Похищение Джоконды

Похищение Джоконды

Вы говорили:

«Джек Лондон,

деньги,

любовь,

страсть», -

а я одно видел:

вы – Джиоконда,

которую надо украсть!

И украли…

Владимир Маяковский.

«Облако в штанах», 1915

Вернемся к самому творцу картины. Последние три года Леонардо да Винчи провел во Франции. В дореволюционной павленковской серии «ЖЗЛ» Михаил Филиппов в очерке о Леонардо пишет:

«Величавая фигура Леонардо в коричневой одежде, его густая, длинная, уже седая борода, все придавало ему вид древнего жреца. Современники нередко называли его «друидом»: стоит взглянуть на его портрет, нарисованный Леонардо красным карандашом уже в преклонном возрасте, чтобы оценить меткость этого прозвища. Впрочем, есть собственноручные портреты Леонардо, относящиеся к более раннему периоду его жизни: он с юности до старости был замечательно красив».

Безжалостная старость и болезни подкосили титана Возрождения. 23 апреля 1519 года он пишет завещание и требует, чтобы по нему были отслужены три большие и тридцать малых панихид и чтобы на его похоронах было шестьдесят факелов, несомых шестьюдесятью нищими. А девять дней спустя, 2 мая, Леонардо да Винчи скончался в возрасте шестидесяти семи лет в замке Клу на берегу Луары, близ Амбуаза.

А как портрет? Что стало с «Джокондой»?.. Официальная версия гласит, что король Франциск I купил картину за 4000 золотых экю у Леонардо, который не желал с ней расставаться до самой своей смерти.

По Алексею Гастеву, в свое время Леонардо приехал к умирающему от легочной болезни Джулиано Медичи, и тот великодушно разрешил художнику оставить у себя «Джоконду» (по существу, портрет своей любимой Пачифики), за которую позднее французский король уплатил Леонардо 400 скудо.

Экю, скудо – тоже разные варианты оплаты. Бедная «Джоконда», она вся утопает в различных разностях.

В дальнейшем картина долгое время являлась украшением королевских коллекций во Франции. Ее видели то в спальне мадам де Ментенон, всесильной фаворитки короля, то в покоях Наполеона Бонапарта в Тюильри. Людовик XIII, резвившийся еще ребенком в Большой галерее, где она висела, отказался уступить ее герцогу Букингемскому, заявив: «Невозможно расстаться с картиной, которую считают лучшей в мире».

Популярность Джоконды росла все сильнее и сильнее. Знатные дамы пытались обучать своих дочерей так же обворожительно улыбаться, как Мона Лиза. Живописцы нещадно копировали портрет и нередко выдавали свою живописную версию за подлинник (кстати, известно более 200 копий «Джоконды»). В 1804 году Мона Лиза благополучно перекочевала в Лувр и стала музейной реликвией, объектом поклонения и преклонения, как Туринская плащаница (опять же, кстати, по одной из версий ее создал все тот же Леонардо да Винчи).

Не одно поколение приходило в Лувр и неизменно застывало перед картиной Леонардо. Историк Мишле писал: «Меня влечет к ней против моей воли, точно кролика к удаву».

Джоконде писали письма, как живой женщине. Ей объяснялись в любви. Короче, вокруг нее устраивались почти ритуальные ахи и вздохи. Кража «Джоконды» подлила лишь масла в костер всеобщего поклонения.

Как это произошло? И кто поднял руку на Джоконду?

21 августа 1911 года все газеты вышли под убийственными заголовками: «Джоконда украдена!» Казалось, восклицательный знак согнулся под тяжестью укора, писал журналист Кристиан Коломбани в газете «Монд». Картину энергично разыскивали. За короткое время допросили более трех тысяч человек. Но все было тщетно. «Джоконда» исчезла. Растворилась. Канула в черную дыру. Многие опасались, что она погибла, сожженная неловким фотографом, снимавшим ее с магниевой вспышкой под открытым небом.

Поклонники искусства и все, кто хоть раз видел картину в Лувре, пребывали в отчаянии. Люди гадали, кто же этот злодей, похитивший их святыню. Назывались разные имена и среди них, как это ни странно, Пабло Пикассо – на том основании, что молодой художник часто наведывался в Лувр и отчего-то (вот уж воистину подозрительно!) подолгу сидел то в одном, то в другом зале. И почему-то завороженно – перед Моной Лизой. Но шутки в сторону. Истинный художник не может быть похитителем. Им оказался совершенно безвестный человек, Винченцо Перуджа. Итальянец. Маляр и стекольщик. Он периодически работал в Лувре вместе с другими итальянскими рабочими-сезонниками. По натуре Перуджа был большим патриотом, и ему очень не нравилось, что во французских музеях хранится много итальянских картин. Он считал, что их место – на родине, в Италии, а не в чужом городе Париже. Относительно «Джоконды» Перуджа был просто уверен, что Наполеон вывез картину во Францию как военный трофей. А раз так, то трофей надо непременно вернуть на место.

В Лувр Перуджа приходил утром в воскресные дни. «Зал был пустой, – рассказывал он через два года на следствии, – и “Джоконда” мне улыбалась. Снять ее со стены было делом минуты. Я вынул ее из рамы. Раму отнес на лестницу и там оставил, а сам вернулся в салон, взял картину и спрятал ее под блузу. Я ускользнул, не возбудив никаких подозрений».

С толстым стеклом и рамой картина весила около 40 килограммов. Без рамы и стекла она была как пушинка. Перуджа отнес «Джоконду» в свою полутемную мансарду, прикрепил холст к столику – сверху, живописным слоем вниз – и прикрыл плотной скатеркой. Получилось вроде бы на виду, а в то же время надежно спрятано. В этой мансарде под скатеркой «Джоконда» хранилась два года и три месяца. Затем Перуджа отправился на родину. Холст он провез в чемодане с двойным дном. Приехав, похититель долго сомневался, что ему делать, как отдать украденное сокровище, но при этом не угодить в тюрьму. Он прекрасно знал, какой шум поднялся из-за кражи «Джоконды». Наконец решился и отправился во Флоренцию, где остановился в гостинице «Триоли» (позднее она будет переименована в «Джоконду»). Далее, поборов страх, послал антиквару Альфредо Джери записку: «Настоящая “Джоконда” у меня. Хочу вернуть…»

Антиквар все понял, мгновенно оценил ситуацию и… сдал Винченцо Перуджу полиции. Тот был обескуражен таким предательством и все время бубнил: «Я не виновен. Это хорошее, святое дело – украсть “Джоконду”. Лувр битком набит сокровищами, которые по праву принадлежат Италии. Я не был бы итальянцем, если бы смотрел на это с безразличием. Я украл “Джоконду” во имя Италии!..»

Картину, естественно, вернули во Францию. Но прежде чем попасть в Лувр, она покрасовалась во флорентийском музее Палаццо Питти и миланской художественной галерее, где Моной Лизой вдосталь смогли налюбоваться соотечественники.

«Джоконда» возвратилась в Лувр, а ее временный обладатель Перуджа отправился в тюрьму. Приговор был на удивление мягким: один год и пятнадцать дней тюрьмы с уплатой судебных издержек. Умелый адвокат, который защищал Перуджу, сумел разжалобить судей, блестяще сыграв на их национальных чувствах.

Благодаря судебному процессу Винченцо Перуджа стал самым знаменитым вором мира. О нем писали газеты. С ним хотели познакомиться самые именитые персоны. Поэт и писатель Габриэль д’Аннунцио собирался написать о нем книгу. Апофеозом его славы явилось приглашение в Лондон – члены королевской семьи пожелали лично познакомиться с человеком, который так романтично – для родины – украл, а затем бескорыстно вернул «Джоконду».

Любопытная аберрация общественного сознания: криминальный акт превратился в благородный подвиг. В глазах некоторой части публики Перуджа предстал в роли некоего Робина Гуда от искусства. Но это не все. Одна английская дама из высшего света заочно влюбилась в героя-маляра и предложила ему руку и сердце.

Лично я не знаю, как сложилась дальнейшая судьба итальянца-патриота, но думаю, он не остался внакладе от своего поступка: по крайней мере вошел в историю искусства радом с именем Леонардо. Слава, конечно, геростратова, но все же… Люди почему-то охотно помнят и злодеев.

Однако на этом история с похищением не закончилась. «То, что произошло на самом деле, гораздо занимательней любой выдумки», – утверждает Сеймур Рейт, автор книги «День, когда украли Мону Лизу». Кражу, по его мнению, спланировали и осуществили два гениальных дельца. Они были заинтересованы вовсе не в картине Леонардо, а только в том, чтобы «Джоконду» вынесли на время из Лувра.

Главарь шайки – некий самозваный маркиз Эдуардо де Вальферио – связался в США с несколькими миллионерами. Каждый из этих богачей-коллекционеров был готов выложить за картину по 300 тысяч долларов (тогда это были громаднейшие деньги). Помощник мнимого маркиза, художник-реставратор Ив Шодрон написал шесть великолепных копий «Джоконды». Когда стало известно, что подлинную «Джоконду» украли из Лувра, то каждый коллекционер втайне надеялся, что она обязательно появится на рынке, и поэтому все шесть копий были проданы как оригинал без промедления. После такой блистательной аферы фальсификаторы исчезли, вернув оригинал «Джоконды» через подставное лицо. По этой версии, Винченцо Перуджа был всего лишь орудием мошенников, а отнюдь не бескорыстным патриотом.

О подделках картины мы поговорим еще в главе «Многоликая Джоконда», а теперь вернемся непосредственно к ее краже.

Первым, кто обнаружил исчезновение картины, был художник Луи Беру. Испытанный им шок мгновенно превратился в шок массовый. Сначала Франция, а затем весь культурный мир содрогнулись от ужаса. Горе было неподдельным: кто теперь будет людям загадочно улыбаться?! Как дальше жить без Моны Лизы?! «Человечество лишилось своей Мадонны» – так выразил общее состояние французский писатель и критик Жозефен Пеладан. Уличные музыканты стали распевать грустную песенку про «Джоконду странствующую», в которой говорилось, что она покинула нас, но непременно вернется, странствия всегда имеют свой конец.

На место пропавшей картины в Лувре срочно повесили другую – «Бельдассаре Кастильоне» кисти Рафаэля, но замена никоим образом не утешила общественность. Это был обыкновенный шедевр, а зрители жаждали супершедевра, требовали тайны и загадочности, которыми в полной мере обладала Мона Лиза.

В конце концов «Джоконда» была найдена и торжественно в сопровождении полицейских возвращена в Лувр. Все бросились в музей, чтобы вновь поклониться своему идолу. Одним из первых, кто пришел в Лувр, был поэт и критик Теофиль Готье. После своего свидания с Джокондой он заявил, что ее улыбка стала более «насмешливой» и даже «торжествующей» – торжествующей над толпами своих поклонников.

И до похищения вокруг «Джоконды» кипели страсти, но неожиданное ее исчезновение и долгожданное возвращение накалили их еще больше. Публика разделилась на два враждующих лагеря: на идолопоклонников и иконоборцев. Идолопоклонники видели в портрете божество и едва не поклонялись ему. Иконоборцы считали, что картина есть только картина и совсем излишни особые восторги перед ней и тем более не следует курить ей фимиам. В доказательство своей позиции иконоборцы говорили, что красота Джоконды – это миф, вглядитесь в нее повнимательнее: лицо бледное, одутловатое, овал его неотчетлив, подбородок маленький, руки не идут ни в какое сравнение с руками мадонн Боттичелли и т. д. Вывод: Джоконда стара. Она не способна к светлому и радостному перерождению и возрождению. Ее удел – вечное душевное смятение. Она не может быть объектом поклонения.

Вот и Аким Волынский у нас в России утверждал, что картина Леонардо, «несмотря на совершенство живописного мастерства, не входит прямо и непосредственно в душу зрителя».

Не входит в душу – значит, не способна волновать. И нечего ломать копья.

Потом грянула первая мировая война, и буря вокруг «Джоконды» сама собой улеглась. Но после окончания войны споры и шум поднялись вновь. Нашлись знатоки, у которых руки чесались свергнуть с пьедестала леонардовское «чудо». В 1920 году в журнале «Дада» художник Марсель Дюшан пририсовал Моне Лизе издевательские пышные усы, похоронив под ними «загадочнейшую из улыбок».

Отвечая на вопрос одного из журналистов, что он думает по этому поводу, Сальвадор Дали ответил:

«Я большой поклонник Марселя Дюшана, того самого, что проделал знаменитые превращения с лицом Джоконды. Он подрисовал ей малюсенькие усики, кстати, вполне в далианском стиле. А внизу фотографии приписал мелкие, но вполне различимые буковки: “ЕНТП”. Ей нев-тер-пеж! Лично у меня эта выходка Дюшана всегда вызывала самое искреннее восхищение, в тот период она, помимо всего прочего, была связана и с одной весьма важной проблемой: надо ли сжигать Лувр?..»

Лувр, слава Богу, не сожгли!.. А мы снова обратимся к разглагольствованиям Дали:

«Когда Леонардо работал над Джокондой, он был влюблен в свою мать. Совершенно бессознательно он писал некое существо, наделенное всеми возвышенными признаками материнства. В то же время улыбается она как-то двусмысленно. Весь мир увидел и все еще видит сегодня в этой двусмысленной улыбке вполне определенный оттенок эротизма. И что же происходит со злополучным беднягой, находящимся во власти Эдипова комплекса, то есть комплекса влюбленности в собственную мать? Он приходит в музей. Музей – это публичное заведение. В его подсознании – просто публичный дом или попросту бордель. И вот в том самом борделе он видит изображение, которое представляет собой прототип собирательного образа всех матерей. Мучительное присутствие собственной матери, бросающей на него нежный взор и одаривающей двусмысленной улыбкой, толкает его на преступление. Он хватает первое, что подвернулось ему под руку, скажем камень, и раздирает картину, совершая таким образом акт матереубийства. Вот вам агрессивное поведение, типичное для параноика…» («Дневник одного гения». 13 мая 1956 года).

Но и сам Дали не удержался и бросил камень в Джоконду – пустил по свету ее портрет, пририсовав собственные глаза, усы и руки. На изумленного зрителя взирает некое новое существо – Джоконда-Дали.

Но все эти живописные выходки и эскапады ничего не могли изменить: Джоконда прочно вошла в жизнь цивилизованного мира. Из объекта искусства она легко превратилась в предмет коммерции: оказалось, что образ загадочно улыбающейся Моны Лизы хорошо продается. И вот Джоконда замелькала на товарных знаках многих торговых фирм. Мона Лиза улыбалась с флаконов духов и бутылок минеральной воды, ее головка украшала корсеты и коробки сигар, крепкие напитки и противозачаточные пилюли. Джоконда воцарилась повсюду. Ее изображения распродают по сей день, точно горячие булочки. Джоконда стала приправой к любым товарам. Джоконда пошла нарасхват!..

Данный текст является ознакомительным фрагментом.