Полина Виардо – Тургеневу

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Полина Виардо – Тургеневу

Начало августа 1862. Баден-Баден.

Дорогой Тургенев, мы были очень счастливы, получив, наконец, весточку от вас. Каким образом она могла так долго находиться в пути? Две недели! Да ведь это ужасно! Утром 29-го числа Жюльена получила письмо от княгини Орловой, которая сообщала, что в Бельфонтен приезжала г-жа Маркович и говорила о получении от вас длинного письма. To ли почта доходит до Парижа скорее, чем до Бадена, как кажется, – то ли вы с большой охотой пишете вашей толстой малороссиянке, нежели нам[75]. Признаюсь, что меня это немножко выводит из себя. Ho надобно простить мне эту неуравновешенность, потому что вот уже почти две недели, как я пребываю едва ли не в полной неподвижности, случившейся в результате падения – я умудрилась сильно поранить щиколотку правой ноги левым каблуком. Из-за этой ранки нога моя раздулась и образовалась небольшая корка, не дающая ранке затянуться. Bce это, включая боли и прострел в пояснице, приковало меня к постели. Доктор должен прислать сегодня сильнодействующую мазь, чтобы попытаться снять эту противную корку. B любом случае, раньше чем через четыре дня мазь действовать не начнет – а до тех пор мне придется оставаться в кровати. Более чем вероятно, что мои прогулки смогут возобновиться, самое раннее, через две недели. Ho не слишком жалейте меня – меня здесь ужасно балуют – г-жа Ниман (Мария Зеебах), с которой мы познакомились, очень ко мне расположена. Вчера она мне пересказала и сыграла почти целиком роль Гретхен. Это весьма талантливая женщина, к тому же очаровательная – я чувствую большую предрасположенность сильно ее полюбить. Она восхитительно исполняет небольшие комические поэмы. Сегодня она вскорости должна прийти. Моя постель переделана в ложу на авансцене, и я переживаю приятнейшие мгновения, внимая прекрасным сочинениям. Здесь Ферд. Гиллер, он много для меня играет. Видите, на таких условиях многие бы позавидовали моей ноге и пояснице. Я вынуждена заканчивать письмо и укладываться. Мне с трудом удается сесть. Напишите мне поскорее, если у вас есть такое в мыслях. B любом случае, не забывайте меня.

Тысяча самых горячих приветов.

Полина.

B 1860-х годах он еще несколько раз приезжает за границу и встречается с Виардо. Он пишет стихи для Полины, Полина сочиняет к ним музыку и исполняет романсы. Тургенев организует в Петербурге издание альбома под названием «12 романсов на стихи Пушкина, Фета и Тургенева, переведенные Ф. Боденштедом и положенные на музыку П. Виардо» в 1864 году. Второе издание альбома с еще 10 романсами выходит в 1865 году в Петербурге и в Лейпциге. Тургенев с гордостью сообщает Полине: «Дело с музыкальным альбомом тоже, надеюсь, пойдет как по маслу. Рубинштейн охотно за это берется: он сыграл все 15 номеров и всеми остался очень доволен, а некоторые из них его поразили; особенно восхитили его «Шепот», «Тихая ночь», «Цветок», «Мой голос», «Колыбельная песня», «Две розы». Он обещал завтра же свести меня со своим издателем, и тут уже мы начнем действовать изо всех сил».

Полина Виардо. Перерисовка с дагеротипа Сергея Левицкого. 1853 г.

Спасское, июнь 1865.

Завывает ветер, проливной дождь с градом хлещет по стеклам, небо заволокло мрачной, грязно-серой пеленой, деревья раскачиваются из стороны в сторону, как одержимые, термометр показывает 4 градуса выше нуля (в полдень!), в комнатах холодно и сыро, встревоженные порывом ветра вороны каркают жалобно и уныло. Фет, который только что уехал, едва влез в экипаж, закутался в пушистую зимнюю шубу; даже увозивших его лошадей бил озноб, и шерсть их стояла дыбом; встречные крестьяне укутаны в овчинные тулупы, их огромные меховые шапки надвинуты на самую бороду, которую ветер крутит, как петушиные хвосты, мухи – да что я говорю! две полузамерзшие мухи, единственные в этом году, только что прилипли к рукам, противный запах, отдающий затхлостью и старыми грибами, проникает до мозга костей; ноги ломит, в животе урчит – вот точное изображение моего нынешнего пребывания в «cara patria»[76]. Можете себе вообразить, до какой степени все это заставляет меня думать о моем милом и очаровательном Баден-Бадене? Решительно я рассматриваю себя здесь пребывающим в карантине (он и длится около шести недель) и немного утешаюсь при мысли, что половина срока уже миновала. Терпение! Терпение!

Фет пробыл в Спасском почти два дня, и под конец мы кричали и орали, как в Куртавнеле. Этот человек, которого я люблю всем сердцем, обладает даром выводить меня из себя. Ho кончилось все громким смехом, нам вспомнилась известная сцена и слова г-жи Гарсиа: «Они убили друг друга!». Он просил меня передать вам его почтительный привет, он даже попытался сочинить стихи, которые бы вы положили на музыку, но на сей раз его муза оплошала. Он рассказывал мне о причудах старины Боткина, которого поселил у себя и который ему порядочно отравляет жизнь. Лишь бы тот включил его в свое завещание! Фет намеревается в следующем году приехать в Баден-Баден, портрет дома произвел здесь настоящий фурор. (Я только что сходил за пледом и укутал им колени… Да! забыл сказать главное: затопили печи!)

Выборы отложены до августа: я сожалею об этом, так как хотел бы присутствовать при этом первом опыте децентрализации общественной жизни.

Посылаю вам сегодня фотографию моего друга-философа. Сделайте с нее набросок «головы». Одна особенность: после каждого слова он издает: «эм, э-эм, э-э-эм». Уверен, что мадемуазель Пельниц угадает цвет его панталон.

Еще одно дополнение к картине: Бубуль храпит в своем углу – никогда не видел, чтобы собаки так храпели, а толстый кохинхинский петух кричит под окном ужасно низким и хриплым голосом. Ho что это! раздался чих! другой! – это мой слуга схватил насморк.

Воскресенье, 13/25 июня

Небо как будто сжалилось над нами: сегодня стоит сносная погода, мы больше не дрожим от холода, а там, в вышине проглядывает синева. Ho… это вечное «но»! я не получил письма! Оснований ожидать его сегодня не было, раз я получил одно в четверг. Ho так уж устроен человек. Надеюсь завтра получить письмо, извещающее меня о присылке векселя.

Вы не поверите, дорогая госпожа Виардо, в каком жалком состоянии находится сейчас русская литература! Я пролистал десятка два томов (журнальных), ничего! ничего! Плоская и грязная ругань, изрыгаемая с пеной у рта и как-то по-дурацки, болтовня, пустословие, ни тени какого-нибудь нового таланта, настоящая пустыня! Можно навсегда потерять вкус к литературе. Уважающий себя человек не может ввязываться в эту сутолоку, где в изобилии сыплются пощечины, раздаваемые нечистыми руками. Я складываю руки с большей убежденностью, чем когда-либо, ибо лень моя вполне оправданна. Зубоскальте, господа!

Мы только что совершили довольно милую семейную прогулку. Неужели все-таки началось лето?

До скорого свидания, theuerste Freundinn[77]. Обнимаю Виардо, всех и припадаю к вашим стопам.

Der Ihrige[78] И. T

Баден-Баден, 8 июля 1865

Мой дорогой Тургенев, ваше письмо, законченное 28-го числа, сегодня не пришло. Надеюсь, что оно замешкалось в дороге! Я вижу, что и мои письма доходят до вас так же медленно. Так где же они делают остановки? B самом деле, как подумаешь о том, что могло приключиться с письмом после того, как оно покинуло руки писавшего, сердце сжимается и уже почти не получаешь удовольствия, читая это, с таким нетерпением ожидавшееся письмо. B Петербурге вы найдете два небольших письмеца в hotel de France. He знаю, дойдет ли вовремя это, но все равно пишу, будь что будет… Если вы прибудете 17-го, в Ooce вас встретят. Ну, смотрите сами. Только предупредите меня, не делайте сюрпризов, не лишайте меня удовольствия ожидать вас раньше.

Позавчера вечером скончалась матушка Великого герцога. Неделю в Конверсационе не будет концертов. Мы отменили завтрашний музыкальный утренник.

Приехал брат Рубинштейна. Ho я его еще не видела, Розенгеймы, г-жа Шуман на посту.

Ваше описание зимы, которая стоит у вас, очень понравилось. Хотелось бы мне дать вам подобное описание удушливой жары, которой в настоящее время наслаждаемся мы, но у тебя его не будет, Никола. B доме закупорено все – и ставни и окна. Мы только и делаем что пьем, пьем и пьем, но все равно страдаем от жары – солнце слепит глаза, низвергая по временам в лицо жгучие, как дыхание разгоряченного Титана, потоки жара… Ночи, однако, великолепны. Соловью платили бы по 20 франков за каждое выступление, оживи он своим прекрасным пением чудесный пейзаж, который простирается нашим взором в этой восхитительной местности, ночью (было около полуночи, когда разъехались мы) я прогуливалась по саду – на поверхности воды подвижно, но с широко открытыми глазами, держались утки. Moe приближение напугало их. Большая лягушка прыгнула в воду. Что-то побольше размером зашевелилось у цветочного бордюра, думая, что это птенчик, наклонилась, протянула руку и обнаружила, что это огромная отвратительная жаба. Распрямившись, увидела перед собой Пэгаза[79], неподвижного, как чучело, луна светила ему прямо в глаза, и от этого они казались совершенно зелеными. Мы долго молчаливо смотрели друг на друга…

«Ish starrte und stand unbeweglich

Dem Blick zu Pegasen gewandt»[80]

Я позвала его, он заворчал, и я умолкла. Забавное животное! на всех нас он смотрит с такой угрозой, будто подозревает, что мы насильно заставили вас исчезнуть. То-то он будет радоваться вашему приезду! мысленно ставя себя на его место, я gonne[81] его счастью, верное существо! Moe резное бюро заняло свое место, оно вышло вполне удачным и выглядит очаровательно. Решительно, я перенесу квадратное фортепьяно в детскую и верну мое маленькое пианино на прежнее место. He могу сочинять на этом огромном инструменте, выставляющем напоказ все свои внутренности. Нет-нет, мне больше по душе моя неказистая развалюха, берущая совсем немного места и именно вследствие своего маленького звучания не вызывающая желания играть.

Кроме того, я ни разу не зашла в гостиную, не заметив, сколько пространства занимает квадратное фортепьяно. Это вносит в мою комнату как бы дисгармонию, которая утомляет и не дает свыкнуться с ним.

Поме ждет вашего приезда, чтобы навестить нас. Г-жа Фавтье вчера миновала Баден-Баден, возвращаясь из своего ежегодного путешествия по Германии. Ha вас рассчитывают к «крестинам»[82]. До свидания, до свидания. Какое счастье думать об этом!

Подросшие дети доставляли все больше хлопот. B 1865 г. Полина Тургенева вышла замуж за управляющего стекольной фабрикой в Ружмоне Гастона Брюэра (1835–1885), от которого родила двоих детей. Ee семейная жизнь сложилась неудачно, в конце 1870-x гг. она покинула мужа и переехала в Швейцарию.

B 1868 г. Луиза, которую Тургенев назвал «нигилисткой чистой воды, хоть и не русской» рассталась со своим мужем и отправилась вместе с четырехлетним сыном в Брюссель, где в это время жила ее подруга кн. E. H. Орлова, жена русского посланника кн. H. А. Орлова.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.