ГЛАВА ШЕСТАЯ — Прибавочная стоимость

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Прибавочная стоимость

I.

"При трехчленном делении продукта, — говорит Н. Г. Чернышевский, — затраты на производство делает капиталист; за вычетом этих расходов остается ему из продукта доля, называющаяся прибылью. Она состоит из нескольких элементов. Часть ее служит капиталисту вознаграждением за то, что он обратил на производство свой капитал; эта часть называется в строгом смысле слова процентами на капитал. Из остающегося, за вычетом этих процентов, излишка прибыли часть служит вознаграждением за риск предприятия. Другая часть излишка служит вознаграждением за труд управления делом. Каждый из этих трех элементов прибыли очень часто отделяется от других. Капиталист имеет иногда наемного распорядителя, при котором сам уже вовсе не вмешивается в дело; этот распорядитель получает вознаграждение за ведение дела, а капиталисту остаются только проценты с капитала и страховая премия. Но часто предприниматель занимает на ведение дела капитал у другого капиталиста, которому и выделяет проценты, а сам получает только страховую премию и вознаграждение за управление делом, — если же имеет при этом наемного распорядителя, то одну только страховую премию. Чтобы велись промышленные дела при системе трехчленного деления продукта, прибыль должна иметь величину, достаточную на образование всех этих трех элементов прибыли в размере, какой нужен по состоянию данного общества в данное время. Но при разном состоянии общества величина каждого из трех элементов прибыли бывает очень различна" [137].

Несколькими страницами далее наш автор говорит, что поземельная рента есть "только излишек прибыли, остающийся в некоторых случаях по некоторым отраслям производства" [138]. Затем из его объясненийвидно, что прибыль на торговый капитал также рассматривается им, как часть прибыли вообще.

Из всего этого следует, что под предпринимательскою прибылью он понимает собственно прибавочную стоимость, т. е. всю ту часть создаваемой работниками стоимости, которая под разными названиями распределяется между различными категориями присвоителей плодов чужого, неоплаченного труда. Поэтому мы, при изложении его взглядов, будем заменять слово прибыль более точным выражением: прибавочная стоимость.

Как подразделяется прибавочная стоимость между различными категориями предпринимателей, об этом Н. Г. Чернышевский распространяется очень мало. Только относительно поземельной ренты мы находим у него более подробные объяснения. Что же касается других "элементов прибыли", то мы встречаем лишь некоторые общие замечания вроде того, что "в занятии более рискованном страховая премия стоит выше среднего уровня; в занятии особенно приятном вознаграждение распорядителю бывает ниже среднего уровня" [139]. Он даже не считает нужным объяснить, какие же это промышленные предприятия так приятны, что распорядители их довольствуются вознаграждением ниже среднего. Главное внимание его направлено на вопрос об уровне прибавочной стоимости. "Этот средний уровень сам то понижается, то возвышается", — говорит он. От чего же зависит его величина? Ответ на это он заимствует у Милля, полагая, что "трудами английских экономистов, в особенности Рикардо, вопрос этот превосходно разъяснен, и у Милля, достойного ученика Рикардо, он изложен как нельзя лучше" [140].

Как же, однако, изложен он у Милля? В приводимой Чернышевским выписке объяснения Милля начинаются указанием на происхождение прибавочной стоимости. "Человеку, незнакомому с наукой, представляется, будто бы прибыль коммерческого дела зависит от цен. Производитель или торговец получает свою прибыль, по-видимому, тем, что берет за свой товар больше, чем он стоил ему, и можно подумать, будто прибыль — результат покупки и продажи. Незнакомые с наукой люди полагают, что будто производитель получает прибыль только оттого, что есть покупщики на товар; будто бы запрос, покупщики, рынок товара, вот причины выгод, получаемых капиталистами, которые продажею своих товаров возобновляют свой капитал и увеличивают его массу. Но думать так, значит смотреть только на внешнюю поверхность экономического механизма общества".

Мы просим читателя припомнить, как определяет Милль меновую стоимость товара. "Если оставить в стороне случайные элементы стоимости, то предметы, количество которых может возрастать неопределенно, естественным и постоянным образом обмениваются друг на друга по пропорции количества рабочей платы, какую надобно употребить на их производство (по мнению Милля все издержки производства сводятся к рабочей плате), и количеству прибыли, какая должна быть получена капиталистами, выдающими эту плату" [141]. Иными словами: "общее правило таково, что предметы имеют тенденцию обмениваться друг на друга по таким ценностям, которые оплачивают каждому производителю стоимость производства с обычной прибылью". Что же это значит? Это значит именно то, что "производитель получает свою прибыль тем, что берет за свой товар больше, чем он стоил ему", и что прибыль есть "результат покупки и продажи". Но ведь такой взгляд достоин только людей, "незнакомых с наукой"?! Да, так говорит Милль в главе о прибыли, а в главе о стоимости он высказывает как раз этот взгляд, недостойный людей науки. Как же разрешить такое странное, такое вопиющее противоречие? Логического разрешения для него нет и не может быть, а психологическое объяснение есть и состоит в том, что, как мы уже говорили выше, в голове Милля очень часто и очень мирно уживались самые противоречивые взгляды на один и тот же предмет.

Что причина прибавочной стоимости заключается не в обмене, это понятно само собой, так как обмен не создает ровно никаких стоимостей. Но отсюда вовсе еще не следует, что в исследовании о происхождении прибавочной стоимости мы можем закрывать глаза на законы обмена, т. е., следовательно, и на меновую стоимость товаров. "Причина прибыли та, — говорит нам Милль, — что труд производит больше, чем требуется на его содержание… Если капиталист возьмется кормить работников на условии получить продукт, то, кроме возвращения своей затраты, он получит несколько (sic) лишнего". Чего же именно "лишнего"? Продукта? Но ведь в своем непосредственном, вещественном виде созданный рабочими продукт несоизмерим с их "кормом". Как надо понимать нас, если мы скажем, что произведенный рабочими миткаль больше съеденного ими хлеба пли изношенной ими обуви? Хотим ли мы сравнивать аршины миткаля с пудами хлеба или с парами сапогов? Ясно, что для сравнения "корма" рабочих с созданным их рабочею силою продуктом нужно обратиться к стоимости того и другого. (Ниже мы увидим, что и сам Милль не считает возможным обойтись без этой апелляции к стоимости.) Следовательно, мы должны сказать, что прибавочная стоимость, или (как выражаются Чернышевский и Милль) прибыль, есть разность между стоимостью, созданной данной рабочей силой, и стоимостью "корма", который мы затратили на производство этой силы; а если мы захотим выразиться точнее, мы скажем, что прибавочная стоимость ("прибыль") есть разность между стоимостью, созданной данной рабочей силой, и стоимостью этой силы. Но, выражаясь так, мы опять приходим к вопросу о том, чем же определяется стоимость. Милль говорит нам, что она определяется издержками производства данного товара в соединении с прибылью, которую должны принести эти издержки предпринимателю. Пользуясь этим определением для разрешения интересующего нас вопроса о "прибыли" (прибавочной стоимости), мы приходим к следующему поучительному выводу: величина прибыли определяется величиною стоимости того "лишнего", которое произвели работники сверх стоимости своего "корма"; а стоимость этою "лишнего", как и всякого другого товара, определяется издержками его производства и прибылью, которую должны принести эти издержки. Прибыль зависит от стоимости, а стоимость от прибыли. Это уже и само по себе мудрено; но еще более мудреным представится нам все дело, когда мы вспомним, что интересующее нас "лишнее" получается предпринимателем сверх сделанных им издержек, и, следовательно, ни о каких издержках его на производство этого "лишнего" не может быть и речи. Выходит, что, следуя определениям Милля, мы не только не попадаем на прямой путь для разрешения вопроса о "прибыли", но странствуем по такой логической кривой которую можно нашить кривою двойной кривизны.

Во всем исследовании Милля о "прибыли" верно лишь то, что для ее производства нужна известная степень производительности труда, позволяющая рабочим производить больше, чем необходимо для их содержания. Но если это показывает нам, — да и то сквозь густейший туман противоречий, — что "прибыль" производится неоплаченным трупом работников, то мы еще вовсе не видим, каким образом производство "прибыли" обусловливается механизмом буржуазного общества. В этом отношении Милль остался далеко позади Рикардо, который уже умел связать вопрос о производстве прибавочной стоимости с вопросом стоимости вообще. Чернышевский не замечает этих ошибок Милля Подкупленный его признанием относительно эксплуатации работника предпринимателем, он прощает ему как запутанность тех объяснений, которыми тот сопровождает это признание, так и другие нелепости, вроде того, что "во всем процессе производства, начинающемся материалом и орудиями труда и кончающемся готовым продуктом, все затраты состоят исключительно из рабочей платы", и что "вся та часть окончательного продукта, которая не составляет прибыли, служит возвращением капиталисту затрат, сделанных на рабочую плату". Чернышевскому кажется, что все это так и есть в действительности. Соглашаясь с Миллем по вопросу о происхождении прибыли, он не расходится с ним и в указании причин, от которых зависит ее уровень.

II.

По словам Милля, "выигрыш капиталистов зависит исключительно от двух обстоятельств: во-первых, от величины продукта, иначе сказать, от производительной силы труда, и, во-вторых, от того, какую часть этого продукта получают сами работники, от пропорции между вознаграждением работников и всею суммою, ими производимой. Эти два элемента служат данными, которыми определяется вся сумма, разделяющаяся в виде прибыли между всеми капиталистами страны. Но величина прибыли (Милль хочет сказать — ее уровень), процентное ее отношение к капиталу, определяется только вторым из этих элементов, — тем, какую долю получает работник, а не суммою, разделяемою между работником и капиталистом. Если продукт труда удвоится, и работники будут получать такую же пропорцию из него, как прежде, т. е. если их вознаграждение также удвоится, то капиталисты, правда, получат вдвое больше прежнего, но так как они затратили вдвое больше прежнего, величина их прибыли не увеличится, а останется прежняя". Затем Милль замечает, что для определения уровня прибавочной стоимости ("прибыли") имеет значение, собственно, не рабочая плата, а стоимость труда, т. е. стоимость рабочей силы. "Дешевый труд может быть неуспешен… — говорит он. — Вознаграждение земледельческого работника на западе Ирландии не превышает половины самой низкой платы, какую получает английский работник, — платы дорсетширскому работнику. Но если по меньшему своему искусству и усердию ирландец в два рабочие дня исполняет работы не больше, чем английский работник в один день, то труд ирландца стоит не дешевле, чем труд англичанина, хотя сам ирландец получает гораздо меньше". Мы видим теперь, что сам Милль не считает возможным определить уровень прибавочной стоимости без апелляции к стоимости вообще. И, конечно, лучше поздно, чем никогда, но плохо то, что он ограничивается лишь соображениями о "стоимости труда", забывая о стоимости создаваемого трудом продукта. Одно из обстоятельств, от которых зависит, по его словам, общая сумма прибыли (прибавочной стоимости), есть "производительная сила труда". Это не точно. Прибавочная стоимость, как стоимость, по природе своей ничем не отличается от всякой другой стоимости. Эпитет — прибавочная указывает не на природу, а на происхождение ее. Это ясно без пояснений. Чем определяется стоимость данного товара? Количеством труда, нужного на его производство. Если это количество, вследствие технических усовершенствований, т. е. вследствие возрастания производительности труда, станет вдвое меньше, то уменьшится вдвое и стоимость товара. Величина стоимости данного товара обратно пропорциональна производительности труда в той отрасли промышленности, которая производит этот товар. Следовательно, производительность труда еще не определяет нам размеров прибавочной стоимости. От нее зависит количество предметов, представляющих эту стоимость, но не величина самой стоимости. Чем же определяется, в таком случае, величина прибавочной стоимости? Да тем же, чем определяется величина стоимости вообще, то есть грузом. Труд, воплощенный в прибавочной стоимости, имеет лишь ту особенность, что он есть неоплаченный труд, — труд, присваиваемый предпринимателем задаром. Но это не изменяет природы труда: оплаченный или неоплаченный, он одинаково является единственным источником стоимости. Следовательно, размеры прибавочной стоимости зависят от того количества неоплаченного труда, которое удается предпринимателям выжать из рабочих. Если мы предположим, что количество этого труда остается неизменным, то величина прибавочной стоимости также останется без изменения, хотя бы производительность труда росла как нельзя более быстро.

"Если продукт труда удвоится, — уверяет Милль, — и работники будут получать такую же пропорцию из него, как прежде, т. е. если их вознаграждение также удвоится, то капиталисты, правда, получат вдвое больше прежнего, но, так как они затратили вдвое больше прежнего, величина их прибыли не увеличится, а останется прежняя". Все это рассуждение есть настоящий Гордиев узел всяческих запутанностей. О каком удвоении продукта говорит Милль? Это ясно из предыдущего: он говорит об удвоении продукта, происходящем вследствие возрастания производительности труда. Но если это возрастание происходило при прочих равных условиях, то оно не вело за собою ни малейшего изменения ни в величине прибавочной стоимости, ни в величине стоимости рабочей силы. Значит, чего же именно капиталисты "получат вдвое больше прежнего"? Если не прибавочной стоимости, то… чего же? Тех продуктов, на которые они обменивают свою прибавочную стоимость. Другими словами: при тех же размерах прибавочной стоимости, при том же количестве выжатого из рабочих неоплаченного труда, эти люди, по выражению Адама Смита, жнущие там, где не сеяли, получат возможность жить вдвое лучше прежнего точно так же, как ведущий естественное хозяйство помещик получил бы возможность жить вдвое лучше прежнего, если бы его крепостные, работая на него по-прежнему известное число дней в неделю, стали производить в эти дни вдвое больше, чем прежде. Но раз это так, то каким же это образом капиталисты ухитрятся затрачивать на производство вдвое больше прежнего? Не ясно ли, напротив, по всему смыслу нашего предположения, что стоимость их затрат остается неизменной? Милль хочет сказать, что работники получат возможность жить вдвое лучше прежнего (для него ведь все расходы производства сводятся в последнем счете к затратам на покупку рабочей силы). Понимаемый таким образом, он, разумеется, прав. Но улучшение материального положения работников будет результатом увеличения производительности труда, а не затрат, делаемых капиталистами.

А может быть, говоря об увеличении продукта (т. е. всего вообще национального продукта), Милль имеет в виду увеличение его стоимости? В таком случае его гипотеза об увеличении производительности труда сводится к тому предположению, что работники данной страны произвели продукт, имеющий вдвое б?льшую стоимость. Остановимся на этом предположении [142].

Чтобы произвести вдвое большую стоимость, работники должны затратить вдвое больше труда. Это возможно при двух различных условиях: или 1) при удвоении числа эксплуатируемых работников, или 2) в том случае, когда работники, не увеличиваясь в числе, станут трудиться вдвое больше прежнего. Разумеется, возможен и третий случай: большее или меньшее увеличение числа работников, сопровождаемое большим или меньшим увеличением труда, приходящегося на долю каждого из них; но совершенно бесполезно рассматривать этот случай, так как он ничего не прибавит к пониманию предмета. Итак, посмотрим, что будет, если продукт, имеющий вдвое большую стоимость, будет произведен трудом вдвое большего числа рабочих. Милль предполагает, что с увеличением продукта не изменяется подразделение его на рабочую плату и стоимость: если прежде на прибавочную стоимость приходилась, скажем, половина всей суммы продукта, то и теперь будет то же самое. Следовательно, на заработную плату также будет приходиться теперь, как и прежде, половина продукта. Так как стоимость всего продукта увеличилась вдвое, то и та часть его, которая представляет собою заработную плату, будет иметь вдвое большую стоимость. Но эта вдвое большая стоимость делится между вдвое большим числом рабочих. Следовательно, заработная плата каждого из них в отдельности остается неизменной в смысле своей стоимости. А что же будет с капиталистами? Присваиваемая ими прибавочная стоимость будет вдвое больше прежнего; иначе сказать, они будут присваивать теперь вдвое большее количество чужого не-оплаченного труда. Уровень прибавочной стоимости останется неизменным, но эксплуатация рабочего класса возрастет на сто процентов в смысле количества подвергающегося ей живого материала. У Милля этот неизбежный вывод скрывается за рассуждениями о том, что хотя капиталисты получат вдвое больше, "но так как они затратили вдвое больше прежнего (т. е., купили вдвое больше рабочей силы), то величина (уровень) их прибыли не увеличится". Действительно, уровень прибавочной стоимости не изменится, если не изменится отношение ее к рабочей плате. Но что же такое — отношение ее к рабочей плате? Это именно и есть ее уровень. Значит, уровень ее не изменяется, если остается неизменным. Грешно было бы утверждать, что этим сказано очень много!

Теперь — другой случай. Прежнее число работников, трудясь вдвое больше прежнего, производит вдвое б?льшую стоимость. Отношение прибавочной стоимости к заработной плате не изменяется. Рабочие получают теперь вдвое б?льшую стоимость в виде заработной платы, капиталисты вдвое б?льшую прибавочную стоимость. Об этом случае Милль опять скажет нам, что так как капиталисты затратили вдвое больше, то они, и проч. и проч., словом, что уровень прибыли не изменится. Но ведь это мы знаем и без него, это стоит в условиях задачи. Нам интересно знать, к каким последствиям ведет в предложенном нами случае "увеличение продукта". Вдумаемся же в них внимательнее. Прибавочная стоимость создается неоплаченным трудом рабочих. Прибавочная стоимость в рассматриваемом случае оказалась вдвое больше, чем была прежде. Следовательно, гг. капиталисты выжали из рабочих вдвое большее количество неоплаченного труда. Число рабочих осталось без изменения. Следовательно, из каждого рабочего гг. капиталисты выжимают теперь вдвое больше дарового труда. Это очень немаловажное обстоятельство. Но Милль ни одним словом не намекает на то, что национальный продукт ростом своим, может быть, обязан увеличению именно этого рода "производительности" труда, т. е. увеличению выгодных сторон эксплуатации.

Маркс сказал бы, что Милль смешивает труд, как источник вещественного богатства, с трудом, как источником стоимости. Различение этих двух понятий существенно важно для объяснения самых коренных законов буржуазного хозяйства. Правда, только Марксу удалось вполне выяснить различие этих понятий; до него экономисты постоянно путались в них, незаметно для себя подставляя одно вместо другого. Но у Милля и в этом случае путаницы несравненно больше, чем у классических представителей буржуазной экономии.

Увеличение производительности труда играло очень важную роль в историческом увеличении уровня прибавочной стоимости. Удешевляя предметы, необходимые для существования работников, оно тем самым уменьшало стоимость рабочей силы и давало продавцам этой силы, пролетариям, фактическую возможность довольствоваться все меньшею и меньшею долею национального продукта. Но само собой разумеется, что мы ничего не разберем в этом явлении, если будем путать понятие о вещественном богатстве с понятием о стоимости.

III.

Изложив учение Милля о "прибыли" и согласившись с ним, Чернышевский находит, однако, нужным сделать к нему пополнение, которое он считает очень важным. Сущность этого пополнения сводится вот к чему.

По учению Мальтуса, бедность рабочего класса происходит от излишнего размножения, оттого, что люди размножаются быстрее, чем средства их существования. Но можно представить себе такое положение дел: средства существования растут очень быстро, как и все вообще богатство страны; население размножается далеко не так быстро или даже совсем не размножается, а между тем заработная плата падает, рабочий класс все более и более беднеет. И такое положение дел непременно явится в том случае, если прибавочная стоимость станет расти быстрее, чем растет вся сумма национального продукта. В этом случае прибавочная стоимость, очень скоро поглотив весь прирост национального богатства, начнет делать все б?льшие и б?льшие захваты из той доли, которая достается рабочему классу. Следовательно, бедность рабочего класса будет происходить в этом случае не оттого, что продуктов мало, а оттого, что распределяются они слишком неравномерно, не от слабости производительных сил, а от неудовлетворительности распределения. На первый взгляд это положение дел представляется чисто гипотетическим. Но стоит только всмотреться в быт цивилизованных стран, чтобы видеть, до какой степени подобная гипотеза соответствует действительности. Во всех цивилизованных странах прибавочная стоимость "имеет постоянную тенденцию развиваться до того, чтобы захватывать как можно б?льшую долю из фонда рабочей платы; она стремится поглотить весь этот фонд и останавливается в таком стремлении лишь материальною невозможностью для работника существовать иначе, как при известной величине рабочей платы. Странно приписывать бедность рабочего класса его излишнему размножению, когда она объясняется совершенно другими причинами; странно размножению приписывать те бедствия, которые совершенно достаточно объясняются современным распределением продуктов и необходимо из него вытекают. На эту сторону вопроса не обратил внимания никто из экономистов Смитовской школы, поэтому никто из них не умел правильно взглянуть и на учение Мальтуса.

Мы изложили мысль Чернышевского не теми словами, какими она изложена у него самого. Но мы вполне уверены, что передали ее правильно. И всякий, кто имеет хоть некоторое понятие о нынешнем состоянии экономической науки, скажет, что в общем нельзя не согласиться с нею. В настоящее время не может быть никакого сомнения в том, что бедность пролетариата обусловливается не законами природы, а общественными отношениями. Если бы рабочий класс совершенно перестал размножаться, то развитие капитализма все-таки привело бы к образованию относительного избытка населения и ко всем связанным с ним бедствиям [143]. Бедность современного пролетариата есть бедность совершенно особенного рода. Она развивается рядом с развитием национального богатства и вследствие его развития. Законы размножения людей не только не объясняют этой бедности, но, поскольку дело идет о размножении в существующем обществе, сами объясняются ею, так как количество рождений повсюду стоит в тесной связи с общественными отношениями, "абстрактные же законы размножения существуют только для животных и растений". Ничего этого действительно не подозревали экономисты Смитовской школы, по крайней мере, до Рикардо, у которого есть уже некоторое понимание причин относительного перенаселения в капиталистическом обществе. Таким образом, Чернышевский в общем прав. Но в подробном развитии его мысли заключается не мало ошибок.

IV.

Бедность рабочего класса зависит от того, что прибавочная стоимость захватывает все б?льшую и б?льшую долю национального продукта. Это так. Но от чего же зависит это верно указанное обстоятельство? От того, отвечает Чернышевский, что прибавочная стоимость имеет свойство расти по геометрической пропорции. "Каждому известно, с какою огромною силою растет капитал, когда проценты прилагаются к первоначальной сумме и снова дают на себя проценты". Следует таблица, показывающая рост капитала при различных величинах прибыли от 10 до 40 %. "Возможно ли коммерческому человеку получать по 40 % чистой прибыли? — спрашивает Чернышевский. — Да, это очень возможно; иначе не было бы примеров тому, что, начав свои торговые обороты лет в 20 с какою-нибудь сотнею рублей, человек становится в 50 лет миллионером… Но не будем останавливаться на этих 40 %, не будем останавливаться ни на 35 %, ни на 30 %, ни на 25 %, ни даже на 20 %, — остановимся только на 15 % чистой прибыли… При этом проценте, который ниже обыкновенного, капитал в течение одного поколения возрастает в 66 раз. Спрашиваем теперь, бывало ли когда-нибудь, чтобы сумма богатств, принадлежащих нации, возросла в течение каких-нибудь 30 лет, — не говорим в 66 раз, а хотя в 30 раз, хотя в 20 раз?" На этот вопрос дается отрицательный ответ: национальное богатство не может возрастать в такой быстрой степени. Следовательно, прибыль постоянно поглощает все б?льшую и б?льшую, и б?льшую часть продукта, — заключает Чернышевский. Вот его собственные слова. "Мы знаем, что величина прибыли (следовало сказать: прибыль) есть остаток продукта за вычетом рабочей платы… Мы видим, что одна из двух долей продукта растет гораздо быстрее, чем вся сумма продукта. Это значит, что другая доля продукта уменьшается" [144].

Чтобы сделать свои доводы более наглядными, Чернышевский приводит новую таблицу, из которой видно, как будет изменяться по десятилетиям распределение национального продукта, — который первоначально равнялся 10.000, — если ежегодный процент его возрастания принять равным 6,15, а ежегодный процент прибыли — 10,5; причем прибыль первоначально составляет лишь десятую часть продукта, т. е. 1.000. Вот эта таблица [145].

По поводу этой таблицы Чернышевский замечает, что представленный ею ход дел будет в сущности одинаков как в том случае, если население не размножается, так и тогда, когда оно остается постоянным. "Разница лишь в том, что при неразмножающемся населении рабочая плата сначала возвышалась бы значительнее, чем при размножающемся" [146]. Чтобы понять это замечание, нужно помнить, чем определяется у него величина заработной платы: она есть частное, происходящее от деления фонда рабочей платы на число работников. Фонд же рабочей платы есть разность, происходящая от вычитания прибыли из годового продукта страны. Ясно, что число работников не влияет на величину прибыли, а между тем в этой величине все дело: фонд рабочей платы уменьшается единственно потому, что прибыль делает из него все б?льшие и б?льшие захваты. Для простоты расчета мы остановимся на том случае, когда население не размножается. Но прежде, чем приступить к каким-нибудь расчетам, мы просим читателя вдуматься в общий характер доводов нашего автора.

Откуда берется процент на капитал? Из прибавочной стоимости. Величина той части прибавочной стоимости, которая распределяется между капиталистами в виде процентов на их капитал, а следовательно, и высота процента, зависит от многих условий, в рассмотрение которых мы входить не станем [147]. Для нас важно лишь то, что возвышение процента, платимого по ссудам, еще не указывает на увеличение общей суммы прибавочной стоимости. Если бы в какой-нибудь стране обычный процент возрос с 3 до 6, то это, разумеется, не означало бы, что в этой стране удвоилась общая сумма прибавочной стоимости. Эта перемена могла произойти просто вследствие того обстоятельства, что изменилось распределение данной суммы прибавочной стоимости: в качестве процентов на капитал стала отделяться от нее вдвое большая часть, чем отделялась прежде. Это ясно. Пойдем далее. Если процент, платимый по ссудам, равняется в данной стране десяти, то значит ли это, что капитал этой страны увеличивается ежегодно на десять процентов? Если лица, получающие такой процент, проживают весь свой доход, и если, кроме того, все остальные части прибавочной стоимости (рента, предпринимательская прибыль, прибыль на торговый капитал) также проживаются своими получателями, то нет никаких оснований для роста национального капитала. Правда, приносимая им прибавочная стоимость может возрастать, несмотря на все это, просто вследствие того, что увеличится относительное количество дарового труда, высасываемого им из рабочих. Но мы не принимаем пока во внимание этого обстоятель-ства, мы предполагаем пока, что общая сумма прибавочной стоимости зависит единственно от общей суммы капитала, как предполагает это и Чернышевский. Итак, что же будет у нас, если вся прибавочная стоимость проживается гг. присвоителями? Национальный капитал не будет возрастать, а следовательно, не будет расти и сумма прибавочной стоимости, каково бы ни было и как бы ни изменялось ее подразделение на процент, торговую прибыль и пр. … Но если часть прибавочной стоимости данного года присоединяется к капиталу следующего года, то, по нашему предположению, увеличится и приносимая им прибавочная стоимость. Прибавочная стоимость второго года будет больше, чем прибавочная стоимость первого года? Каков же математический закон ее увеличения? Прибавочная стоимость второго года будет во столько раз больше прибавочной стоимости первого года, во сколько капитал второго года больше капитала первого года. А во сколько же раз капитал второго года больше капитала первого года? Этого мы не знаем, это зависит от того, как велика была присоединившаяся к капиталу второго года часть прибавочной стоимости. Положим, что прибавочная стоимость, получаемая присвоителями в конце первого года, равняется миллиарду рублей. Предположим, что этот наш миллиард рублей составляет 50 % всего национального капитала [148]. Предположим также, что весь этот миллиард рублей употреблен гг. присвоителями на непроизводительное занятие "прожигания жизни", и от этой колоссальной траты спасено только сто рублей, которые присоединены к национальному капиталу. Согласно нашему предположению прибавочная стоимость второго года должна будет увеличиться на пятьдесят рублей (пятьдесят % с нового капитала в сто рублей). Это значит, что прибавочная стоимость второго года будет во столько раз больше прибавочной стоимости первого года, во сколько миллиард + сто больше миллиарда. Если вам не лень прибегнуть к "математическому методу", то вы легко можете высчитать процент этого увеличения. Вы увидите, что он во много и много раз меньше того процента, который получается у вас при сопоставлении общей суммы прибавочной стоимости с общей суммой капитала. Этот последний процент равнялся пятидесяти, а тот первый процент будет равняться одной десятитысячной (0,0001). Что же это значит? Это значит, что при предположенных нами условиях процент ежегодного возрастания прибавочной стоимости вовсе не равен процентному отношению общей суммы прибавочной стоимости к общей сумме национального капитала. В каком же случае он может сравняться с ним? В том случае, если вся прибавочная стоимость данного года присоединяется к капиталу следующего года. Так ли это? Мы увидим, что это неcoвceмnтак, но Чернышевский предполагает, что это так, и мы не хотим пока вступать с ним в спор. Но все-таки мы просим заметить наш вывод: процент возрастания прибавочной стоимости равняется процентному отношению общей суммы ее к общей сумме капитала только тогда, когда вся прибавочная стоимость данного года присоединяется к капиталу следующего года. Держа в памяти этот вывод, обратимся к таблице нашего автора.

Что мы видим в ней? Мы видим, что прибавочная стоимость, первоначально равнявшаяся тысяче, по прошествии сорока лет равняется уже 147.360. При каком условии возможно такое возрастание? Именно при только что указанном условии, т. е. когда прибавочная стоимость целиком прилагается к капиталу. Но это значит, что капиталисты ничего не тратят на свою жизнь, и притом ничего не тратят в течение сорока лет. Чем же живут они, как поддерживают они свое грешное существование? Неизвестно; однако факт тот, что они не потратили на себя за это время ни одного атома прибавочной стоимости. Но чтобы не тратить на себя ничего в течение сорока лет, капиталистам нужно было не иметь никаких потребностей. А кто не имеет никаких потребностей, тому нет надобности и в эксплуатации рабочих.

А, впрочем, может быть, мы ошиблись? Посмотрим еще раз на таблицу Чернышевского. Первоначальная прибавочная стоимость равняется в ней одной тысяче. Значит, был же капитал, принесший эту тысячу. Как велик он был? Чернышевский ничего не говорит об этом. Но, предполагая, что ежегодный процент возрастания прибавочной стоимости равняется выраженному в процентах отношению общей суммы ее к общей сумме капитала, мы находим, что капитал, принесший прибавочную стоимость в одну тысячу, равен 9.523,8. Куда же девался этот капитал в нашей таблице? Очевидно, он перестал приносить прибавочную стоимость, потому что в таблице фигурирует лишь та прибавочная стоимость, которая получается вследствие роста (по сложным процентам) первоначальной прибавочной стоимости в одну тысячу. Значит капиталисты перестали употреблять его в производство. Что же они сделали с ним? Может быть он-то и поддерживал их существование за все те десятки лет, к которым относится расчет Чернышевского? Если это так, то позволительно спросить, как сохраняли и в каком виде потребляли этот, так сказать, умерший капитал его обладатели? Ведь очень значительную часть всякого "производительного капитала" составляют средства производства: сырой материал, орудия труда и т. п. Положим, однако, что капиталисты в течение десяти лет жили, потребляя те средства производства, с помощью которых рабочие создали первоначальную тысячу прибавочной стоимости. Тогда все-таки остается непонятным следующее обстоятельство. Принеся прибавочную стоимость в одну тысячу, капитал устраняется из производительного потребления, в оборот пускается лишь эта тысяча единиц прибавочной стоимости. Следовательно, весь производительный капитал второго года равняется одной тысяче. А между тем, по смыслу таблицы выходит, что рабочая плата во втором году составит 9.510. Что такое заработная плата? Это часть капитала, переменная часть его, скажем мы, держась современной терминологии. Как же это так может быть, что переменный капитал, т. е. одна часть национального капитала, равняется 9.510 (см. таблицу), а весь национальный капитал в совокупности составляет лишь одну тысячу? Это явная несообразность. Но дело не ограничивается одной этой несообразностью. По смыслу таблицы прибавочная стоимость второго года равняется 1.105 единицам. Выходит, что капитал, равный тысяче единиц, принес 1.105 единиц прибавочной стоимости. Значит уровень прибавочной стоимости равняется уже не 10,5 %, а 110,5 % и что в третьем году у нас употребляется в дело уже капитал, равный 2.105 (т. е. 1.000 + 1.105). При таком ходе его возрастания он будет увеличиваться гораздо быстрее, чем предположено в таблице Чернышевского. Как же объяснить эту новую несообразность? Вероятно, мы опять ошибаемся. Вероятно, капитал второго года равняется десяти тысячам, т. е. что в него вошла воспроизведенная работниками стоимость заработной платы первого года (9.000) и созданная их трудом прибавочная стоимость. Если он приносит 10,5 проц. прибавочной стоимости, то к концу этого года он должен возрасти до одиннадцати тысяч пятидесяти единиц (11.050). Эти 11.050 единиц и будут составлять продукт этого года. Но по расчету Чернышевского выходит иначе. По его расчету оказывается, что продукт второго года равняется лишь десяти тысячам шестистам пятнадцати един. (10.615). Если из этой суммы продукта вычтем десять тысяч капитала, то на прибавочную стоимость остается лишь 6,15 проц. "прибыли". Но и это еще не все. Из таблицы Чернышевского мы видим, что заработная плата второго года равняется уже не 9.000, а 9.510. Заработная плата могла вырасти только на счет прибавочной стоимости. Вычтем же из этой последней ту сумму, на которую увеличилась заработная плата: 615–510 = 105. Итак, на "прибыль" у нас остается только 105 единиц. Но если капитал в 10.000 принес 105 единиц "прибыли", то это значит, что каждая сотня единиц приносит лишь 1,05 (одну целую пять сотых), т. е., другими словами, что наш капитал приносит лишь 1,05 процента. А это противоречит нашему предположению, по которому капитал приносит 10,5 проц. прибыли. Чтобы остаться верными этому предположению, мы должны принять, что продукт второго года равняется 11.050 ед.; другими словами, что его стоимость равняется стоимости затраченного капитала в соединении с прибавочной стоимостью, или, как сказал бы Чернышевский, с прибылью, которая сама составляет 10,5 % капитала. Иначе и быть не может. Если мы говорим, что данный капитал принес 10,5 % прибыли, то это значит, что в стоимости продукта, во-первых, воспроизводится стоимость капитала, а во-вторых, — к этой воспроизведенной стоимости капитала прибавляется еще новая стоимость: "прибыль". Но если это так, то не может произойти и того несоответствия "между суммою продукта" и "суммою прибыли", на которое указывает таблица Чернышевского. А таблица эта затем и составлена, чтобы доказать неизбежность такого несоответствия. Мы видим теперь, что она разбивается о свою собственную логику, и притом разбивается, так сказать, с разных сторон и на различные лады: логика одной рубрики (положим, рубрики — "сумма прибыли") разбивает ее с одной стороны и на один лад, а логика другой (скажем, рубрики — "сумма продукта") — на другой лад и с совершенно другой стороны. Это показывает, что в самом основании таблицы лежат какие-то ошибки. И нетрудно найти эти ошибки.

V.

Как составлена таблица Чернышевского? Ежегодный процент возрастания продукта принят равным 6,15; ежегодный процент возрастания суммы прибыли — 10,5. Есть ли какая-нибудь связь между этими двумя рубриками? Ни малейшей. Продукт растет совершенно независимо от роста прибыли, а следовательно, и от роста капитала; прибыль, а следовательно, и капитал — совершенно независимо от роста продукта. Прибыль вычитается, правда, каждый год из продукта, но растет она сама из себя и сама по себе, по особому закону, объяснения которого мы напрасно стали бы искать в ходе национального производства. Чернышевский рассуждает так: если бы первоначальная тысяча единиц прибыли была положена в банк и приносила ежегодно столько-то процентов, при чем эти проценты постоянно прилагались бы к ней, то она росла бы вот каким образом; следовательно, закон ее роста найден, остается только ежегодно вычитать из продукта ее постоянно возрастающую сумму, чтобы определить для каждого данного года величину фонда рабочей платы. Рано или поздно фонд этот начнет очень быстро уменьшаться, так как продукт не может расти с тою же быстротою, с какой растет капитал. Таким образом "гипотеза" возрастания прибыли построена без всякого внимания к конкретным условиям производства и воспроизведения капитала. Единственным основанием ее служит арифметическое правило сложных процентов. А так как величина "фонда рабочей платы" зависит от величины "суммы прибыли", то выходит, что и закон рабочей платы определяется в последнем счете тем же правилом процентов. Мы видим из таблицы, что в течение целых десятилетий фонд рабочей платы растет очень быстро. В сорок первом году он оказывается в шесть раз больше, чем был первоначально. Почему же он вырос так значительно? Просто потому, что возрастала та разность, которая получалась от вычитания суммы прибыли из суммы продукта. Капиталисты отсчитали себе то, что им следовало, а затем весь остаток отдали рабочим, не присвоив себе из него ни одной копейки. Арифметика решает весь вопрос, от нее зависит все распределение продукта; действительные отношения труда к капиталу совершенно исчезают из нашего кругозора. А от чего зависит рост продукта, чем определяется ход национального производства? Он определяется тоже арифметикой: продукт растет тоже по сложным процентам, но только процент его возрастания меньше процента возрастания суммы прибыли. Все дело изображается так, как будто у нас есть два банка, из которых один принял в виде вклада первоначальную сумму продукта, платя на нее по 6,15 % в год, а другой принял первоначальную сумму прибыли и платит за нее по 10,5 %. Нам остается только принять к сведению эти операции и смотреть, с какой удивительной быстротой прибыль догоняет и даже перегоняет продукт в своем росте. Но ведь капитал не может приносить прибыль иначе, как будучи употреблен на производство, а будучи употреблен на производство, он воспроизводит свою стоимость в стоимости продукта; а воспроизводя свою стоимость в стоимости продукта, и притом воспроизводя ее с известной прибылью, — т. е. всегда составляя лишь часть стоимости продукта, — он не может перерасти целое, не может иметь б?льшую стоимость, чем продукт. Отсюда следует, что, какова бы ни была в действительности "тенденция прибыли", она порождается не той причиной, на которую указывает Чернышевский. Это становится очевидным тотчас же, как только мы покидаем область абстракции и принимаем в соображение действительные условия воспроизведения капитала.

Но, позвольте, скажет читатель. Откуда же вы взяли, что стоимость капитала не может перерасти стоимость ежегодного продукта страны? Стоимость капитала не только может, но и непременно должна быть больше стоимости продукта. Капитал подразделяется, как вам известно, на постоянный и на переменный капитал (заработная плата). Переменный капитал, действительно, целиком воспроизводится в стоимости продукта. Но что касается постоянного капитала, то он переносит на продукт только часть своей стоимости. Орудия труда, фабричные здания и тому подобные части тела постоянного капитала служат для производства в течение многих лет; их ежегодное изнашивание сравнительно не велико; поэтому не велика и та часть их стоимости, которая переносится на продукт данного года. Достаточно иметь хоть некоторое понятие об экономике капиталистических стран, чтобы знать, что годовой продукт любой из стран гораздо меньше общей суммы находящегося в ней капитала. И Чернышевский вполне прав, если имеет в виду этот всем известный факт, утверждая, что национальный капитал растет быстрее национального продукта.

Несомненно, что Чернышевский избежал бы многих ошибок, если бы принял в соображение существенное различие составных частей капитала. Однако он поступил как раз наоборот. В своих примерных расчетах он совершенно забыл о постоянном капитале. В этом случае его ввел в ошибку Д. С. Милль. По мнению Милля, во всем процессе производства "все затраты состоят исключительно из рабочей платы". Понятно, что, при таком взгляде на "издержки производства", стоимость всякого товара сводится к формуле: рабочая плата (издержки производства, как сказал бы Милль, переменный капитал, — скажем мы) + прибыль (т. е. прибавочная стоимость). В этой формуле не отводится определенного места для постоянного капитала, или, вернее, для переносимой на данный продукт части его стоимости. Чернышевский принял эту формулу без всяких поправок и оговорок, а она очень нуждалась в них. Когда Милль говорил, что в стоимость товара входят только два элемента: рабочая плата и прибыль, то под рабочей платой он, по крайней мере иногда, понимал не только плату рабочих, трудившихся в данном году над производством этого товара. Он имел в виду также и плату рабочих, приготовивших сырой материал и другие средства производства. А все эти средства производства могут представлять собою продукт труда предыдущего года или даже предыдущих лет. То же по отношению к прибыли. В формуле: рабочая плата + прибыль должна быть принимаема в соображение прибыль всех тех предпринимателей, через руки которых прошли средства производства в процессе своего изготовления. Понятая таким образом, формула эта выражает очень плохое понимание факта перенесения стоимости производительных средств на стоимость данного товара; но она все-таки считается с этим фактом. Чернышевский же при составлении своей таблицы придал другой смысл этой формуле. Пользуясь ею, он под прибылью и под рабочей платой понимал плату и прибыль, получаемые участником производства только в том году, к которому относится его расчет. Это уже большая ошибка, хотя надо признаться, что не легко было избежать ее при ошибочном виде разбираемой формулы стоимости. Посмотрим же, к чему привела Чернышевского его ошибка.

VI.