господин гауптман, его превосходительства нет дома. Хотите его подождать или передадите поручение мне? – на неуверенном немецком языке начал объясняться денщик и вдруг осекся, почувствовав, как ему в грудьуперся ствол пистолета.
– Ни слова! – приказал Кузнецов по-русски. – Я советский партизан, ясно? Хочешь оставаться в живых – помогай. Нет – пеняй на себя.
Денщик опешил: немецкий гауптман… партизан! Дрожа и стуча от испуга зубами, он бормотал:
– Приказывайте, господин, товарищ офиц… товарищ партизан. Да я зараз с вами… Мы же мобилизованные, поневоле служим…
Денщика обыскали. Оружия при нем не оказалось. Его втолкнули в гостиную и приказали сидеть смирно.
Из соседней комнаты торопливо вышли Лидия и Майя и вопросительно посмотрели на Кузнецова.
– Пока все идет как надо! – он кивнул им головой и вышел на лестницу, чтобы позвать в дом часового. Часовой, пишут А. Лукин и Т. Гладков, услышав обращенное к нему на ломаном русском языке приказание, попытался было воспротивиться, заявил, что устав не разрешает ему покинуть пост. Тогда, повысив голос, Кузнецов повторил приказание. Часовой на сей раз подчинился и направился в дом. Прежде чем он успел сообразить, что происходит, его разоружили.
В это время неожиданно зазвонил телефон. Кузнецов вздрогнул. «Что делать?» Затем решительно повернулся к денщику и приказал:
– Сними трубку и ответь как надо! Если скажешь лишнее слово – поплатишься головой!
На другом конце провода оказался генерал Кернер. Он интересовался, нет ли на вилле Майи Микоты.
– Никак нет, сегодня она не приходила, – ответил денщик на вопрос Кернера.
Разведчики произвели беглый осмотр виллы. Каминский ловко выломал замки письменного стола и вынул ящики. Из них извлекли различные служебные бумаги, копии личных дел офицеров, недавно прибывших в распоряжение фон Ильгена, военные карты, записные книжки, фотографии, письма, протоколы допросов…
Обязанности часового взял на себя Струтинский. Облачившись в шинель власовца и вооружившись его винтовкой, он неторопливо расхаживал вдоль фасада виллы.
События развивались быстро. Лидия и Майя тем временем пытались воздействовать на денщика и часового:
– Для вас это последняя возможность смыть с себя пятно позора! – предупредила Майя. – Тоже мне фрицы выискались! Да как вам не стыдно быть холуями у фашистских генералов, по приказам которых убивают ваших матерей и сестер, грабят нашу землю. Или вы не знаете, что наши уже в Киеве?
– Мы насильно мобилизованные, – оправдывался часовой. – Мы готовы сделать все, что вы хотите. Прикажите только!
Денщик, в свою очередь, пытался доказать, что документы о своем немецком происхождении он сфабриковал, чтобы избежать отправки в Германию.
– Опозорил я и семью, и деревню, и себя, – сетовал часовой. – Стреляйте меня на месте, я это заслужил… А вы знаете, – вдруг обратился он к Кузнецову, – может произойти неприятность. С минуты на минуту должны прийти сюда, чтобы сменить меня. Да и генерал знает меня в лицо. Разрешите мне снова заступить на пост. Не бойтесь, вторично я предателем не стану.
Кузнецов подумал и согласился. Риск, конечно, был велик, но другого выхода не было. Часовой сменил Струтинского, но его винтовку, на всякий случай, разрядили. Кроме того, Струтинский из засады наблюдал каждый шаг часового.
Примерно в шесть часов пятнадцать минут у виллы остановился черный «мерседес», из которого вышел генерал фон Ильген. Разведчики заняли свои места. Наступил кульминационный момент операции.
Миновав часового, отдавшего ему честь, фон Ильген спокойно поднялся по ступенькам лестницы и вошел в прихожую. Там его ожидала Майя, которая сделала ему книксен и помогла снять шинель. Следом за ней в прихожей появилась Лидия. К удивлению фон Ильгена, она прильнула к его плечу и стала благодарить за подарок, который он сделал ей на днях.
Генерал был польщен. Он уже намеревался ответить комплиментом на любезность женщин, как перед ним неожиданно возник незнакомый офицер с пистолетом в руке.
– Здравствуйте, генерал! – сказал Кузнецов опешившему фон Ильгену. – Кажется, вы изъявляли желание встретиться с Медведевым? Я готов проводить вас к нему, честь имею!
– Кто вы такой? – гневно крикнул фон Ильген и бросился на Кузнецова.
Завязалась рукопашная схватка. На помощь Кузнецову пришли Каминский и Струтинский. Генерал отличался большой физической силой и хорошо владел приемами самообороны. Страх за свою жизнь и гнев, что он попался так глупо в собственном доме, умножали его силы. Кузнецов уже был готов применить орудие, но в это время подскочил денщик и ударом ноги сбил фон Ильгена. Генерал рухнул на пол, на него навалились сразу трое и связали.
– Если не прекратите сопротивление, пристрелю! – пригрозил Кузнецов и засунул ему в рот носовой платок.
Фон Ильген выпучил глаза и затих.
Теперь надо было спешить. Каминский и Стефаньский погрузили в машину несколько генеральских сумок и чемоданов с документами и драгоценностями. Кузнецов заставил денщика написать записку и оставить ее на столе. В записке говорилось: «Спасибо за кашу. Ухожу к партизанам. Беру с собой генерала. Смерть немецким оккупантам! Яков Мясников, бывший Якоб Мясницки». Этим шагом Кузнецов хотел ввести в заблуждение гестапо.
Кузнецов вышел из виллы последним, поддерживая под локоть фон Ильгена, руки которого были связаны за спиной.
– Скорее, сейчас смена придет! – нервозно поторапливал Кузнецова часовой.
Фон Ильген знал русский язык и понял смысл слов часового. У самой машины он резко повернулся, выплюнул изо рта платок и заорал:
– Хильфе! Хильфе![16]
Генерала снова усмирили и затолкали в машину. Каминский набросил ему на голову шинель.
– Погоня! Немцы! – воскликнул Стефаньский, увидев четырех немецких офицеров, приближавшихся к вилле.
«Кто они? – пронеслось в мозгу Кузнецова. – Случайные прохожие или спешат на помощь, заслышав крик?» Но и на сей раз Кузнецов проявил фантастическую выдержку и самообладание, умение в самый ответственный момент найти верное решение. Он взял на изготовку автомат и пошел навстречу офицерам:
– Прошу остановиться, господа офицеры! – потребовал Кузнецов. – Я из гестапо. – В подтверждение своих слов он показал на бляху, которая давала ее обладателю большие полномочия. – Мы преследовали и только что схватили партизана, одетого в нашу военную форму. Вы находитесь в зоне, где совершен террористический акт. Прошу вас предъявить документы!
Те дали документы. Гестаповцу они не могли не подчиниться. Кузнецов долго рассматривал их удостоверения, записал в свою книжку их фамилии.
– Вы трое можете идти, а вас, господин Гранау, – обратился он к четвертому, – прошу вместе с нами проехать в гестапо.
По документу Кузнецов увидел, что гауптман Гранау был личным шофером рейхскомиссара Эриха Коха. «Пригодится», – подумал он.
Когда Гранау подошел вместе с Кузнецовым к машине, Каминский и Стефаньский по знаку Николая Ивановича быстро втолкнули его в машину и обезоружили.
«Адлер», который вмещал только пять человек, повез восьмерых. Он промчался по пустынным улицам на большой скорости, выехал за город и через час оказался в надежном убежище – на хуторе Валентина Тайхмана, что недалеко от деревни Новый Двор.
Похищение генерала фон Ильгена стало центральным эпизодом известного советского кинофильма «Подвиг разведчика», который обошел экраны многих стран мира.
В течение ночи Кузнецов допрашивал фон Ильгена и Гранау. Они дали сведения, которые представляли большую ценность для советского командования.
Как же отразилось похищение фон Ильгена на судьбе Лидии Лисовской и Майи Микоты? По решению руководства абвера в Ровно они были арестованы. Но, заранее предвидя такое развитие событий, сестры запаслись «доказательствами» своей невиновности. В этом им особенно эффективно помог фон Ортель, в то время еще находившийся в городе. Проявив полное безразличие к судьбе генерала фон Ильгена, он заявил, что 15 ноября после полудня якобы находился в обществе Лидии и Майи. В свою очередь, руководство ровенского гестапо также встало на защиту своих «сотрудниц», и абверу пришлось освободить Лидию и Майю.
К концу 1943 года Лидия и Майя отошли от активного участия в событиях в Ровно, так как изменилось и их собственное положение и обстановка в городе. В частности, по соображениям безопасности им пришлось временно прекратить свое сотрудничество с Кузнецовым. Сестры вновь активно включились в разведывательную деятельность накануне освобождения Ровно частями Красной Армии. Но к тому времени они уже находились на нелегальном положении. И Лидия и Майя дождались освобождения Ровно.
Их вклад в борьбу против фашизма получил высокую оценку. Они были награждены орденами Отечественной войны первой степени.
К сожалению, 26 октября 1944 года они были предательски убиты из засады националистами-бандеровцами, скрывавшимися в лесах Западной Украины.
* * *
Когда Кузнецов и его группа прибыли на хутор Валентина Тайхмана, там в это время находился врач Альберт Цессарский. После допроса генерала фон Ильгена между Кузнецовым и Цессарским состоялся разговор, о котором последний пишет в своих мемуарах «Записки партизанского врача».
«За полтора года нашего знакомства у меня еще не было с Кузнецовым такого обстоятельного разговора, – пишет Цессарский. – Никогда еще при мне Кузнецов не говорил так много и так взволнованно. Я не запомнил всех деталей нашей беседы, во время которой этот, в общем-то, неразговорчивый человек раскрыл мне свою душу. Но помню, что он говорил о своем родном Урале, о родных, о девушке, которую любил.
Потом он надолго задумался и вдруг произнес твердо и ясно, словно вывод или закон:
– Война – бесчеловечное дело, доктор. Она калечит людские души, в том числе и в разведке. – Он ударил себя кулаком в грудь, словно хотел что-то добавить, вздохнул тяжело и отвернулся».