Глава XXV, в которой повествуется о последних днях жизни св. Франциска и о его блаженной кончине.

Глава XXV,

в которой повествуется о последних днях жизни св. Франциска и о его блаженной кончине.

«Смерть праведников драгоценна для Бога». Такая смерть — это завершение долгой и победоносной борьбы, долгожданная награда, обретенная ценой несказанных жертв.

Вот почему Франциск, несмотря на телесную муку, пел. Он чувствовал себя, как перелетная птица, когда дуновение весны, первая зелень в полях и благоухание в воздухе призывает ее вить гнездо и заливаться трелями.

В изумлении братья, служившие Франциску, известили викария — брата Илию. Радость Франциска не покажется ли чрезмерной и неуместной? Не сочтут ли ее дерзкой перед лицом строгой смерти?

Викарий слегка попенял дорогому больному, но Франциск не смутился. Люди не могли вместить того, что он чувствовал:

— Позволь мне, брат, радоваться в Господе и восхвалять Его в моих недугах. Ведь милостью Святого Духа я так приобщился моего Бога, что по милосердию Его могу радоваться во Всевышнем.

Лето прошло. Осень обещала быть сухой и мягкой.

Еще один врач наведался к больному. Святой устремил на него взгляд и спросил:

— Брат врач, что ты скажешь о моем брате теле?

— С Божьей помощью, отче, оно исцелится и будет здраво.

Обычная ложь, какой из жалости утешают больного в последние минуты жизни. И, как правило, глупая ложь, ведь она мешает умирающему должным образом приготовиться к великому исходу.

Но душу Святого нельзя было обмануть:

— Скажи мне всю правду, Бенбеньяте, я не младенец.

— Отче, — ответил тогда врач со всей правдивостью, — по понятиям нашей науки болезнь твоя неизлечима, и думается мне, что в конце сентября или в первых числах октября, ты от нее помрешь.

— Ежели так, то добро пожаловать, сестра смерть, — заключил Святой, охваченный великой радостью.

В «Гимне брату Солнцу» недоставало последней строфы. Франциск продиктовал ее брату Леоне и брату Анджело, а те спели ее отцу:

«Хвала Тебе, Господи мой, за сестру нашу смерть телесную…»

Теперь дням его жизни приходил конец. Встреча с избавительницей смертью была недалеко.

Братья опустились на колени. Бернардо да Квинтавалле, первый сын, поместился справа, брат Илия — генеральный викарий — слева.

Как некогда патриарх Иаков, Франциск скрестил руки и спросил, на кого он возложил правую руку.

— На брата Илию, — ответили ему.

— Так тому и быть.

Потом возвел больные глаза к небу и воскликнул:

— Тебя, сын мой, благословляю во всем и на все, как могу, и более, чем могу, а чего не могу, пусть сотворит в тебе Тот, Кто все может...

И, обратившись к остальным, добавил:

— Прощайте, дети мои, живите в страхе Божием и пребудьте всегда в Нем...

Все застыли в глубоком безмолвии, лишь изредка прерываемом с трудом сдерживаемыми рыданиями.

***

Но то был еще не конец. Истинный рыцарь не может умереть, как лавочник, в четырех стенах богатого дома. Его душе нужен простор, там она возвратится к Богу.

Так и Франциск.

Получив разрешения у епископа и подесты города, он просил доставить его в Порциунколу, где в тишине простой хижины мог бы напоследок послушать пение птиц и шум листвы.

На полпути Франциск попросил сделать остановку. Весь Ассизи открывался перед ним. Его больные глаза ничего не видели, но он обратил взгляд к родному городу.

Ассизи, счастливая родина. Этот город Провидением был избран для осуществления любовно выпестованного замысла!..

«Бог да благословит тебя, ибо многие души через тебя спасутся, и многие рабы Всевышнего, обитающие в твоих стенах, будут избраны для Царства вечного».

Святой прощался с городом, все сопровождавшие его обливались слезами.

В Порциунколе Франциска ждала блаженная кончина.

Сыновьям, которых он оставлял сиротами, он продиктовал «Завещание», после его кончины оно послужит им духовным напутствием и проведет среди жизненных бурь; к нему, как к чистой струе, они будут припадать, набираясь сил и укрепляясь для восхождения духа.

Кларе и бедным затворницам обители Св. Дамиана, горько его оплакивающим, Франциск послал благословение и краткое увещание — хранить верность Уставу, он обещал скоро с ними свидеться.

У брата тела, которое он так жестоко держал в узде, он просил прощения и примирения.

Потом мысль его улетела далеко. В Риме, вечном городе, пребывала Якопа, совершенная женщина, столько раз благочестиво дававшая ему приют в своем доме.

Франциск желал увидеть ее перед смертью и просил брата написать ей письмо. Но внезапно послышался стук в дверь: это была она, с двумя детьми, Бог таинственно послал ей весть.

Святой был глубоко растроган и позволил Якопе ходить за ним в последние мгновения, как Христос позволил благочестивым женщинам быть при Его кончине и позаботиться о Его теле.

С материнским чутьем знатная римлянка предложила Святому отведать приготовленной для него сладости, но уста его, некогда вкушавшие золу, отказались принимать пищу.

У него не хватило сил на последний рыцарский жест — слишком ослабла плоть.

Пробил последний час на Божиих часах.

Святой думал о Христе, умершем на кресте, он хотел уподобиться Ему.

Он просил раздеть его и нагим, всего лишенным, в совершенной бедности, положить на холодную землю. Но подчинился викарию который приказал ему во имя святого послушания одеться и дал свое рубище.

***

Пятница, 2 октября. Франциск утратил представление о времени.

Ему казалось, что еще четверг, и он просил прочитать ему то место из Евангелия, где говорится о Страстях Христовых, потом благословил хлеб и раздал его присутствующим в память Тайной вечери.

Весь этот день и часть следующего он провел в непрерывном экстазе.

Вечером в субботу 3 октября смерть, наконец, явилась за ним.

Солнце заходило, за горой Амиата пылал закат, яркой серебряной лентой вилась река Тешо. Шумела листва, миром дышала вся равнина, пребывавшая в трепетном ожидании.

Франциск запел 141-й Псалом:

— Господи! к Тебе взываю; поспеши ко мне,

внемли голосу моления моего, когда взываю к Тебе.

В этот миг он снова ощутил в себе борения, которые, как он надеялся, давно утихли в нем. Страх напал на него, он почувствовал отвращение к смерти. Умирание бренной плоти, которого он так желал в прошлом, сам же ее умерщвляя, сейчас предстало ему как нечто ужасное и сотрясающее.

Лукавый прилагал все силы, чтобы вызвать в нем отчаяние, чтобы представить ему, как бесполезные, все перенесенные страдания, все содеянное добро, все заслуги перед Господом и частые, ощутимые встречи с Богом; всю свою злобную волю лукавый употреблял на то, чтобы сломить сопротивление Франциска.

Тот в скорби стенал:

— Я воззвал к Тебе, Господи,

я сказал: Ты прибежище мое

и часть моя на земле живых.

Избавь меня от гонителей моих,

ибо они сильнее меня.

Искушение, внезапно напавшее, так же внезапно исчезло.

Смерть предстала ему как блаженная, как сестра избавительница, едва лишь он увидел, что перед ним тот же путь, которым прошел Христос, вознесшийся к славе Отца.

И тогда мир сошел в его душу, он почувствовал, что восхищен в те высшие пределы, куда не достигает земная суета. Ему казалось, что он идет по цветущей тропе к свету, сияющему все ярче.

С последним вздохом он выговорил:

— Выведи из темницы мою душу,

чтобы мне славить имя Твое.

Вокруг меня соберутся праведные,

когда Ты явишь мне благодеяние.

В этот миг сердце его перестало биться. Бог исполнил последнюю его просьбу.

Внезапно в сумерках послышались движения многих крыльев: это жаворонки слетелись к келье Святого и запели свою песню. В чистой синеве неба зажигались первые звезды.