НАСТУПЛЕНИЕ КРАСНОЙ АРМИИ. ОСВОБОЖДЕНИЕ. ФИЛЬТРАЦИОННЫЙ ЛАГЕРЬ
НАСТУПЛЕНИЕ КРАСНОЙ АРМИИ.
ОСВОБОЖДЕНИЕ.
ФИЛЬТРАЦИОННЫЙ ЛАГЕРЬ
Это был февраль или март 1944 года - третья зима моей бродячей жизни после начала войны. Хорошо помню, какие радостные чувства, мысли возникали от каждой весточки о наступлении Красной Армии. Эти вести подтверждала все более отчетливо доходящая до нас артиллерийская канонада. Однажды днем мы сначала увидели, а потом и услышали сильное волнение в деревне Литвиново. Люди бегали, кричали, звали на помощь. В этой суматохе мы четко увидели немцев, которые бегали от избы к избе и пытались их поджечь.
Нас в лесу было человек пять-шесть. Не сговариваясь, бросились к землянке, где хранились заранее почищенные и заряженные карабины. Схватили и, выскочив на опушку леса, стали стрелять по немцам.
Услышав наши выстрелы, немцы бросили свою затею и пустились бежать подальше от леса и от деревни. Жители Литвиново смогли быстро погасить еще небольшие очаги огня и сохранить свое жилье.
Прошло еще несколько дней, и в деревне появились красноармейцы. Мы вышли из леса, встретились с солдатами. Ничего хорошего эти встречи не предвещали. Узнав, что мы «окруженцы», некоторые из солдат пытались в нас стрелять. Но вмешались офицеры и объяснили нам, что нужно идти в военкоматы. Ближайший из них был в городе Локня. Я тотчас же отправился туда. Предварительно те же офицеры забрали у нас оружие.
Когда пришел в Локню и нашел здание военкомата, увидел много таких же солдат-окруженцев. Подошла моя очередь, вошел в комнату. Мне показали, к какому столу подойти. Очень симпатичная девушка-лейтенант спросила у меня документы. Ответил, что никаких документов у меня нет. Не поднимая головы, лейтенант спросила фамилию, имя, отчество.
- Портянский Арон, - ответил я.
- Ты еврей? - последовал вопрос.
Услышав положительный ответ, удивленно спросила:
- Как же ты остался жив?
Ответить я не мог. Горло сдавил тяжелый обруч. В глазах слезы. Услышал громкую команду: «Сядь!». Я сел на указанный стул. Она стала принимать следующего. После этого обратилась ко мне: «Отчество, год и дата рождения?». Я ответил на этот и другие вопросы: где служил, где был, когда началась война, где попал в окружение и т.д.
Затем вместе с другими встал в строй. Нас уже было очень много, а к военкомату подходили все новые и новые окруженцы.
Потом последовала команда: «Шагом марш!». Пройдя несколько километров, нас остановили у длинного двухэтажного здания. Велели зайти в него. Мы оказались в большом пустом помещении. Приказали разместиться на полу, благо в помещении было тепло. Как позже узнали, это был фильтрационный лагерь, где каждый из нас подлежал проверке. Проверка длилась несколько месяцев. Нас кормили. Строем выходили на прогулку вокруг здания в сопровождении конвоиров.
Как-то утром нас выстроили во дворе лагеря в одну шеренгу. Какой-то молодой офицер подходил к каждому из стоящих и спрашивал воинское звание. Когда подошел ко мне, я ответил:
- Старший сержант.
- Врешь, - заорал лейтенант. - Ты офицер! - и влепил мне пощечину (вторую в жизни...)
За время нахождения в лагере меня вызвали на допрос только один раз. Тоже молодой лейтенант (но другой) предложил мне подробно описать мои данные: имя, отчество, фамилию, месяц, год и место рождения, дату и место призыва в армию, наименование воинских частей, в которых проходил службу и место их расположения. Лейтенанта интересовала также и вся моя родословная: имена родителей, дедушек, бабушек, братьев, сестер, места их проживания и занятия; где был в начале войны, где и как попал в окружение, сколько времени и где находился на оккупированной территории. Все написанное мною он достаточно внимательно прочел и затем сказал: «И все равно, ты должен был последнюю пулю пустить себе в лоб...».
На мое замечание: «Зачем, ведь война еще не кончилась, и я смогу еще воевать», - он лишь ехидно улыбнулся. Тогда я не понял смысл его улыбки. Позже, вспоминая это, я убедился: он заранее знал мою будущую судьбу. Знал, что мне предстоит стать одним из тех смертников, для которых уже действуют штрафные роты и батальоны. Я же о существовании этих мясорубок тогда еще ничего не знал. В конце беседы я попросил, чтобы в моих документах, которые я должен буду получить, было записано имя, данное мне моими родителями, - Арон. В ответ услышал: «Нет, ты находился на оккупированной немцами территории, и мы будем тебя проверять всю твою жизнь. Поэтому быть тебе впредь только Андреем».
Через некоторое время нам разрешили писать письма. Я написал тете (сестре моей мамы) в Москву, так как ничего не знал о судьбе родителей, не представлял где они находятся. Написал, что жив, а подробности сообщу позже, когда буду знать, что письмо дошло до адресата. Просил сообщить обо мне родителям и написать что-либо о них.
Позже, после окончания войны, в августе 1945 года я был дома в краткосрочном отпуске. Мама рассказала, что за несколько дней до получения телеграммы, что я жив, ей снился сон. Во сне на нее напали пять собак (нас у мамы было пятеро детей).
Когда она рассказала об этом своей семье, все хором закричали: «Арончик жив!». Спустя несколько дней, почтальон принес телеграмму, подтверждающую такую разгадку маминого сна.
«Сон в руку» - есть такое выражение. В этом убеждался многократно. Вот и мне как-то (я еще находился в фильтрационном лагере) приснилось, что вместе со старостой деревни Пахомово - Андреем - нахожусь в глубокой яме. Нас посадили туда немцы. Мы старались выбраться из ямы. Очень долго ничего не получалось. Цеплялись за земляные стены ямы, но удержаться не могли: земля рассыпалась в наших руках, и мы падали вниз. Тогда Андрей посадил меня на плечи. Поднялся. Я тоже поднялся на его плечах и таким образом смог выбраться из ямы. Затем я нашел длинную палку и, опустив ее вниз, очень долго пытался помочь Андрею. Но ничего не получалось. Вдруг раздались выстрелы. Раненный в руку, я был окружен немцами. Во сне кричал, и солдаты разбудили меня. Оказалось, я сильно расцарапал руку о железную кровать.
Взволнованный судьбою Андрея, написал письмо в деревню Пахомово Евдокие Ивановне. Спросил об Андрее. Она написала, что Андрея расстреляли солдаты Красной Армии, когда узнали, что он был старостой. Жаль, очень жаль этого очень доброго человека. Скольких солдат-окруженцев он спас! Как часто он рисковал собственной жизнью, чтобы помочь другим. Никогда не забуду его!
В фильтрационном лагере нас продержали почти три месяца. Кормили, обмундировали, водили в баню, меняли белье. Но никто ничего нам не говорил. Не упрекали, не угрожали, не объясняли, что нас ждет. Никто не говорил о нашей вине, о предстоящем наказании.
Через некоторое время нам вручили стрелковое оружие. Как правило, это были карабины и автоматы. За некоторыми из нас были закреплены пулеметы - станковые и ручные. Мне вручили ПТР (противотанковое ружье).
Ежедневно обучали разбирать и собирать закрепленное оружие, объясняли, как им пользоваться. На стрельбище мы не были ни разу.