ШТРАФНАЯ РОТА. БОЙ ЗА ВЫСОТУ 371.3

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ШТРАФНАЯ РОТА.

БОЙ ЗА ВЫСОТУ 371.3

В конце апреля - начале мая 1944 нас построили в колонну «по-четыре» (позже я узнал, что наша колон­на состояла из двухсот человек, точнее, двухсот смер­тников). Пешим ходом отправили на передовую.

Шли мы примерно 8-10 дней. И оказались в око­пах перед высотой 371.3 на подступах к городу Двинску. Перед нами выступил командир роты. Это был ка­питан Закиров. Фамилию узнал позже и хорошо за­помнил, так как служил под его командование восемь месяцев, до января 1945 года.

Он объяснил, что мы отныне являемся солдатами 38-й отдельной штрафной роты

22-й Армии. Наша задача - взять расположенную перед нами высоту и удержать ее. Все, кто успешно выполнит эту задачу, будут освобождены от пребывания в штрафной роте. Таких переведут для продолжения военной службы в другие части действующей армии.

Он тогда же предупредил: «Ни о каком отступле­нии и речи быть не может. За вами пулеметы, и каж­дый, кто повернет назад или в сторону, будет тут же расстрелян». «Только вперед!» - было последнее за­явление командира роты.

В окопах мы находились двое или трое суток. Нам подвозили еду и воду. Оставалось только ждать...

Время тянулось медленно. Мы не знали, что нас ждет, но нервное напряжение вызывало тревогу. Ря­дом были почти незнакомые ребята. Некоторых изред­ка видел только в лесу.

Знакомились. Давали друг другу адреса родных. Просили сообщить им о нашей смерти, если убьют. Обещали выполнить их просьбы, если останемся жить. Предчувствие было страшное. Но при этом мы даже не представляли, что нас ждет.

Утром, почти на рассвете, наша артиллерия нача­ла обстрел высоты. Подступ к ней был заминирован и окружен колючей проволокой. Самолеты в этом бою не участвовали, танков не было. Были лишь наши тела и наши жизни, которые мы должны были отдать, как цену, за эту, будь трижды проклятую, высоту. Это мы знали заведомо...

Саперы попробовали прорезать в колючей прово­локе проход. Но шквальный огонь противника и мины, на которые наталкивались саперы, не дали им выпол­нить эту задачу. Снова заработала наша артиллерия. Под огнем взрывающихся снарядов саперы смогли кое-где убрать проволоку. Ждем зловещего приказа «Впе­ред!». И когда он прозвучал, мы, поднявшись с земли, бросились в атаку. Никаких мыслей, никакого чувства страха. Словно роботы, бежим и кричим «Ура!».

Но шквальный огонь немецких пулеметов и авто­матов заставил и нас прижаться к земле. Слышим при­каз: «По-пластунски - вперед!». Мне мешало ползти противотанковое ружье. Появилось желание его бро­сить. Но, к счастью, я этого не сделал. Редеют наши ряды. Многие солдаты уже двигаться не могут: немец­кая пуля уложила их навечно. А я ползу. Механически ползу наверх, на встречу со смертью. Мы уже были близки к цели, как огонь противника стал реже, разда­вались лишь отдельные выстрелы. Мы поднялись с земли и бросились к вершине высотки. Небольшая группа немецких солдат бежит от нас, оставляя своих раненых и убитых. А вся высотка усеяна трупами. Ра­неных мы в ярости расстреливаем. Но догонять убе­гающих нам не разрешили.

Оказавшись в немецких окопах, мы увидели, что добрая половина наших сол­дат находится на подступах к высоте убитыми или ра­неными. Капитан Закиров приказал отнести раненых вниз. Вместе с другим солдатом-штрафником подни­маю с земли живого солдата с распоротым животом. Несем осторожно, медленно: нужно еще смотреть, куда ставить ногу, потому что кругом мины. Но, увы, доне­сти его живым мы не смогли. Он скончался на наших руках. Положили труп на землю. Укрыли шинелью - и снова на высотку.

На высотке командир роты приказал нам готовить­ся к контратаке. Стою в окопе, положив на бруствер свое ПТР. Рядом землянка, где капитан Закиров по те­лефону докладывает о взятии высоты и о понесенных потерях. Просит подкрепления для развития успеха. Было это примерно в 10 утра. Весь день, до самого вечера капитан, ругаясь, требовал помощи.

Но его усилия были напрасны: помощи мы так и не получили.

Наступил вечер, а потом и ночь. Мы, по-прежне­му стоя в окопах, ждем контратаки. Когда начал брез­жить рассвет, мы услышали вдалеке скрежет гусениц танков и шум моторов, который раздавался оттуда, куда бежали немцы.

Танки приближались, начали стрелять.

Неожиданно из темноты в нескольких десятках метров от меня появилось огромное железное чудо­вище. Выстрелил из ПТР и (о, чудо!) танк замер, а потом на нем вспыхнул огонь. Продолжаю стрелять. Слышу крик командира роты: «Молодец, старший сер­жант!».

Вдруг где-то рядом взрыв снаряда, и я падаю на дно окопа. Очнулся в окружении удивительной тиши­ны. Постепенно прихожу в себя, память возвращает меня к недавним событиям. Но что со мною, еще не понимаю. Кругом тихо-тихо, ни звука... Охватил ужас, стало страшно: где танки, где ребята? Почему всё и вся молчит? Я боялся открыть глаза, пугала мысль, что нужно подняться и опять стрелять. «Нет, лучше уме­реть и все забыть...».

Продолжаю лежать с закрытыми глазами. Опять впадаю в забытье. Прихожу в себя. Мне показалось, что меня накрыли чем-то тяжелым. Неужели я накрыт одеялом? Пытаюсь снять его, но не могу. Оказалось, что я весь засыпан толстым слоем песка. Продолжаю лежать и вдруг четко слышу стоны. Чьи они? Чьи это голоса? Неужели здесь немцы? Нет, наши солдаты про­сят о помощи. «Помогите! Помогите!» - все отчетли­вее зов о помощи. Сбрасываю песок, поднимаюсь. Не­вдалеке солдат с раздавленными ногами, весь в кро­ви. Понимаю, что нужно помочь, но чем, как?.. Выг­лядываю из окопа с желанием позвать кого-то, чтобы помочь раненому...

Вокруг ужасное зрелище: тела на­ших ребят, раздавленные гусеницами немецких тан­ков. Размозженные головы, раздавленные руки, ноги, распоротые животы. Кругом куски человеческих тел и кровь. Кровь вокруг тел, невдалеке от них, свежая, еще не принятая полностью землей, так много ее было. Кровь неестественно кроваво-красного цвета. Мне по­казалось, что это она - кровь - стонет, кричит, вопит о помощи. Закружилась голова, и я снова упал на дно окопа, потеряв сознание от увиденного...

Сколько пролежал, не знаю. Но когда открыл гла­за, увидел рядом капитана Закирова, который помог мне подняться и отвел в разрушенную танками зем­лянку.

Командир роты рассказал, что четыре немецких танка подошли к нашим окопам. Один из них был под­бит мною. А три оставшихся полосовали наши око­пы, расстреливая и раздавливая всех и все, что было в них. От него же я узнал, что из 200 солдат нашей роты в живых (не убитых и не раненых) осталось только шесть...

Тогда же утром на взятой нами высоте появилась какая-то новая воинская часть, стали уносить раненых, забирать убитых.

Нас, шестерых живых, спустили вниз к подножию высоты. Мы снова оказались в окопах, из которых на­чали наступление. А потом посадили в машину и куда-то повезли.

Машина подъехала к небольшим полупустым строениям. Это, как позже узнал, оказалось месторас­положение штаба нашей роты. Там же были и другие воинские подразделения. Именно здесь наша рота дол­жна была укомплектоваться другими штрафниками-смертниками.

Познакомился со старшиной роты - Красниковым Павлом Ивановичем. Он был старожилом роты и ее пол­ным «хозяином». Павел Иванович зашел к нам в ком­нату, представился и повторил уже сказанные ранее сло­ва командира роты, что мы искупили свою вину. По­этому будем направлены в другие воинские части дей­ствующей армии. А пока нам разрешили отдохнуть. От­четливо помню, что заснуть не мог ни в этот, ни в пос­ледующие дни. В голове - беспрерывно сменяющиеся картинки прошедших сражений: убитые и раненые сол­даты, раздавленные и покалеченные, распоротые жи­воты, размозженные головы... Перед глазами постоян­ная, невероятная жуть. Кровь, бесконечная кровь на солдатах и на земле. Все в крови - и руки, и ноги. Кровь на мне и на других солдатах. Стоны, крики, зов о помо­щи в ушах. Было такое впечатление, что схожу с ума.

Бесконечно вскакиваю с кровати, хожу по комна­те, опять ложусь, снова вскакиваю. В таком же состо­янии и другие. Вначале несколько часов мы молчали. А потом вопросы, вопросы. Почему? За что? Как мог­ло случиться, что из двухсот солдат в живых осталось только шесть? Что за пропорция? Подсчитали, что из нашего состава осталось только три процента. Ужас! Дикая арифметика! Почему не развили наш успех, ког­да мы взяли высоту, и нас оставалось еще много? Ведь командир роты так просил об этом.

Возникла страш­ная мысль: нас послали не для взятия высоты. Она по всему просто никому не нужна была. Нас послали про­сто на уничтожение!

Вспомнил слова офицера СМЕРШа: «Нужно было пустить себе пулю в лоб...». Вспомнил его ехидную улыбку. Да, он знал все...

И вправду, стоило ли так страдать, столько испы­тать страха и мучений, чтобы потом по чьей-то воле быть перемолотыми в этой мясорубке?

Такие видения, мысли и вопросы мучили несколь­ко дней. Все эти дни и ночи мы не спали, не могли есть, хотя еду нам приносили по несколько раз в день.

Старшина Красников и незнакомые офицеры при­ходили и успокаивали нас. Говорили, что все уже по­зади. Но ужас пережитого не оставлял. И «подлечи­ло» нас только время. Ведь не зря говорят: «Время ле­чит...»