МАГИЯ

МАГИЯ

Каждый вечер, когда я отправлялся к мосту, меня сопровождали два человека, один из них нес лестницу, позволявшую мне добраться до платформы; после того как мне передавали ружье, лестницу убирали.

На второй день, когда пришли к мосту, мы увидели человека, одетого в развевающуюся хламиду с чем-то светящимся отраженным светом на голове и груди. Он нес шестифутовый серебряный крест и приближался к мосту со стороны Кедарнатха. Дойдя до моста, человек встал на колени и, держа крест перед собой, склонил голову. Пробыв некоторое время в этой позе, он еще выше поднял крест, встал на ноги, сделал несколько шагов вперед, снова бросился на колени и опять склонил голову. Так он продолжал преклонять колени через краткие промежутки, продвигаясь по всему длинному мосту. Проходя мимо меня, человек поднял руку в знак приветствия, но, так как казалось, что он глубоко погружен в молитву, я не заговорил с ним. Мерцание, которое я увидел на уборе его головы и груди, шло от серебряных крестиков.

Мои люди заинтересовались этим странным человеком и, увидев, что он поднимается по крутой дорожке к рудрапраягскому базару, спросили меня, кто он такой и из какой страны пришел. То, что он христианин, было очевидно, но я не слышал его речь, а по длинным волосам, роскошной агатово-черной бороде и чертам лица заключил, что он родом из Северной Индии.

На следующее утро я слез с башни и направился к бунгало инспекции, где проводил ту часть времени, когда светило солнце и я не занимался посещением ближних и дальних деревень в поисках новостей о людоеде. Тут я увидел высокую, одетую в белую хламиду фигуру, стоявшую на большом выступе скалы; человек смотрел на реку. При моем приближении он сошел с возвышения и поздоровался со мной.

Когда я спросил, что привело его в эти места, он сказал: «Я пришел из дальних краев освободить народ Гарвала от злого духа, который его терзает». На вопрос, как он предполагает осуществить этот подвиг, человек отвечал, что он сделает изображение тигра, и, после того, как молитвой принудит злого духа войти в это изображение, оно будет сброшено в воды Ганга и река донесет его до моря, откуда оно уже не сможет возвратиться и не сумеет причинить людям никакого вреда.

Как бы основательно я ни сомневался в возможности этого человека исполнить взятый им на себя обет, я не мог не восхищаться его верой в свои силы. Он приходил каждое утро, прежде чем я покидал башню, и, возвращаясь вечером, я еще заставал его за работой.

Сооружая своего «тигра», он использовал расщепленные бамбуковые жердочки, веревки, бумагу и дешевые цветные ткани. Когда чучело было почти готово, ночью разразилась сильная гроза с ливнем, и вся постройка расклеилась. Совершенно не обескураженный, он начал с утра работать снова, все время бодро распевая. Наконец пришел великий день, когда «тигр» величиной с лошадь и не похожий ни на одно известное животное был им изготовлен к полному его удовлетворению.

Кто из наших горцев от всего сердца не веселился, принимая участие в тамаша?[18] Чучело, привязанное к длинному шесту, оттащили вниз по крутой дорожке к небольшой песчаной отмели, его сопровождали сотни людей, большая часть которых ударяла в гонги и дудела в длинные трубы.

У берега реки его отвязали от шеста. Человек, одетый в белую хламиду с серебряными крестиками на головном уборе и груди, и с шестифутовым крестом в руках стал на колени и начал горячо молиться, убеждая злого духа войти в произведение его рук. Потом под звуки звенящих гонгов и рев труб изображение было препоручено Гангу и поспешно направилось в свой путь к морю вместе с множеством подношений, сладостей и цветов.

На следующее утро знакомой фигуры уже не было на скале, и, когда я спросил нескольких людей, которые собирались совершить раннее омовение, откуда явился мой друг в развевающейся хламиде и куда он ушел, они отвечали: «Кто может сказать, откуда появится святой человек, и кто осмелится спросить его, куда он направляется?»

Эти люди со знаками своей касты, нанесенными на их лбах пастой сандалового дерева, говорившие, что ушедший человек святой, и те люди, которые принимали участие в церемонии спуска изображения на воду, были индуистами.

Я твердо уверен, что в Индии, где нет паспортов или личных опознавательных знаков и где так много значения придают религии (за исключением тех, кто перешел «черную воду»[19]), человек в мантии шафранного цвета, протягивающий нищенскую чашу или же носящий серебряные крестики на головном уборе и груди, может свободно пройти от Хайберского прохода до мыса Каморин, и его ни разу не спросят о цели путешествия.