Глава 16 «Хреново, да?»
Глава 16
«Хреново, да?»
Джордж Харрисон, ярый поборник сострадания и отказа от насилия, не мог испытывать к убийце друга ничего, кроме презрения. Он считал, что Леннон и Маккартни мешали его творческой самореализации, но боль утраты от этого не становилась меньше.
— Мы вместе столько всего пережили, — сказал Джордж. — Я до сих пор искренне люблю и уважаю Джона. В экосистеме, называемой планета Земля, Чепмен — паразит, — заключил Джордж. — Возмутительно, что люди, неспособные навести порядок в собственной жизни, отнимают жизнь других.
Так же Харрисона мучила паранойя, что теперь расплодятся подражатели. В каждом письме поклонника он стал видеть послание убийцы. А к его поместью стекались незнакомые люди, чтобы петь песни «Битлз».
Их число росло.
Перед тем, как сесть на самолет до Нью-Йорка, Ринго позвонил Харрисону. Приятно было поговорить с человеком, который тебя понимает. Йоко тоже позвонила. Джордж выразил ей глубочайшие соболезнования. После этого разговора ему стало чуть полегче на душе. Он настолько пришел в себя, что отправился в домашнюю студию.
Там сидел Эл Купер, один из основателей группы «Blood, Sweat amp; Tears», и работал над аранжировками песен Джорджа для нового альбома. Он вместе с перкуссионистом Рэем Купером и старым другом Джона Питом Шоттоном как могли отвлекали Джорджа от мрачных дум, даже напоили его спиртным.
Не помогло.
Примечательно, что многие жители Нью-Йорка узнали об убийстве лишь на утро. Кто-то не смотрел новости, другие рано легли спать. Но по дороге на работу каждый увидел заголовки газет.
На первой полосе «Дейли Ньюс» стояла большая фотография Дэвида Геффена, ведущего Йоко Оно через толпу. Заголовок над ней гласил: ЗДЕСЬ БЫЛ УБИТ ДЖОН ЛЕННОН!
Слева от фотографии располагался небольшой портрет Джона с подписью: «Убит перед домом»
В статье приводились слова Нины Макфедден, жительницы верхнего Уэст-Сайда, которая проходила мимо Дакоты во время инцидента:
— Я видела, как Джон с Йоко вылезли из лимузина. Они зашли в ворота. Потом раздалось пять выстрелов. Просто оглушительных. Я услышала крики Йоко: «На помощь! На помощь!» И лишь потом заметила человека с пистолетом.
Барбара Тайри, няня, ухаживающая за двумя детьми, живущими на первом этаже Дакоты, рассказала, как выглянула в окно и увидела царящую на улице суматоху.
— Это было ужасно, — сказала она. — Просто
ужасно.
В «Нью-Йорк Пост» опубликовали комментарии Эллен Чеслер, полученные Джорджем Арцтом.
— Это очень, очень печально, — сказала она журналисту. — Для всего мира он был Джоном Ленноном, но для нас, живущих в Дакоте, он был просто соседом.
В Сити-Холле мэр Эд Коч, прочитав статью, вызвал к себе Эллен, чей кабинет располагался на другом конце коридора. Так же в помещении был заместитель мэра Боб Вагнер.
— Он был изумлен до глубины души, — сказала Эллен о мэре. — Произошла трагедия международного масштаба, а я оказалась свидетелем. Я стала звездой дня.
Карен Беккер всю ночь слушала нью-йоркскую радиостанцию WPLJ и говорила по телефону об убийстве Леннона с братом Дэйвом. Она хотела пойти к Дакоте, но вот уже три года работала учительницей в Греческой православной школе, и с самого утра у нее был урок.
— На работу я шла, не чувствуя земли под ногами, — сказала она. — Часть моей души умерла вместе с Джоном Ленноном. Единственный способ выразить скорбь, который пришел мне в голову — надеть черную повязку на руку.
Помощник директора, заметив повязку, сочувственно посмотрел на Карен.
— Наверное, нам всем теперь придется взрослеть.
Глория говорила по телефону с мужем. Его речь была очень вразумительна. Перестав ощущать себя никем, он обрел способность замечать чужие проблемы.
— Найми адвоката, — посоветовал он. — Тебе нужно защищать свои интересы.
Она так и поступила. Адвокат Брук Харт первым делом отшил всех, кто хотел купить мемуары Глории, заявив, что она человек замкнутый, и наживаться на трагедии не собирается.
На вопрос, есть ли почва под теорией, что Чепмен совершил убийство, потому что подлинным Джоном Ленноном считал себя, Харт ответил:
— В этом предположении содержится изрядная доля правды.
На пресс-конференции Глория продемонстрировала такое глубокое раскаяние, что даже самые закаленные репортеры прониклись сочувствием к ее положению.
Она заявила, что глубоко сожалеет о случившемся, о том, что Джон Леннон погиб, и что такое горе обрушилось на его жену и сына. «Я скорблю о смерти Джона Леннона».
И все же Глория свято верила в прощение, как учит ее новая религия. Она объяснила, что всегда оправдывала Марка, «когда он в прошлом делал плохие вещи».
Ее слова, обращенные к попавшему в беду мужу: «Я тебя люблю».
Как и Джордж, Пол Маккартни не любил телефонных звонков. Пол и Линда по вечерам предпочитали общаться с детьми, а не смотреть телевизор или слушать радио. Утром 9 декабря, когда Линда повезла детей в школу, Пол включил телефон. Первый позвонивший все ему рассказал.
Даже смерть собственной матери не задела его так сильно.
Тогда он, по крайней мере, был морально готов.
Его терзали ярость, горе, страх. Ему всегда хотелось только одного: заниматься музыкой, радовать людей. Его жизненная философия выражена в песне 1976 года «Silly Love Songs» — ответ Леннону, который обозвал творчество Маккартни «дурацкими любовными песенками»: «Некоторые люди хотят дарить миру дурацкие любовные песенки / И что в этом плохого?»
А теперь повсюду убийцы следят не только за ним, но, может, и за его женой и детьми. Вернувшись домой, Линда застала мужа в расстройстве, трясущегося, в слезах.
Он позвонил Джорджу. Они вместе оплакали потерю брата. Он позвонил Йоко. Отношения с Джоном были такими яркими. Джон бывал сволочью, не раз ставил Пола на место. Йоко сказала Полу, что Джон всегда любил товарища по группе. Пол ответил, что это чувство было взаимным. И постарался утешить Йоко, которая не могла взять в толк, как же у кого-то поднялась рука отнять Джона у семьи.
В этом Пол был с ней солидарен.
Прежде он переживал за Джулиана. Теперь его сердце разрывалось от жалости к Шону.
Нужен способ облегчить боль, иначе его ждет нервный срыв. Когда позвонил Джордж Мартин, он сказал, что они с Линдой едут в студию. Может, получится излить переживания в музыке.
Они сели в лимузин и выехали за ворота, где уже собрались репортеры. Перед ними предстал мертвенно бледный мужчина.
— Смириться с этим невозможно, — сказал Пол. — Джон был отличным парнем. Без него мир осиротел.
Машина рванула вперед. Маккартни понимал, что у студии журналистов будет еще больше. Скорее всего, пресса будет бегать за ним еще долго. Они с Линдой обсудили, не пойти ли на похороны Джона. Решили, что не стоит. Появление Пола вызовет настоящий хаос. Джон не заслуживает таких унизительных проводов. Его сердечность, его любовь к семье, даже дурной нрав — вот что должны запомнить люди, но никак не зрелище папарацци, обступивших Пола Маккартни. Йоко знала, что Пол переживает — этого достаточно.
И все же он хотел показать свои чувства.
Обращаясь к следующей толпе журналистов, он предложит «всем поддержать Йоко».
Ринго вышел из лимузина на западной Семьдесят второй улице. Волосы его были спутаны, глаза покраснели. Хотя он много времени провел на тропическом солнце, кожа его осталась практически белой. Он приехал поддержать Йоко, но его появление лишь подлило бензина в пожар. Со всех сторон набегали фанаты. Зеваки стояли прямо на машинах и вопили во все горло.
— Расступитесь! — заорал кто-то.
Несколько работников Дакоты попробовали организовать вокруг ударника импровизированное кольцо охраны. Кто-то пихнул изнуренного Ринго плечом, так, что у того мотнулась голова. На миг закрыв глаза, Ринго шагнул вперед. Какая-то женщина схватила его за волосы. Во времена «битломании» такое случалось не раз, но теперь? Ринго вырвался из цепкой хватки и озадаченно посмотрел на нахалку. Но счел за лучшее промолчать.
Он приехал ради семьи Джона, не ради себя.
Старый друг Джона два часа занимал Йоко разговорами. В отличие от остальных «битлов», он всегда одобрял ленноновский выбор спутницы жизни, и Йоко безоговорочно любила его.
Когда Ринго уезжал, толпа выросла еще больше. За лимузином, увозящим его в аэропорт, долго бежали люди. Он решил отправиться в Лос-Анджелес. Если за «битлом» по всему Нью-Йорку будут носиться фанаты, Йоко от этого легче не станет.
Вдобавок Ринго без особой любви относился к городу, где убили его друга.
Когда Ринго ушел, Йоко испытала приступ физической боли. По привычке позвав Джона, она вспомнила, что его больше нет.
Она объявила, что похорон мужа не будет; и того бедлама, что творится перед Дакотой, более чем достаточно.
— Джон любил человечество и молился за него, — сказала она. — Пожалуйста, отплатите ему тем же.
Шона держали в неведении, пока Йоко не позвала его в свою спальню. Пятилетний мальчик видел, что мама грустит, и спросил, где папа. Хоть он и не знал, что произошло перед домом, он чувствовал, что Джон исчез. Йоко подтвердила его страхи.
— Твой папа мертв.
Он отказался верить. Она показала ему газету.
Йоко взяла сына за руку и отвела на то место, где упал на землю отец. Соседи и работники Дакоты со слезами на глазах смотрели, как мальчик разглядывает пол.
Йоко попробовала объяснить, как так вышло, что душевнобольной фанат убил своего кумира.
Шон никак не мог понять.
— Если любишь человека, зачем причинять ему боль?
— Он был сумасшедшим.
Шон попробовал усвоить информацию.
— Мы должны выяснить, действительно ли он сошел с ума, или просто задумал убить папу.
— Решать судье.
— Судье? Как в теннисе или в баскетболе?
Вопрос Шона вызвал у Йоко улыбку. Она вспомнила, как Джон играл с сыном, беседовал с ним, цеплялся за какое-нибудь слово и выстраивал вокруг него разговор.
— Папочка ушел к Богу, — сказал Шон. — Тот, кто умер, становится большой-пребольшой, ведь он теперь — часть мира.
Мать с сыном вернулись в квартиру. Шон не хотел, чтобы мать видела его слезы. Он пошел к себе в комнату и, со слезами на глазах, попробовал сочинить стих.
— Помню, как люди шумели на улице, — скажет он журналу «Нью-Йорк» через тридцать лет, — помню костры, песни, полицейскую ленту внизу, как записывали «Double Fantasy», голос отца, его кожу, его колено. Будто я проснулся ото сна, и в тот миг перестал быть ребенком.
В пивной «Кникербокер» Адам Шэнкер с трудом наполнял стаканы.
— Я был раздавлен и уничтожен, — вспоминает он. — Я плакал за стойкой, и люди относились с пониманием. Весь город был в состоянии шока.
Тодд Рандгрен не знал, как относиться к тому, что Марк Дэвид Чепмен оказался большим ценителем его творчества — из-за песни «Rock and Roll Pussy» и якобы вражды с Джоном Ленноном.
— Просто неудачное совпадение, в жизни так бывает, — сказал он о том, что Чепмен среди прочих вещей на алтаре в «Шератоне» оставил его «The Battle of Todd Rundgren». Рандгрен всякое повидал и знал, что среди его поклонников хватает полоумных
фанатов.
— Хорошо уже то, что с ними редко сталкиваешься, — сказал он.
В Вашингтоне президент Джимми Картер воздал должное «духу Леннона, духу "Битлз", одновременно нахальному и серьезному, ироничному и идеалистичному». По его словам, как человек, разделяющий те же идеалы, он «возмущен вопиющей бессмысленностью» убийства Леннона. «Вдвойне мучительно то, что Джон Леннон, долгие годы борющийся за мир, умер насильственной смертью».
Подходила к концу встреча Рейгана и кардинала Теренса Кука, когда репортеры спросили у свежеизбранного президента, что он думает об убийстве «битла».
— А что тут можно сказать? — ответил Рейган, с трудом подбирая слова. — Это великая трагедия. Еще одно доказательство, что мы должны найти способ прекратить подобные трагедии.
Кук слушал пространные рассуждения Рейгана.
— Вся в целом картина насилия на наших улицах требует внимания и вмешательства, и мы найдем достойный ответ, — тем не менее, бывший губернатор Калифорнии, будучи консерватором, заявил, что запрет на владение оружием проблемы не решит.
— Я в это никогда не верил, — сказал Рейган репортерам. На этих словах кардинал сделал едва заметный шаг назад. — Я верю в калифорнийский способ контроля над оружием… Если человек, совершивший преступление, был вооружен, добавьте к сроку от пяти до пятнадцати лет.
Такое предложение не успокоило Кейске, брата Йоко. Житель Токио, он прямым текстом обвинил в смерти Леннона американскую традицию держать дома оружие и попросил Йоко вернуться на родину, где, по его словам, «можно не бояться вооруженных фанатов».
Но Йоко не собиралась уезжать из Нью-Йорка — города, разительно отличающегося от остальной Америки, избравшей президентом Рональда Рейгана и разделяющей его взгляды на свободную продажу оружия.
— Свободному обороту оружия в США надо положить конец, — сказал журналистам мэр Коч.
Однако язвительный выпад из-за океана вызвал его гнев: в редакторской колонке лондонского «Нью Стандард» черным по белому было написано, что «бессмысленные убийства стали обычным делом и для Нью-Йорка, и для всей Америки, где всеобщее право на ношение оружия порождает монстров».
— А в Англии что, монстров нет? — ответил Коч, высказавшись вполне в духе Джона Леннона: — Для начала спросите ирландцев.
Перенесемся в уголовный суд Манхеттена. В 15:10 Чепмена выпускают из камеры и ведут в зал номер 129 для предъявления обвинения. Туда набилось много народу, каждый зевака изучает выражение лица подозреваемого. Три года назад здесь стоял Дэвид Берковиц, «Сын Сэма» — загадочный маньяк, убивший шестерых случайных прохожих и ранивший еще семерых. Сидя в клетке, он улыбался и глумился над матерью одной из жертв. Чепмен совсем не такой. Он не скалится, не паясничает. По лицу невозможно прочитать ничего.
Чепмена обвинили в убийстве второй степени, как и всех подсудимых в штате Нью-Йорк, поскольку убийство первой степени означает смертный приговор. Помощник окружного прокурора Ким Хогриф сказал суду, что он «совершил преднамеренное и спланированное убийство Джона Леннона». Услышав эти слова, Чепмен повесил голову.
Назначенный судом адвокат Герберт Олдерберг заявил, что Марк слышал голоса и убежден, что его действия направлял сатана. Таким образом, его клиент «не до конца осознавал, что происходит», должен быть признан невменяемым и направлен на лечение.
В Англии почтили память Леннона показом на Би-Би-Си фильма «Помогите!», а в США в каждом выпуске новостей в красках описывали его убийство, пытаясь загнать иррациональные действия Чепмена в рамки здравого смысла. WABC, где работал Алан Вейс, показали снимки Чепмена, как его ведут в тюрьму, набросив плащ на голову. Легендарный ведущий Роджер Гримсби изобразил подозреваемого как недотепу, которого довела до ручки собственная неспособность долго работать на одном месте.
— Добрый вечер, с вами Роджер Гримсби, — приветствовал он зрителей в начале шестичасовых новостей. — Марк Дэвид Чепмен, двадцать пять лет, бывший охранник, ныне безработный, обвиняется в убийстве.
Показывают кадры, снятые за последние сутки: перепуганного очевидца перед Дакотой.
— В кого стреляли? — спрашивают у женщины.
— В Джона Леннона.
Видно, как в больницу Рузвельта бежит продюсер Леннона Джек Дуглас. Доносятся его слова: «Передайте, что я здесь. Он же тогда только-только от меня ушел».
На CBS ведущий Чарльз Осгуд рассказал согражданам, как мир был потрясен нападением, и как тяжело люди всей планеты переживают утрату:
— Вчера в Нью-Йорке был застрелен Джон Леннон во дворе собственного дома… Убийца не был лично с ним знаком. Все произошло так внезапно, так беспричинно, что у него просто не было времени убежать, спрятаться… Весь мир оплакивает Джона Леннона, будто он был вождем человечества, королем или президентам. Хотя нет, смерть королей и президентов редко вызывает такую скорбь.
Сводная сестра Джона Джулия Берд не смотрела телевизор: ей было невыносимо видеть взволнованных свидетелей, политиков, бесстрастно несущих юридический бред, фотографии счастливого Джона с семьей. Но знать подробности ей хотелось. Но ведь есть газеты, они позволяют контролировать поток информации. На самых тяжелых местах можно или перелистнуть страницу, или подождать, пока успокоятся нервы.
В «ЭЙР Студиос» в Лондоне Пол Маккартни и Джордж Мартин в прямом смысле рыдали друг у друга в объятиях. Хотя Пол делал вялые попытки записывать музыку, большую часть времени они, как на поминках, вспоминали истории из жизни убитого друга.
На выходе из студии Пола уже поджидали репортеры. Маккартни физически устал от слез, но те упорно не высыхали. Жуя жвачку, он в пол уха слушал град вопросов.
— Я был просто потрясен, — раз в пятидесятый за день он описал свою реакцию. — Кошмарные вести.
Он заявил, что пришел на студию, потому что «не хотел сидеть дома».
— Почему? — спросили его.
— Настроения не было.
Репортер поинтересовался, когда Пол узнал об убийстве.
— С утра.
— С раннего утра?
— Да.
Б таких обстоятельствах неудивительно, что самая адекватная мысль, какую мог озвучить Пол, выглядела так:
— Хреново, да?
Он залез в лимузин, думая не о своей фразе, а о Джоне. И лишь когда по всему миру прогремели кадры, где он бурчит «хреново», до него дошло, как неудачно выбрано слово.
Пускай Пол навещал Джона в Дакоте, и они обсуждали возможность концерта «Битлз» в Центральном парке — публика ничего об этом не знала, и считала их врагами. Когда Пол вышел из студии, создалось впечатление, будто он с утра встал, узнал о смерти Леннона и спокойно поехал на работу. Фраза «не хотел сидеть дома» напомнила о пресс-конференции «Битлз», где Пол глумился, произнося исключительно трюизмы.
Жевание жвачки восприняли как равнодушие.
«Хреново, да?» — показалась издевкой над журналистами, ждущими прочувствованных речей.
То, что их коллегам уже досталась щедрая порция добрых слов о Джоне, ничего не значило. Во всех новостях, от Гонконга до Типперэри, звучало и цитировалось его «хреново». Хорошо, что он успел переговорить с Йоко; хотя бы семья Джона знала, что он чувствует. Но превратное мнение общественности о нем Пола не радовало. Впоследствии он приложил усилия, чтобы объяснить ход своих мыслей, упирая на то, что с уважением относился к Джону.
Но вечером 9 декабря Пол отказался давать дальнейшие интервью. Вместе с детьми он сидел перед телевизором, смотрел новости, и слезы бежали у него по лицу.
Перед Дакотой из лимузина вылез Джулиан Леннон. После отъезда Ринго к зданию стянули охрану, и фанаты уже не распускали руки. По дороге наверх подросток не сказал ни слова.
— Это кто? — раздался голос из толпы.
— Джулиан.
Когда он снова показался на улице, все вопросы стали излишни. Фанаты скандировали его имя, размахивая фотографиями отца, от которого он унаследовал внешность, музыкальный талант, и те же эмоциональные проблемы.
Вторую ночь подряд Брюс Спрингстин и «И Стрит Бэнд» выходили на сцену в Филадельфии. По этому поводу в группе вышел спор. Гитарист «Майами-Стив» Ван Зандт требовал в память Леннона отменить концерт. Брюс настаивал, что шоу должно продолжаться. Почему, он объяснил собравшейся аудитории:
— Это жестокий мир, нам регулярно приходится выносить такие вещи, которые вынести невозможно. Играть и петь нам сегодня непросто, но больше мы ничего поделать не можем.
Как и «Битлз», Спрингстин верил, что его группа несет ответственность перед фанатами, отстоявшими очередь за билетами, перекроившими все планы, чтобы попасть на концерт. Оставить их ни с чем он не может. Первым делом прозвучала лихорадочная версия его самой популярной песни «Born to Run», а в завершение концерта он исполнил собственную интерпретацию «Twist and Shout».
Чепмена отправили в психиатрическую лечебницу в Беллвью на месячное обследование. Первую ночь Марк провел один в четырехместной палате с зарешеченными окнами. Он выполнял все указания медработников.
— Это не беснующийся псих, — сказал представитель лечебницы газете «Нью-Йорк Пост». — За ночь ничего не случилось. Все выглядит более, чем нормально.
Тем не менее, каждые пятнадцать минут в окошко на массивной двери заглядывал охранник. С учетом истории Чепмена власти решили, что на случай суицида необходим круглосуточный надзор.
— Подоплека его поступка у нас заставляет быть очень осторожными, — сообщил представитель.
Естественно, поведение Чепмена уже изучали вдоль и поперек — пресса и общественность. Психологи выстраивались в очередь, чтобы выдать свою интерпретацию убийства: больной человек разыгрывает древний сценарий, где сын убивает отца, чтобы занять его место.
— Скорее всего он считал себя лидером «Битлз», — рассуждал один психотерапевт перед журналистом «Дейли Ньюс». — Наверное, этот парень сидел у себя в комнате, подыгрывал на гитаре песням «Битлз», представлял, что это он стоит на сцене стадиона Ши.
Вдохновившись примером собратьев из Нью-Йорка, поклонники Леннона из Лос-Анджелеса устроили всенощное бдение при свечах в Сенчури-Сити.
У мемориала Линкольна несколько сотен человек почтили его память минутой молчания. Б Цинциннати полторы тысячи оплакивали его на ветру под ледяным дождем. Чуть южнее, в Чаттанунге, Теннеси, преподобный Джесси Джексон собрал три тысячи преимущественно чернокожих фанатов на молебен.
«Тауэр Рекордз» из Сиэтла сообщили, что люди идут потоком и каждый покупает по два экземпляра «Double Fantasy». В Нью-Йорке «Кинг Кэрол Рекордз» на Таймс-сквер распродали все пластинки, где хоть как-то отметился Джон Леннон, а сотрудники «Геффен Рекордз» получили команду срочно допечатывать «Double Fantasy» — пришло больше миллиона заказов.
— Популярные альбомы расходятся штук по пятьдесят в сутки, но здесь творилось что-то невероятное, — изумлялся сотрудник «Кинг Кэрол». — Мы за день продали двести экземпляров последнего альбома Леннона.
В магазине «Дискомат III» на Бродвее за одиннадцать часов разошлось 275 пластинок «Double Fantasy».
— На моей памяти что-то подобное было только когда умер Элвис. Люди приходили в магазин в слезах, — сообщил менеджер Бил Кениг.
«Double Fantasy» станет самой продаваемой студийной записью Джона Леннона, и в 1981 году получит Грэмми за альбом года — с тиражом в три миллиона только в США. В конце 1980 года «(Just Like) Starting Over» станет синглом № 1 по стране, потеснив «Lady» Кении Роджерса. В Англии в течение месяца развернется беспрецедентная ситуация: три строчки в топ-5 займут синглы покойного «битла», «(Just Like) Starting Over», «Woman» и переиздание «Imagine».
Через два дня после убийства тело Джона Леннона тихо кремируют на кладбище Фернклифф в Хартсдейле, Нью-Йорк, чуть севернее Бронкса. Прах отдадут Йоко, которая, уважая презрительное отношение мужа к «культу мертвых музыкантов», спрячет его от глаз общественности.
Йоко попросила фанатов не присылать цветы в Дакоту, а лучше делать пожертвования в «Фонд духа», который чета основала в 1979 году, чтобы лично не разбирать потоки обращений нуждающихся. Их фонд поддерживал такие организации, как Гарлемский центр здоровой семьи, нью-йоркский общественный телеканал WNET, альтернативный радиоканал WBAI-FM, Армию спасения и Спортивную лигу полиции: одна из причин, почему любовь простых жителей Нью-Йорка к Джону и Йоко росла с каждым днем.
Но Йоко переживала за тех фанатов, кто слишком сильно любил Джона. За день до кремации в Бруксвилле, Флорида, Джин Костелло обнаружила в спальне тело шестнадцатилетней дочери, Колин. Девочка наглоталась таблеток. Колин страдала от ряда психологических проблем, но, по словам ее матери, «соломинкой, сломавшей верблюду спину», стала смерть Джона.
В Солт-Лейк-Сити тридцатилетний Майкл Крейг увидел репортаж об убийстве Джона и сказал другу: «Хочу со всем покончить». Потом он сунул пистолет в рот и спустил курок.
Йоко хотела бы оплакать Джона в уединении, но сообщения о самоубийствах так сильно ее расстроили, что она позвонила в «Дейли Ньюс» и сделала заявление для фанатов, умоляя их не поддаваться горю и унынию.
— Люди убивают себя, — сказала она надтреснутым голосом. — Присылают мне телеграммы со словами, что это конец эпохи и самого мира. Я очень переживаю… Подобный образ мыслей противоречит всему, во что мы с Джоном верили. Каждый должен найти в себе силы продолжать жить.