ГЛАВА III. Кораблекрушение.

ГЛАВА III.

Кораблекрушение.

Крейсерство в Тихом океане.

Вдоль берегов Южной Америки, мимо острова Хуан-Фернандец, мы шли к Маркизовым островам. До самого Гонолулу ни одно судно не попалось нам навстречу.

Решено было поэтому перенести крейсерскую деятельность на пути сообщения между Сан-Франциско и Австралией. Вблизи острова Рождества, на параллели экватора, который иногда пересекался нами два, три раза в день, мы потопили три американских парусника. Добыча эта была невелика. Иногда по целым неделям мы не встречали ни одного судна. Три захваченных капитана и их команды, так же, как и мы, жаждали увидеть новых пленных. Ужасающая жара, недостаток движения и деятельности, плохая вода и отсутствие свежего провианта ? подавляюще действовали на наше самочувствие. В продолжение 250 дней мы не имели на судне свежей пресной воды.

Прокрейсеровав 35 000 миль, мы, в продолжение месяцев, не видали ничего, кроме неба и моря. Душевной бодрости и энергии для продолжения крейсерства было достаточно, но нас стал одолевать злейший враг моряков ? бери-бери ? сонная болезнь, от которой «кровь обращается в воду». У многих из нас от плохого питания и недостатка воды опухли конечности и все суставы. Необходимо было зайти на какой-нибудь остров, чтобы запастись свежей провизией. Отдохнув немного, мы могли предпринять крейсерство вокруг Новой Зеландии и Австралии и затем перенести опять нашу боевую деятельность в Атлантический океан.

Сначала мы предполагали высадиться на одном из больших островов Кука. Но эту мысль пришлось оставить ? на этих островах могла быть неприятельская радиостанция. Приходилось отыскивать необитаемый остров, и мы выбрали поэтому остров Мопелиа из группы островов Товарищества.

Высадка на остров Мопелиа

29-го июля мы подошли к этому острову. Перед нами открылась целая сказочная страна. Это был настоящий рай, обсаженный высокими пальмами и каучуковыми деревьями. Окружавшие остров коралловые рифы спускались уступами в море и отражались в освещенной солнцем прозрачной воде волшебными красками. Тысяча переходов от белого к зеленому и к синему; непередаваемое богатство и разнообразие тонов! Кольцеобразный риф, на части поверхности которого образовался остров, окружал собой лагуну. В этой котловине, столь же глубокой, как и сам океан, поверхность воды была зеркально спокойна. Это была превосходно защищенная гавань, но узкий проход и лагуну не был достаточно широк для такого судна, как «Морской Чёрт». Пришлось бросить якорь на самом рифе и остаться в море у входа в лагуну.

Были спущены шлюпки. После девяти месяцев беспрерывного пребывания на корабле, мы себя почувствовали вроде Колумба. До чего мы были изумлены всем тем, что увидели на острове! Здесь гнездились миллионы морских птиц самых разнообразных пород. Гигантские черепахи ползали во множестве. Рыбы было изобилие. Попадались также одичавшие свиньи, которые были когда-то завезены сюда и питались падавшими на землю кокосовыми орехами. Большего изобилия свежего провианта мы не могли и ожидать. Па острове жили три туземца, которых высадила сюда французская фирма для ловли черепах. Мы заслужили вскоре их доверие, и они усердно помогали нам в нашей работе. После долгого нервного напряжения и жизни на корабле, полной непредвиденных опасностей, мы себя почувствовали на острове, как на летнем курорте. Франция, сама того не зная, оказывала нам гостеприимство на этом, принадлежащем ей, клочке земли. Мои матросы разделились группами и занялись кто ловлей рыбы, кто собиранием птичьих лиц и кокосовых орехов. Одни ловили лангустов и черепах, другие охотились за свиньями. К вечеру мы вернулись на корабль перегруженные запасами свежей провизии. Рыба была прокопчена, мясо черепах и свиней засолено, тысячи яиц законсервированы в извести.

Якорная стоянка нашего судна доставляла нам сначала немало беспокойств. Безопаснее, казалось, быть в море на виду острова и только утром и вечером посылать шлюпки на берег. Но это потребовало бы большего расхода горючего для мотора, который и без того не был в полном порядке. Пришлось отказаться от этой мысли.

Гибель «Морского Чёрта».

2-го августа утром, в то время как шлюпка с командой собиралась уходить, мы обратили внимание, что поверхность моря на горизонте странным образом вздувается кверху. Что это могло значить? Мираж? Но вскоре эта вздутость моря стала к нам приближаться и расти в вышину. Это была гигантская приливная волна ? результат подводного землетрясения. Некоторое время прошло в спорах о причине этого явления, которое было нам непонятно. Никто до сих нор не видал подводного землетрясения. Опасность, однако, становилась, очевидной. Была отдана команда. «Включить мотор, обе вахты наверх, с якоря сниматься!» Стали нагнетать сжатый воздух в цилиндры, но мотор не хотел забирать. Все ближе подымалась грозная волна, но из машинного отделения не доносился шум работы мотора. Страшилище было уже близко. Первая зыбь коснулась борта. Можно было счесть секунды, оставшиеся для спасения судна. Все со страхом прислушивались к мотору. Увы! Поздно. Высокой стеной подступила волна, подхватила судно, подняло его кверху о с грохотом и треском выбросило на коралловый риф. Мачты разлетелись на части; от рифа откололись громадные коралловые куски и придавили судно. Когда волна прошла, наш гордый «Морской Чёрт» лежал кучей обломков.

Коралловая скала, на которую мы были выброшены. глубоко проникла в корпус корабля, мачты обрушились, весь рангоут, такелаж и паруса попадали вниз. Все, находившиеся на палубе, к счастью, успели укрыться под полубаком.

Катастрофа случилась ? и теперь ничем нельзя было уже спасти судно. Но мы были далеки оттого, чтобы предаваться горю и отчаянию. Нужно было сразу приниматься за работу ? спасать провиант и воду для 105 человек. Приходилось все переносить за 30 метров по глубокой воде, ступая при сильном течении по острым неровностям кораллового рифа. Мы часто падали, и ноги у всех были сильно изранены. Но, тем не менее, работали и день и ночь, и успели спасти от воды и перенести на остров все жизненно необходимое. Вода в цистернах оказалась испорченной, и наше счастье, что удалось с помощью подрывных патронов прорыть колодезь на острове.

Жизнь робинзонов.

Так возникла под пальмами последняя немецкая колония. Нужно было теперь приноровиться к новому образу жизни.

Остров служил пристанищем для миллионов больших и малых птиц. В некоторых местах нельзя было сделать шагу, чтобы не раздавить яйцо. Стоило вспугнуть чаек ? они взлетали такими густыми стаями, что затемняли солнце. Птицы, сидящие на яйцах, ни за что не покинут своих гнезд, они охотнее позволят себя убить. Только выстрелами из винтовок можно было их прогнать. Большинство найденных нами яиц оказывались обыкновенно болтунами, поэтому мы оцепили часть берега тросом и выкинули все лежавшие яйца в море. Очистившееся пространство тотчас привлекло к себе множество чаек, ждавших с нетерпением возможности снести яйцо. Мы вскоре располагали большим количеством свежих яиц. Ночью, когда раскладывали костры, приползали на огонь сотнями и тысячами громадные раки-отшельники.

Когда все имущество из-под обломков судна было перенесено на остров, принялись за постройку жилищ. В первые дни команда просто подвешивала свои койки под пальмами. Но это могло кончиться печально. Кокосовые орехи падали ночью с высоты 15?25 метров около спящих, и счастье, что ни одна из этих «вегетарианских бомб» не упала кому-нибудь на голову. Она навсегда «захлороформировала» бы спящего. На земле, которая кишела всякими животными, также нельзя было спать. Все поэтому с большим рвением принялись за постройку палаток.

Первая палатка вышла неудачной, но каждая следующая удавалась лучше. Мы строили их с таким расчетом, чтобы на каждую палатку хватало одного паруса. Большую помощь в этом деле оказал один из пленных американцев, капитан Петерсен. Он со своей молодой красивой женой построил прекрасную палатку. Все наши палатки были выстроены близ берега, в одну линию, рядом с шалашами туземных жителей. Образовалась целая улица, которая была названа набережной «Морского Чёрта». Наш лагерь разделялся на три квартала: немецкий, где жили мы, французский и американский ? в которых расположились пленные французы и американцы. Кроме жилых палаток, были построены палатки для продовольствия, боевых припасов и оружия, для карт и инструментов; большой камбуз с очагом и духовой печью и радиотелеграфная рубка. Она доставляла нам радионовости и заменяла газету. Кроме того, была построена кают-компания ? в ней был настелен даже деревянный пол. Около стола были вертящиеся, привинченные к полу кресла, точь-в-точь как в судовой кают-компании.

В жилые палатки была перенесена вся мебель с судна, а пол был посыпан мелким белым коралловым песком. Посередине лагеря была очищена площадь, на которой по вечерам играл наш оркестр. С судна был перенесен небольшой дизель-мотор и динамо, которые снабжали нас электрическим светом. Мы имели в своем распоряжении также коптильный аппарат, и с помощью кокосовой скорлупы ежедневно коптили большое количество рыбы. Прекрасный отлогий берег спускался к лагуне. Ночью слышался прибой морской зыби и убаюкивал нас, как нежная колыбельная песнь. В дневную жару мы искали прохлады на наветренной стороне острова, где постоянно дул легкий ветер с моря. Многие богатые люди за двухнедельное пребывание в этом летнем раю заплатили бы целое состояние.

После десятидневных строительных работ, утомительных в виду жары, идиллия была осуществлена. Посреди лагеря был подвешен к пальме наш судовой колокол. Стали регулярно биться склянки[22] и иногда устраиваться переклички и смотры. На одной из самых высоких пальм была сооружена наблюдательная вышка, чтобы следить за всеми судами, проходящими в море.

Для полного нашего благополучия не хватало только судна, которое могло бы снова дать связь с культурным миром. Наш крейсер лежал разбитым на рифе, но мы не унывали. Все наши надежды покоились на уцелевшей шлюпке. Большинству, правда, казалось немыслимым пуститься в море на такой скорлупе и искать большее судно, чтобы отважиться захватить его. Но пират подобен игроку ? он должен все снова и снова пытать счастье.

Мы изготовили мачту, такелаж и паруса, свили все спасти, отскоблили краску со шлюпки, проолифили её и выкрасили заново. 23-го августа шлюпка была уже вполне готова. Но нельзя было принимать легкомысленных решений. Как мне ни надоело губернаторствовать на острове и как меня ни тянуло снова в море, я не считал себя в праве рисковать жизнью других людей. Мы все отдавали себе отчёт, что предстоящее предприятие, как в военном, так и в спортивном отношении, опаснее и рискованнее. чем все предыдущие. Наша шлюпка при самом тщательном оборудовании имела один существенный недостаток ? из-за низкобортности она при крене черпала воду. Нам приходилось впоследствии, даже в тихую погоду, выбирать ежедневно до 40 ведер воды.

Был собран военный совет. Нужно было решить: в какую сторону отправиться, как долго остающаяся команда должна ждать возвращения, под каким деревом она должна оставить нам письмо в случае, если ей придется все же покинуть Мопелиа. Каждые полгода на остров заходил парусник, чтобы забирать кокосовые орехи и черепах, собранных туземцами. Мы предполагали сначала пристать к островам Кука, а если там не встретим подходящий корабль, то идти дальше к архипелагу Фиджи. К сожалению, мы недостаточно учли малую мореходность нашей шлюпки, иначе мы не решились бы идти к этим островам в сентябре месяце, когда там свирепствуют штормы. Мы рассчитывали проходить ежедневно 60 миль, в 30 дней мы могли пройти все требуемое расстояние и через три приблизительно .месяца быть обратно в Мопелиа с захваченным нами кораблем.

Шлюпка наша была открытая, 6 метров длины; высота борта над водой по середине шлюпки была всего 28 сантиметров. Каждый поймет, что такая шлюпка в свежую погоду мало защищала от волн в открытом море. К тому же пришлось загрузить её снаряжением и продовольствием на много недель плавания. Было взято несколько жестянок консервированного мяса и шпика, но главный запас провианта состоял из сухарей и воды. Был также установлен пулемёт и взято две винтовки, несколько ручных гранат и револьверов. Навигационные инструменты и секстан также не были забыты. Все, разумеется, стремились участвовать в этой морской экспедиции. Я выбрал пять человек наиболее крепкого здоровья. На острове Мопелиа командование было передано лейтенанту Клингу.

Приближались минуты расставания. Еще одно братское рукопожатие, и узы, соединявшие нас всех, впервые порвались. Только теперь мы поняли, как близок был нам каждый из товарищей.

2 300 миль в открытой шлюпке.

Наше новое судно делало вначале, при благоприятной погоде, в среднем по 4 узла. Курс был взят на остров Атиу, расположенный в 300 милях расстояния. У нас имелось на два месяца сухарей и запас пресной воды на три недели. Шлюпка была до того переполнена, что пробраться с носа на корму можно было только ползком. Провиант, фотографические аппараты, табак и необходимая дождевая одежда были уложены в воздушные, камеры по бортам шлюпки. От этого остойчивость шлюпки, конечно, сильно пострадала. Имелось четыре матраца, так что четыре человека могли одновременно лежать, из них двое, правда, только в согнутом положении.

Страшнее всех этих неудобств был хронический запор, которым все стали страдать из-за однообразной пищи и отсутствия движения. Помимо перечисленного груза, следует упомянуть еще ведра, мотор, банки и т.п. Это, вместе с воздушными камерами, занимало всю шлюпку. Трудно даже понять, каким образом удалось втиснуть туда же еще шесть человек. Для защиты от дождя и волн, вокруг шлюпки по планширу был прибит широкий брезент. В непогоду он раскатывался к середине шлюпке и связывался с полотнищем другого борта. Железные стойки удерживали его на некоторой высоте. Без этого устройства мы часто промокали бы насквозь и, наверное, утонули бы.

Производить навигационные вычисления на нашем судне было в высшей степени затруднительно. Карты не на чем было разложить. При малейшей неосторожности все летело за борт. Все наблюдения и вычисления приходилось производить на качке одеревенелыми руками. Наши мореходные таблицы, тетради, карты, логарифмы и книги слипались от сырости: выложенные на солнце для просушки они вспухали, как лошадиные трупы.

На третий день плавания мы подошли к острову Атиу, ближайшему в архипелаге Кука и впервые вступили на обитаемую неприятельскую землю. Вместе с лейтенантом Кирхгейсом, сопровождаемые толпой изумленных туземцев, я отправился к дому британского резидента. Губернатор лежал на веранде и не поднялся нам навстречу. На его лице отражалось удовлетворенное сознание, что большая часть земного шара еще, благодаря богам, находится под властью англо-саксов.

«Меня зовут Ван Гутен, ? начал я по-английски свой рассказ подозрительно прищурившемуся резиденту ? а это мой старший офицер Соутхарт. Мы американцы голландского происхождения. Два месяца тому назад мы держали в голландском клубе в Сан-Франциско пари, что проплывем в открытой шлюпке из Гонолулу, мимо островов Кука, в Таити и обратно. Сумма пари ? 25 000 долларов. Мы обязаны приставать в определенных пунктах. Поэтому будьте так добры дать нам удостоверение, что мы здесь были. Мы желали бы также получить воду, консервов и свежих фруктов».

Наше предприятие показалось губернатору несколько шалым, но лицо его все же сразу прояснилось. Он не поинтересовался спросить ни вахтенного журнала, ни бумаг. В качестве гордого британца он настолько презирал иностранные языки, что принял нижненемецкое наречие, на котором я переговаривался с Кирхгейсом, за голландский язык. Он завел глубокомысленный разговор о войне, которую осуждал. Она, по его мнению, служила на пользу лишь желтой расе.

Через четверть часа к нам присоединился французский миссионер. В полном восторге от нескольких французских фраз, с которыми я к нему обратился, он, в качестве горячего патриота, пригласил нас к себе, встретил нас марсельезой, исполненной на граммофоне, и отлично угостил. На обратном пути через деревню нас восторженно приветствовали туземные девушки и одарили цветами и фруктами. Я еще раз посетил резидента, чтобы расспросить его о движении судов. Прихода парусных кораблей, к сожалению, не предвиделось, и нам пришлось отложить надежду на добычу судна до острова Аитутаки, куда мы и решили направиться. Удостоверение губернатора Атиу должно было нам оказать хорошую помощь. Погода начала ухудшаться. Бесконечные дожди промочили все, волны постоянно заливали шлюпку. Нам приходилось иногда за час времени выкачивать до 250 ведер воды. В последние 25 дней нашего плавания мы никогда не были сухими. Матрацы, одеяла, одним словом все, что не помещалось в бортовых воздушных ящиках, было насквозь пропитано водой. Мы мёрзли и только изредка могли отогреться горячим кофе. Брезентовый тент стал пропускать воду. Брызги волн не давали возможности ничего высушить.

В Аитутаки мы, к сожалению, не застали шхуны, которую предполагали захватить. Решено было всё же сойти на берег в надежде получить сведения о движении судов и провести хоть одну ночь в сухом помещении. Необходимо было подкрепить наши ослабевшие силы. Было 30 августа.

На моле, окруженный толпой туземцев, местный резидент поджидал редких гостей. Наше голландское происхождение пришлось переменить на норвежское, так как здесь могли встретиться голландские купцы.

Резидент, со своим пенсне на носу, выглядел вроде президента Вильсона и встретил нас с большой подозрительностью. Он тотчас распорядился послать к нам на судно для разведки норвежского плотника. Но мы с ним оживленно побеседовали на его родном языке. Плотник всецело проникся расположением к нам. Вильсон прибег тогда к хитрости: он старался нас разделить, чтобы от каждого из нас в отдельности все разузнать. Нас стали приглашать в одиночку в гости к различным видным островитянам, предлагая пообедать, взять ванну и т. п. Отказываться было нельзя. Каждый из нас взял на всякий случай ручную гранату в карман. Разложить наши вещи для просушки мы также не могли. Туземцы окружили тесным кольцом наше судно; нельзя было поднять одеял, под которыми было спрятано оружие.

Мне пришлось обедать у купца Лоу, а Кирхгейсу у резидента. Наши хозяева все время обменивались через слуг какими-то записочками. Очевидно, они уславливались какие нам задавать вопросы и сравнивали ответы. Мы отчаянно старались как можно скорей соединиться опять вместе. По дороге на судно встретился норвежский плотник п предупредил, что нас считают за немцев и хотят втащить нашу шлюпку на берег. Было решено двум из команды оставаться всегда на шлюпке и в случае чего, обстрелять пристань из пулемёта. Находившиеся на берегу, рассчитывали пробиться на судно собственными силами. Нужно было еще раз отправиться к резиденту за обещанным удостоверением и по дороге сделать закупки провизии у местных торговцев.

Вильсон попросил показать ему наши судовые бумаги и стал выпытывать различные имена и числа. На мой вопрос зачем ему это все нужно, он объяснил, что нас здесь принимают за немцев. Сам он уверен, что мы не немцы, но всё же хочет успокоить население. Вильсон колебался, очевидно, между желанием нас задержать и страхом перед вооруженным сопротивлением с нашей стороны. Я нащупал мою ручную гранату, взвел в кармане маузер и отправился с резидентом в сопровождении целой толпы людей к нашему судну. На пристани какой-то высокий человек в английской военной фуражке обратился к резиденту с вопросом, не следует ли нас арестовать. Я быстро шепнул тогда Вильсону на ухо: «Если вы только посмеете заваривать здесь историю, я застрелю этого долговязого». Это предостережение подействовало. Я остался сидеть на пристани, а резидент спустился в шлюпку, чтобы осмотреть все и проглядеть наш вахтенный журнал.

Вахтенный журнал, само собой разумеется, не удалось разыскать. Не упал ли он за борт? Вместо него Вильсону сунули в руки записную книгу ранее захваченной нами американской шхуны, которую мы взяли с собой из-за различных географических сведений, занесенных в неё. К сожалению, в ней оказалась также наша хронометрическая тетрадь. На первой странице жирным шрифтом было напечатано «Императорский флот» и изображен германский орел.

? На каком это языке??спросил резидент.

? Не знаю, ? ответил Кирхгейс, ? мы получили эту тетрадь в Гонолулу.

Вильсон сделал вид, что поверил. Ясно было, что военное превосходство на нашей стороне. Проходя по шлюпке он приподнял край одного из одеял и увидел маузер. Он быстро опустил покрывало и сказал Кирхгейсу:

? Только не показывайте это толпе.

Все было готово для вооруженного отпора: пулемёт и ружья были под руками, ручные гранаты висели в ряд, оставалось только сорвать их, как яблоки с дерева. Вильсон становился белее полотна. Он нервно закричал своим спутникам, оставшимся на пристани:

? Здесь все в полном порядке!

Я сошел к нему в шлюпку.

? Прикройте это хорошенько, ? сказал он, бледный от страха, указывая на ручные гранаты. Обратившись затем к толпе он снова прокричал:

? Я ничего не нашел, это мирные спортсмены!

Мы хотели отплыть только к вечеру, но Вильсон убедительно настаивал:

? Джентльмены, лучше, если вы отправитесь немедленно.

Пришлось согласиться. Я проводил его на пристань, поговорил с ним еще несколько времени, чтобы рассеять все подозрения толпы, и вслед затем мы отвалили от пристани и покинули этот злополучный остров.

Опять в открытом море! Тринадцать дней нам не пришлось видеть земли. Самые ужасные мучения ожидали нас в этом плавании. Беспрерывная борьба, со стихией, дни и ночи без сна. Постоянная забота управлять шлюпкой против волн и выкачивать ведрами воду. Нам уже не суждено было больше высохнуть. Три дня мы пересекали громадное пространство плавающей пемзы: она была выкинута на поверхность воды подводным вулканом. Отсюда началось землетрясение, которое послужило причиной гибели «Морского Чёрта» Эта пемза причинила нам много горя. Вместе с волной она попадала в шлюпку и покрывала все хрустящим песком. Все было насквозь пропитано водой, а дождь продолжал лить ручьями. Все тело испаряло пар от холода. Пищей служили только сухари и вода. Мы были в полном изнеможении. Матрацы давно были выкинуты за борт, так как они не просыхали больше. Днем нас иногда пригревало тропическое солнце, но ночью единственной защитой от холода были мокрые одеяла.

Запас воды подходил к концу, и мы не могли полностью утолять жажду. У нас оставался еще превосходный шпик, но никто не смел к нему прикоснуться из боязни вызвать еще большую жажду. Настоящие муки Тантала! Собирать дождевую воду в парус было бесцельно; вся парусина пропиталась морской солью, как и все остальные вещи в шлюпке.? вода получалась негодная для питья. Мы бессознательно приучили себя сосать пальцы и грызть руки, чтобы освежить слюной пересохшее горло. Цинга все острее давала себя чувствовать. Суставы сильно вспухли, в особенности на коленях. Стоять на ногах мы уже не могли. Язык распух, десны сделались белее снега, зубы шатались и мучительно болели. При этом приходилось все же жевать твердые сухари. Нестерпимую боль причиняла качка, от которой распухшие суставы на ногах ударялись постоянно о борта шлюпки. Дальнейших мучений, казалось, нельзя было уже вынести. Мы сами были себе в тягость. Полное равнодушие овладело нами, смерть становилась желанной. В голове чувствовалось какое-то затемнение; мысли путалась, мозги стали безжизненны, как клубки шерсти. Настоящего сна мы давно не испытывали, но весь день жили каком-то забытьи, как будто в другом мире. Одна только мысль связывала нас с жизнью ? вперед, вперед! Не пропустить ни одного порыва ветра неиспользованным, не потерять ни одного часа. Каждая минута приближала нас к спасительной земле. И мы продолжали бороться.

На утро тринадцатого дня показался в виду маленький остров Ниуэ. Нужно было, во что бы то ни стало, достать свежей пищи, от этого зависела наша жизнь. Большие толпы туземцев ожидали нас на берегу. .Мы не были в силах сойти на землю и знаками стали объясняться с чернокожими островитянами. Они с быстрой готовностью принесли нам воды к множество бананов. С жадностью набросились мы на эти фрукты. Они всего более подходили для наших слабых зубов. Подкрепивши свои силы, мы пошли дальше, стремясь все к той же цели ? захватить какое-нибудь судно.

На двадцать второй день нашего плавания мы пристали к одному из восточных островов архипелага Фиджи ? Катафанга и наконец могли выйти на берег и размять свои ноги, ослабевшие от цинги и ревматизма.

Отсюда мы продолжали путь к большим островам Фиджи и подошли к острову Вакайя. Нас заметили с берега и выслали навстречу парусный бот, предполагая, очевидно, оказать нам помощь, как потерпевшим кораблекрушение. Пришлось направиться к пристани. В бухте на якоре стояло много судов, укрывшихся здесь от свежей погоды. Теперь стало ясно ? почему мы в море не встречали судов. Итак, мы в четвертый раз находились на неприятельской территории.

Нас стали с любопытством расспрашивать. Мы лгали, как могли. Туземцы отнеслись к нам доверчиво, но один метис[23] настойчиво задавал нам коварные вопросы и очень ловко составил против нас заговор. Шторм принудил нас остаться на берегу. Я пошел с Кирхгейсом прогуляться по острову, чтобы обсудить наше затруднительное положение. Навстречу нам попался белый. Он, по-видимому, очень торопился и еле ответил на наш поклон. Как мы впоследствии узнали, метис дал ему знать, что он поймал группу немцев. Почуяв недоброе, мы тотчас вернулись на пристань. Здесь мы узнали, что из гавани только что вышел в море катер ? он должен был предупредить соседние власти о нашем прибытии.

К вечеру мы надумали устроить попойку с белым и метисом, чтобы развязать им языки, для чего, скрепя сердце, пожертвовали последними остатками рома. Белый не замедлил нам все разболтать и стал смеяться над метисом, что тот принял нас за немцев. Мы провели после этого бессонную ночь и решили с утра уйти в море. В 11 часов утра все было готово. В это же время стали сниматься с якоря и все парусные суда. Сердечно распрощавшись с нашими хозяевами, которые, по-видимому, забыли все свои подозрения, мы готовились выйти из гавани. Но в эту минуту набежал сильный шквал с дождем, парусные суда стали поворачивать обратно в гавань, и мы были также принуждены провести на острове ещё вторую ночь. Вечером в гавань вошла большая двухмачтовая шхуна. Заметив ее, мы с Кирхгейсом сразу приняли решение. Этот корабль должен стать нашим. Захватим ли мы его сейчас или подождем до утра, когда будет светло? На военном совете было решено послать сначала Кирхгейса на судно. Он должен был рассказать капитану, что мы американцы и просим его принять нас пассажирами. Выйдя в открытое море, мы рассчитывали напасть на команду и завладеть судном.

Капитан шхуны выразил свое согласие и просил нас в три часа утра быть у него на судне. Уложив вещи, оружие и наше военное обмундирование в хорошо зашнурованные мешки, мы па следующее утро переправились на шхуну. С затаенной радостью прогуливались мы по палубе и рассматривали прекрасно оборудованный корабль. Как обрадуются наши товарищи на острове, когда мы вернёмся с таким судном! Помимо всего прочего, на нём имелись два мотора, что дало бы нам возможность снова начать крейсерскую войну. Мы не могли дождаться той минуты, когда последнее звено якорного каната скроется в клюзе, и корабль выйдет в море, а мы явимся к капитану в образе немцев и поднимем на судне свой флаг.

В то время, как мы с радостью думали о нашем будущем крейсерстве, случилось непредвиденное событие. Большой пароход вошел в гавань. С него тотчас отвалила шлюпка с офицером и туземными солдатами. Подойдя к нашему судну, офицер поднялся на палубу и объявил нас арестованными. Наше новое крейсерство кончилось, не успев начаться!