Средь бела дня
Средь бела дня
Вернемся к событиям, происходившим в Ровно примерно в то же время, что и «случай с фон Ортелем».
20 апреля 1943 года Валя Довгер и Кузнецов увидели на трибуне во время торжеств по случаю дня рождения фюрера генерала Германа Кнута. Этот толстый генерал был важной персоной. Он ведал «Пакетаукционом», немецким военным учреждением, занимавшимся изъятием богатств в оккупированных районах Советского Союза. Грабитель – такова была главная профессия Германа Кнута.
Правление «Пакетаукциона» находилось на улице Легионерской, недалеко от железнодорожного вокзала. В пять часов вечера 10 ноября 1943 года черный «опель» остановился недалеко от здания канцелярии генерала Кнута. В машине находились одетые в немецкую роенную форму Николай Кузнецов, голландец Хуберт Глаас, комсомолец Иван Корицкий и Николай Струтинский. Вооружены они были автоматами.
Ждали они недолго. Ровно в 6 часов Кнут вышел из здания и направился к своему «мерседесу». Корицкий открыл дверцу «опеля», и когда машина генерала приблизилась, он и Кузнецов открыли по ней огонь из автоматов, а Хуберт Глаас бросил в нее гранату. В «мерседесе» были убиты генерал Кнут, его адъютант и шофер.
Во время покушения Пауль Зиберт был уже в новом звании «гауптман», так как загадочного обер-лейтенанта повсюду разыскивали.
Через несколько минут после покушения на Кнута в городе завыли сирены, улицы были перекрыты патрулями.
Дорогу «опелю», в котором находился гауптман Зиберт со своей группой, решительно преградил патрульный. Случилось это вблизи штаба генерала Китцингера.
– Ваши документы!
Гауптман Зиберт предъявил документ на себя и на автомобиль. Их пропустили. Но стоило им доехать до следующего квартала, как их снова остановили.
– Стой! Предъявите документы!
– Но позвольте, у нас только что проверяли!
– Не удивляйтесь, гауптман! Сейчас проверяют на каждом шагу. Ищем бандитов в немецкой военной форме, которые убили генерала Кнута, – объяснил патрульный, возвращая документы Кузнецову. – Можете ехать! – разрешил он.
– Как бы нас не накрыли, – вглядываясь вперед, произнес Кузнецов. – Коля, как только доедем до следующего перекрестка, сверни направо и сразу останови, – сказал он Струтинскому.
– Только не там, – запротестовал Струтинский. – На перекрестке наверняка стоит патруль.
– Я думаю, что там они еще не успели выставить страну. Не волнуйся, Коля, все будет в порядке.
Струтинский выполнил команду Кузнецова и вскоре остановил машину на указанном месте.
– Вы, трое, наблюдайте за главной улицей, а я пойду «помогать» немцам, – сказал Кузнецов, выходя из машины.
Через несколько минут гауптман Зиберт уже останавливал машину, следовавшую через перекресток.
– Стой! Предъявите документы!
Он проверил один автомобиль и пропустил его. Затем остановил вторую машину. – Стой! Ваши документы!
– Господин гауптман, у меня уже три раза проверяли! Что происходит сегодня? Почему ревут сирены? Или русские прорвались в город?
– Извините, но сегодня проверки будут на каждом шагу. Мы ищем русских бандитов, одетых в немецкую военную форму.
Приближался третий автомобиль. Это был черный «мерседес», набитый гестаповцами. Шофер «мерседеса» знаком показал Зиберту, чтобы он его не останавливал, но гауптман энергичным подъемом руки приказал водителю затормозить.
– Стой! Ваши документы! – категоричным тоном потребовал Кузнецов.
– Не беспокойтесь, господин гауптман, – произнес лейтенант, показывая гестаповский жетон. – Мы тоже ловим бандитов, одетых в немецкую форму. – И язвительно добавил:
– Пуганая ворона куста боится. Поехали!
В течение двух часов Кузнецов занимался проверкой документов, пока Струтинский не сообщил ему о том, что на других улицах патрули сняты. Однако выезд из города все еще был закрыт.
– Поезжай на конспиративную базу, – сказал Кузнецов Струтинскому. – Мы здесь расходимся. Я иду к Лисовской. На два дня всем замереть, – объявил Кузнецов.
Имперского советника финансов Геля фашисты похоронили с помпой – с венком, с ораторами, с некрологами в газетах. Большой шум был поднят и в связи с покушением на Даргеля. О смерти же Кнута не было написано ни слова. Немцы решили замолчать этот факт, так как, видимо, пришли к выводу, что это будет лучше для их престижа. Иначе какая же Германия «непобедимая сила», если ее министров и генералов уничтожают средь бела дня.
Вскоре после ликвидации генерала Кнута в оккупированных районах Советского Союза и Польши родилась легенда о необычном человеке богатырской силы, который ходит по городам и селам и средь бела дня уничтожает фашистских министров и генералов. В народе говорили, вспоминает Дмитрий Медведев, что появился народный мститель, который наказывает оккупантов за их преступления, мстит за горе и слезы миллионов людей.
Николай Кузнецов стал легендой еще при жизни. В его личности народ персонифицировал дух геройства, исторически восходящий к былинным подвигам Ильи Муромца, развившийся в славных делах Пожарского, Кутузова, Чапаева и Пархоменко, а в годы второй мировой войны олицетворенный героями нового поколения – Николаем Гастелло, Зоей Космодемьянской, героями-краснодонцами – Олегом Кошевым и Сергеем Тюлениным.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
Мы гуляем средь торосов
Мы гуляем средь торосов Мы гуляем средь торосов В голубых лучах луны, Все проклятые вопросы, Говорят, разрешены. Но луна, как пряник мятный, Детский пряник ледяной, Вдруг покатится обратно, И — покончено с луной. И, встревоженное чудом, Сердце дрогнет у меня, Я достану
Я хочу, чтоб средь метели[183]
Я хочу, чтоб средь метели[183] Я хочу, чтоб средь метели В черной буре снеговой, Точно угли, окна тлели, Ясной вехой путевой. В очаге бы том всегдашнем Жили пламени цветы, И чтоб теплый и нестрашный Тихо зверь дышал домашний Средь домашней
11. Дона Бела — Данте (1265 г.)
11. Дона Бела?— Данте (1265 г.) В ту ночь, когда тебя я родила, Привиделся мне очень странный сон: Слетел с небес орел, и поднял он Меня над бездной адского котла. Кипела сера и лилась смола, И свет холодный бил со всех сторон, И слышала я жалобы и стон, И волнам боли не было
«Средь мглы томительной и нудной…»
«Средь мглы томительной и нудной…» Средь мглы томительной и нудной, Навстречу первому лучу Я вышел в путь прямой и трудный, Затеплив скромную свечу. Пусть слева ветер лицемерный, Меняя дважды голос свой, Меня сбивал с дороги верной, Толкая в омут головой. Пускай
П. А. Терскому («Средь неугомонной…»)
П. А. Терскому («Средь неугомонной…») Средь неугомонной Лирики советской, Мыслями казенной, А по форме детской, Эта книга, Петро, Будет, вероятно, Чистотою метра Всем весьма приятна. 1926 г. 20 февраля.
Л. М. Пеньковскому («Средь теперешней московской…»)
Л. М. Пеньковскому («Средь теперешней московской…») Средь теперешней московской Поэтической трухи, Получи-ка, Лев Пеньковский, Настоящие стихи. Я не мчусь лихим карьером Виршеплетам модным вслед, Ибо я не «некто в сером», А сознательный поэт. 1926 г. 24 марта.
А. И. Худяковой («Вы средь дешевой канители…»)
А. И. Худяковой («Вы средь дешевой канители…») Вы средь дешевой канители Мою лирическую нить По-настоящему сумели Почувствовать и оценить. Так пусть за это как награда, В передгрозовый душный час Моя спокойная «Прохлада» Провеет в комнате у Вас. 1927 г. 27 ноября.
II. «Средь суеты и розни светской…»
II. «Средь суеты и розни светской…» Средь суеты и розни светской, Во дни сомнений и труда, Лишь этот чистый облик детский Душе заветен, как звезда. И эти косы смоляные, И снежный девственный наряд Мои бессонницы земные Слезами райскими кропят. Но что за боль, – не
«Средь толпы, средь потускневших взглядов…»
«Средь толпы, средь потускневших взглядов…» Средь толпы, средь потускневших взглядов Я тебя, как солнышко, ищу. Может быть, твой голос где-то рядом, Твой игривый солнечный прищур. Может быть, ещё не так уж плохи У меня любовные дела. И в сердцах житейской суматохи, Может
Бела Клюева ЗДРАВСТВУЙТЕ, Я ВАША БАБУШКА!
Бела Клюева ЗДРАВСТВУЙТЕ, Я ВАША БАБУШКА! «Дорогие мои фантасты! Спасибо за приз имени Ефремова, я принимаю его с чувством, словно вы одновременно присуждаете мне звание Бабушки Фантастики, на которое я с искренним удовольствием и надеждой, что не узурпирую его ни у кого,
Номер 94. Ханиф Курейши. Луна средь бела дня (1999)
Номер 94. Ханиф Курейши. Луна средь бела дня (1999) Для краткости можно было бы сказать, что Ханиф Курейши — это читабельный Салман Рушди. Однако это было бы упрощенчество (само сравнение отдает расизмом), потому что они совершенно разные: один, пакистанец по отцу, родился в
Бела Кун
Бела Кун – Бела Кун едва ли был троцкист. Что послужило причиной его гибели? Думаю, он был не совсем устойчивый. В период революционного подъема он очень хорош. А уже в 30-х годах… Его компания… Был представителем Венгерской компартии в Москве. Что-то было… Многих тогда
«Средь шумного бала»
«Средь шумного бала» Может быть, на этих дурачествах моя дружба с негритенком и кончилась бы, как кончилась когда-то дружба с Би-ба-бо, если бы негр не начал передразнивать певцов, вернее, даже не певцов, а мои же собственные занятия пением.Я уже говорил о том, что некоторое
«Черного кобеля не отмоешь до бела»
«Черного кобеля не отмоешь до бела» Еще в самом начале работы в мастерской первого лагпункта однажды наш взор поразил великолепный всадник, из старого ушедшего мира… Казалось, что ожил статный, стройный, мужественный, красивый гвардейский офицер Его Императорского
«СРЕДЬ ШУМНОГО БАЛА…»
«СРЕДЬ ШУМНОГО БАЛА…» Порой жизнь человека резко изменяет своё течение — достаточно единой минуты. И чаще всего речь здесь может идти о любви с первого взгляда. Подобное произошло и с Алексеем Константиновичем Толстым. Своему «прекрасному мгновенью» он посвятил одно из
Бела Клюева ВОСПОМИНАНИЯ
Бела Клюева ВОСПОМИНАНИЯ Меня зовут Бела Клюева (а не Максим Каммерер), и «людены» не «написали мне письмо», а по телефону попросили меня написать «мемуар» об Аркадии и Борисе Стругацких. Я не мастер по этой части, да и сам Аркадий мне не раз говорил: «Память у тебя, Белка,