Девушка с Голубого Дуная
Девушка с Голубого Дуная
– Поймите, доктор, мне неприятно ходить в немецкой военной форме. Я постоянно чувствую, что живу среди врагов. Даже для местных жителей, кто я? Герр офицер, герр Зиберт, то есть враг! И я не имею права сказать им, кто я на самом деле. Значит, я никому не могу довериться – ни своим, ни чужим. Во всем я должен сомневаться, все проверять и перепроверять. Нервы не выдержали бы, если бы не удавалось время от времени побывать в отряде. Здесь, среди своих, я словно сбрасываю тяжелое бремя постоянной опасности и могу свободно вздохнуть, расслабиться, – жаловался однажды Кузнецов врачу Альберту Цессарскому.
Кузнецов никогда не забывал, что гитлеровцы подозревают наличие в городе советских разведчиков. Иногда им удавалось находить убедительные тому доказательства. Работа по раскрытию сети советской разведки велась постоянно и широко. В гестапо и абвере трудились профессионалы, умевшие находить следы, которые неизбежно оставлял противник.
Полицейский режим в Ровно отличался исключительной строгостью. Поэтому советской разведке было нелегко работать в этом городе. В связи с этим особую важность приобретал вопрос о документах для разведчиков.
В общей сложности документы у разведчиков из группы Кузнецова гестаповцы, абверовцы, жандармы и военные патрули проверяли свыше четырехсот раз.
Много раз проверяли документы и у Пауля Вильгельма Зиберта, включая проверку со стороны личной охраны рейхскомиссара Коха. В отряде проявляли особую заботу о том, чтобы все данные в «служебной книжке» Зиберта были в полном порядке. В ней было немало всякого рода записей: о наградах, перемещении по службе, о присвоении очередных званий – сначала «обер-лейтенанта», а затем – «гауптмана». Немцы и представить не могли себе, что человек, который говорил по-немецки так, словно вырос в Берлине, был инженером с Урала, стопроцентным русским.
В один из первых дней после начала Курской битвы документы у Кузнецова проверяли трижды. Два раза это делали офицерские патрули, а третьим проверяющим оказался пехотный полковник. Внимательно изучив его документы, полковник неожиданно спросил:
– Где вы питаетесь, обер-лейтенант?
Зиберт назвал несколько мест.
– Странно, я знаю в лицо всех офицеров гарнизона, а вас вижу впервые.
Зиберт учтиво объяснил, что в силу особенностей своей службы он не находится в городе постоянно, а появляется здесь время от времени.
Хотя документы у него были в порядке, Кузнецов обеспокоился. Тройная проверка на протяжении одного дня могла, конечно, оказаться случайностью, ну а если это было результатом какого-либо упущения с его стороны или, наконец, следствием какой-либо другой серьезной причины? На всякий случай в отряде решили, чтобы Кузнецов на время затаился и несколько дней не выходил в город.
Вечером того дня Кузнецов встретился с Валей Довгер, которая сообщила, что утром в Ровно тайно побывал Альфред Розенберг, и поэтому на главных улицах города документы проверяли у всех без исключения. В рейхскомиссариате, сказала Валя, царило необычное оживление, непрерывно поддерживалась телефонная связь с Берлином и фронтом, ответственные работники канцелярии целый день не покидали своих кабинетов. В резиденции Коха в последние дни побывало необычно много генералов и старших офицеров.
– Немцы чего-то ждут. Предстоит какое-то важное событие, – заключила Валя.
Нет необходимости говорить о том, что вся эта информация была немедленно передана в Москву.
Кроме обычных для немецкого офицера документов Кузнецов имел еще два – специальный пропуск абверовской службы и гестаповский жетон за номером 4885. Пропуском и жетоном, которые давали большие права, он пользовался в самых исключительных случаях – всего несколько раз.
Но у Кузнецова не было в Ровно законного жилья. Заявление на прописку следовало подавать в военную комендатуру и полицию. Этот путь был заказан ему, так как обер-лейтенант Зиберт нигде не числился в качестве военнослужащего вермахта. Даже самая поверхностная проверка установила бы, что он «человек со стороны».
Кузнецов вел кочевой образ жизни, находился в постоянном движении, менял квартиры и местонахождение. Его мобильность намного возросла, когда ему пришла идея пользоваться автомобилями, «позаимствованными» у немцев – в гараже рейхскомиссариата, в гарнизонной комендатуре или в какой-либо воинской части. В зависимости от характера и продолжительности операции автомобили использовались или с подлинными номерами, или с новыми. Иногда захваченные автомобили перекрашивались и использовались многократно.
Шофером у Кузнецова был его бесстрашный соратник Николай Струтинский. В машине всегда содержался солидный запас всякого рода сувениров, которые помогали галантному обер-лейтенанту в деликатных ситуациях, облегчали заводить новые знакомства.
Однажды после полудня Пауль Зиберт «случайно» познакомился на почте с красивой немкой Лотой Гейне, одолжив ей авторучку, чтобы написать адрес на посылке. Как бы ненароком, увидев то, что она написала. Зиберт воскликнул:
– Неужели вы из Тутлингена, что на берегу прекрасного голубого Дуная? Так мы же почти земляки с вами! Как случилось, что из такого райского местечка вас забросило в эту русскую пустыню, фрейлейн?
– Господин обер-лейтенант тоже из Тутлингена.
– Нет, я из Ульма, это ниже по течению. Но я не сдержался, когда увидел, что мы с вами почти из одних мест, простите!
Молодая немка заинтересовала Кузнецова по многим причинам. Во-первых, она работала в штабе начальника войск резерва группы армий «Юг» генерала авиации Китцингера. Во-вторых, в случае необходимости в ее квартире, видимо, можно было бы найти временное пристанище. В-третьих, через нее можно было бы завести новые знакомства среди офицеров гарнизона.
– Фрейлейн Лота, сочту за честь, если, вы позволите в память о нашем знакомстве подарить вам авторучку. Как это ни странно, но именно она нас познакомила.
Так авторучка с золотым пером «Мон Блан» оказалась у Лоты.
Потом они немного прошлись по городу, беседуя на разные темы. Кузнецов видел, что нравится Лоте, и при расставании они договорились встретиться завтра в девять часов вечера в сквере на Немецкой улице.
Однако у Кузнецова сложилось впечатление, что его новая знакомая едва ли является рядовой служащей. А если это так, то она, видимо, придет на свидание не одна, попытается проверить своего «земляка» с голубого Дуная.
Во всяком случае, такой вариант исключать не следовало. Поэтому на следующий день Кузнецов пришел на десять минут раньше, чем было условлено. Лота была уже там, она стояла на тротуаре напротив сквера. Кузнецова это насторожило. Невдалеке от нее прохаживались три эсэсовца, а на углу улицы около большого черного автомобиля стояли двое в штатском.
В создавшейся обстановке отступать было некуда. Эсэсовцы уже зафиксировали его появление. Не исключалось, что кто-нибудь шел за ним сзади. Поэтому Кузнецов хладнокровно продолжал свой путь и прошел мимо Лоты, не взглянув в ее сторону. Лота не узнала его, так как из-за ненастной погоды он был в черной офицерской накидке, скрывавшей знаки различия и очертания фигуры. Отдав честь эсэсовцу – штурмбанфюреру, Зиберт свернул в первый встретившийся переулок и растворился в вечернем сумраке.
Впоследствии так и не удалось выяснить, действительно ли Лота пришла на свидание в сопровождении эсэсовцев, или же все это было случайным совпадением. Кузнецов не замечал за собой какой-либо слежки, и, судя по всему, фашистская контрразведка еще не включила его в поле своего зрения.
Но вскоре один случай вновь напомнил о проблеме, возникшей в связи с Лотой Гейне. Шевчуку удалось узнать, что гестапо забросило в отряд Медведева своего опытного агента, который представился командованию отряда бывшим военнопленным, бежавшим якобы из немецкого концлагеря. Почувствовав, что ему не поверили, фашистский лазутчик бежал из отряда, но вблизи Ровно его перехватили разведчики из группы Кузнецова и расстреляли.
Среди бумаг, найденных у агента, оказалось подробное описание Николая Кузнецова. Лазутчик гестапо, правда, сомневался относительно того, на кого работает обер-лейтенант Зиберт – на советскую или английскую разведку. Но не приходится сомневаться, что миссия Пауля Зиберта закончилась бы трагично, если бы агент успел оповестить своих хозяев о том, что он видел и слышал в Цуманском лесу о Кузнецове.