Глава 17 Светлеют печальные лица

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 17

Светлеют печальные лица

Не прошло и суток, как адвокат Чепмена отказался вести дело. На следующий день после предъявления обвинения за Чепменом приехали в Беллвью. На него надели бронежилет и под охраной вывели на Первую авеню. Улица была перекрыта. У тротуара стояли два полицейских фургона и патрульные машины. В каком именно автомобиле поедет подозреваемый, держали в секрете во избежание покушения. Кортеж поехал в уголовный суд Манхеттена на экстренное заседание суда.

На входе в зал суда всех обыскивали, проверяли металлоискателями и требовали удостоверение личности — для 1980 года совершенно нехарактерный уровень безопасности. Адвокат Чепмена, Герберт Олдерберг, вошел в здание в окружении детективов из генеральной прокуратуры. Его взяли под охрану из-за шквала звонков с угрозами.

Стоя перед судьей Рейной Увиллер, Олдерберг заявил, что в случае оправдания Чепмена ему угрожают расправой над ним самим и его семьей. Поскольку задача адвоката — бороться за свободу клиента, страх за личную безопасность негативно сказывается на его способности защищать Чепмена.

К середине дня был назначен новый адвокат. Джонатан Маркс, бывший помощник федерального прокурора, не боялся народного гнева. В том году он уже вел дело, вызвавшее сильнейший общественный резонанс. Подсудимого обвиняли в том, что он толкнул под поезд семнадцатилетнюю флейтистку Рене Катц, в результате чего девушка потеряла руку. В результате энергичной защиты Маркса был вынесен оправдательный приговор.

Йоко, призывающая фанатов воздержаться от самосуда, «сейчас не время для ненависти и разочарования», узнала, что есть среди людей маньяки, мечтающие усугубить трагедию. Полиция арестовала перед Дакотой человека, пообещавшего убить Йоко. Другой псих в международном аэропорте Лос-Анджелеса похвастался, что хочет застрелить Ринго, когда тот выйдет с нью-йоркского рейса.

Ринго впоследствии отметит, что смерть Джона всколыхнула в некоторых людях самое худшее: «Нашлись те, кто тоже решил повесить на стену голову битла». Хотя его фраза прозвучала как шутка, по рок-сообществу прокатилась волна ужаса.

11 декабря на передовице «Нью-Йорк Пост» появилась фотография тела Леннона перед кремацией, видимо, сделанная работником морга. Во время дела «Сына Сэма» «Дейли Ньюс» обошла на повороте всех конкурентов, потому что Дэвид Берковиц вышел на связь с их колумнистом Джимми Бреслином. Стив Данливи из «Пост», решив перехватить флаг, публиковал открытые письма серийному убийце. Но Берковиц, занятый перепиской с Бреслином, проигнорировал его. На этот раз «Пост» твердо решила биться за корону любыми средствами. Газетчики, конечно, понимали их мотивы, но музыканты восприняли фотографию, как оскорбление и доказательство, что даже после смерти их не оставят в покое.

В первые же сутки после смерти Джона Пол нанял двух охранников проверять всех гостей и патрулировать участок, даже если никого из Маккартни не было дома. Мудрое решение, потому что в 1984 году британская полиция арестовала заговорщиков, которые якобы задумали вломиться в дом, похитить Линду Маккартни и потребовать выкуп в размере 12,6 миллионов долларов.

Власти прилагали все силы, чтобы обеспечить безопасность Чепмена. Во-первых, он мог покончить с собой. Во-вторых, ходили слухи, что фанаты задумали ворваться в больницу. Тридцатидневное обследование сочли неоправданным риском. 12 декабря его перевели в камеру Рикерс-Айленда, тюремного комплекса в Ист-Ривер, между Квинсом и Бронксом.

Стало еще хуже. Арестанты видели в Чепмене труса. Сразу начались издевательства. На стене накарябали: «Чемпен (!), тебе осталось недолго (!). Прощения не будет. Ты попал».

Хотя Чепмена изолировали от других заключенных, он на основании этой угрозы решил, что ему подсыпали яд в пищу. И начал голодовку. Руководство тюрьмы меньше всего хотело, чтобы самый известный узник откинулся до суда. Специально для него очистили лазарет. Там, оставшись один, он начал есть.

С каждым часом все больше народу толпилось на улицах вокруг Дакоты.

— Я дежурила здесь каждый день, с утра до вечера, — сказала шестнадцатилетняя обитательница Квинс Аннет Ньюман газете «Дейли Ньюс». — Когда рядом те, кто разделяет твои чувства, боль утраты переживаешь не так остро.

Поклонникам нужна была возможность проводить Леннона в последний путь, ведь похорон-то не было. На воскресенье 14 декабря назначили панихиду в Центральном парке — десятиминутное «молчаливое прощание».

Самые ярые фанаты, человек сорок, собрались в парке с вечера. Ночью температура опустилась до -5 °C. Они сидели на холоде и вспоминали Джона. Когда встало солнце, начали подтягиваться люди. Их собралось под сто тысяч. Торговец цветами Филип Атлас расположился на западной Семьдесят второй стрит с двумя тысячами маргариток. Фанаты, стоя на газоне, держали в руках цветы и горящие свечи. Подъехал грузовик с колонками, и полчаса над толпой звучали песни «Битлз». Еще полчаса все отрешенно слушали классическую музыку. А потом все смолкло — на людей обрушилась, невероятная тишина.

Народ стоял плотной стеной. Кто-то смотрел глаза, другие смотрели перед собой, некоторые молились, думали о Джоне, его печальном конце жизни, его мечтах о мире. Там, среди толпы, всем было тепло и уютно, несмотря на декабрь.

В Ливерпуле собралось тридцать тысяч человек почтить память отважного паренька из средней школы Квори Банка, прославившего этот суровый северный город на весь мир. По всему Нью-Йорку можно было видеть тех, кто прощался с Джоном. Перед универмагом «Мейсиз» на Геральд-сквер посреди тротуара стояла пара, склонив головы. На Центральном вокзале группа подростков молча слушала песни «Битлз», льющиеся из радиоприемника.

«Ну-ка вместе, быстрей, все ко мне[11]».

Дэвиду Геффену пришла записка от Йоко: «Благодарю тебя за слезы и молитвы. Я видела улыбку Джона в небесах. Видела, как светлеют печальные лица. Видела, как мы сливаемся в единый разум. Спасибо».

Кен Дэшоу в выходные работал на радио WRCN в Риверхеде, Лонг-Айленд. Он ставил песни «Битлз» и говорил о Ленноне. Когда поклонники в Центральном парке провожали Джона в последний путь, Кен с выпускающим режиссером решили, что целую минуту в эфире будет тишина.

— Тишина — самое худшее, что бывает на радио, — сказал он. — Но я никогда не забуду, какой громкой была эта тишина. Ни одна группа в мире не звучала громче.

В дискаунтере «Шейнз» в Лейк-Ронконкома, Лонг-Айленд, две молодые кассирши решили присоединиться к десятиминутному «молчаливому прощанию», повернувшись спиной к кассам.

— Это дело принципа, — объяснила семнадцатилетняя Сюзанна Стивенс.

Покупатели не оценили их жеста.

— Она прекратила торговлю, — пожаловался представитель «Шейнз» газете «Нью-Йорк Пост». — Сказала клиенту: «После панихиды»… Люди пришли в ярость, орали, а она вела себя так, будто ее тут нет. Покупатели бросали товары и уходили из магазина.

Вторая кассирша, восемнадцатилетняя Донна Палмири, глядя на это, через две минуты вернулась к кассе. Потом она написала объяснительную и отделалась выговором.

Сюзанну уволили.

— Я бы повторила свой поступок, — сказала она газете. — Таковы мои убеждения.

Адам в Центральном парке присоединился к людям, поющим на эстраде «Come Together», «Imagine» и «A Day in the Life».

— Нас всех раздирали эмоции, но все в той толпе разделяли наши чувства, — сказал он. — Когда люди начали расходиться, с неба посыпались крупные снежные хлопья. Я не верю в высшие силы, но казалось, что наши переживания вызвали снег.

В последующие недели Адам не мог слушать «Double Fantasy», и в принципе музыка Джона стала восприниматься совсем по-другому. На собственной свадьбе в 1997 году Адам шел к алтарю под «Grow Old with Me», песню, не вошедшую в «Double Fantasy» и выпущенную в 1984 году в альбоме Джона и Йоко «Milk and Honey».

«Старей со мною рядом, иного мне не надо», — пел Джон.

Пока фанаты распевали песни под окнами Дакоты, Эллен Чеслер с мужем у себя дома слушали «Битлз».

— У меня, кажется, не было ни одного альбома, — сказала она. — Только подборки, величайшие хиты.

Весь дом переживал за семью Джона, и за собственную безопасность. Теперь все знали, где живут Ленноны, что сулило неприятности.