Глава 29 ДНЕВНИК ДЗИРО ХОРИКОСИ О ПОСЛЕДНИХ ДНЯХ ВОЙНЫ

Глава 29

ДНЕВНИК ДЗИРО ХОРИКОСИ О ПОСЛЕДНИХ ДНЯХ ВОЙНЫ

Как мы уже отмечали в этой книге, без истребителя Зеро Япония, возможно, не достигла бы первых военных побед в Тихом и Индийском океанах и на азиатском материке. Все зависело от способности Зеро перехватить у врага необходимое господство в воздухе на любом театре военных действий. Во время широкомасштабных японских наступательных операций этот истребитель добился поразительных результатов.

Поэтому Дзиро Хорикоси, конструктор, занимавшийся Зеро и другими японскими фронтовыми истребителями, может служить, так сказать, символом состояния Японии в годы войны. Нижеследующие страницы содержат выдержки из его личного дневника, относящегося к последним девяти месяцам войны. Это как бы необычный взгляд на Японию изнутри в течение этих месяцев глубочайшего кризиса.

«5 декабря 1944 года. Сегодня я выехал из Нагои поездом в Йокогаму. Там 6 декабря в научно-исследовательском центре морской авиации должна была состояться конференция с участием флота и производственников по новому истребителю „Reppy“. По завершении необходимой работы по налаживанию связи с флотом по новому самолету мне надо было вернуться в Нагою после поездок по районам Токио и Йокосуки.

Однако 7 декабря сильное землетрясение обрушилось на Токайский район (южное побережье Центральной Японии). Толчок вызвал обширные разрушения и уничтожил длинный железнодорожный мост на линии Токайдо через реку Тенрю. Одним ударом самая важная транспортная железнодорожная линия Японии была перерезана. Мое беспокойство за судьбу заводов в Токайском районе возросло, когда я узнал, что землетрясение было настолько мощным, что временно остановилось все производство на авиазаводе „Мицубиси“ в Охе-Мачи, Нагоя, где я работал со своей конструкторской группой.

Первым моим импульсом было немедленно отправиться в Нагою, чтобы сделать максимально возможное для восстановления производства. Однако мне посоветовали не ехать поездом, поскольку из-за рухнувшего моста мне пришлось бы идти пешком в холодную зимнюю ночь, чтобы успеть на другой поезд. Я был изнурен месяцами сверхурочной работы, а потому понимал, что такое путешествие может надолго уложить меня в постель. В Нагое мне выдали специальное разрешение на остановку в Токио и проведение там всех работ, необходимых флоту по самолету „Reppy“ до следующего совещания, запланированного на 15-е.

Но на землетрясении несчастья не закончились. В разгар дня 13-го „В-29“ впервые совершили опустошительный налет на Нагою, сосредоточив свой удар на заводе авиадвигателей „Мицубиси“ в Дайкочо, Нагоя. Раскинувшиеся на большой площади цеха были основательно разрушены, из-за чего производство серьезно пострадало.

16 декабря 1944 года. Линия Токайдо все еще не восстановила мост, поврежденный землетрясением. Мне надо было вернуться в Нагою, а потому, чтобы добраться до города, пришлось сделать крюк по горной дороге. Я сел на поезд линии Синецу, отправившийся с вокзала Уено в Токио и прибывший в Нагою через Нагано поздно ночью 17-го. Я провел в поезде более двадцати часов, а в обычные времена поездка экспрессом по линии Токайдо между Токио и Нагоей занимала только пять с половиной часов.

18 декабря 1944 года. Сегодня днем „В-29“ вернулись для второго налета на Нагою, атакуя завод фюзеляжей „Мицубиси“, к которому я был приписан. Как только зазвучали сирены воздушной тревоги, мы побежали к свободному убежищу возле основных цехов и спустились в траншеи и блиндажи, подготовленные для укрытия. Защищенные от осколков бомб и разрывов, мы вглядывались в небо в поисках бомбардировщиков. Вскоре заметили несколько волн „В-29“, казавшихся белыми на высоте, как я прикинул, около 10 тысяч метров. Большие самолеты выдерживали строй, сбрасывая бомбы залпами так, чтобы они „прошлись“ по территории завода с востока на запад. Я впервые оказался под таким мощным воздушным налетом и четко запомнил зловещий вой падающих бомб и невероятный грохот бомбовых разрывов. В ушах звенело, и я оглох на несколько часов.

19 декабря. Руководитель завода „Мицубиси“ распорядился приступить к выполнению плана по рассредоточению. Мы боялись, что бомбардировщики вернутся в еще большем количестве, и, если оборудование так и останется брошенным напоказ для „В-29“, мы скоро прекратим какое-либо производство. Работники начали развозить оборудование по школам и заводским помещениям в городе и пригородах.

25 декабря. Отдел машиностроения, в котором я работал, закончил эвакуацию из заводских зданий. Теперь мы располагались в нескольких школьных зданиях в восточной части Нагои.

С 25 декабря 1944-го по апрель 1945 года. Долгие часы изнурительной работы, перегрузок сделали свое дело. Страдая плевритом, я оказался прикованным к постели начиная с 25 декабря. Странное ощущение – не вставать с постели и слышать грохот воздушных налетов, которые сейчас стали частыми, днем и ночью. Мне уже был до боли знаком пронзительный свист падающих бомб, грохот разрывов в городе и рев огромных пожаров. Из своего окна я не раз наблюдал, как страшное пламя пожирает жилые дома и здания, а вздымающиеся облака дыма застилают все небо над городом.

В течение этого времени я поддерживал контакты с людьми, работавшими над моими проектами в „Мицубиси“ – „Reppy“ и другими истребителями. Меня часто посещали многие мои коллеги и помощники. Еще в декабре я обратил внимание, что у наших сотрудников резко упало желание работать. Из разговоров с моими людьми было очевидно, что упадок морали становился все глубже. Это естественное состояние подавленности с развитием событий на фронте усугублялось трудностями личного плана, отсутствием еды, проблемой добраться на работу и вернуться домой и т. д.

Уже середина марта. Похоже, „В-29“ изменили свою тактику бомбардировок. Если раньше они бомбили преимущественно заводы и военные установки, то теперь они атакуют гражданское население, сжигая жилье. С ощущением неминуемого всеобщего краха я слушал рассказы об ужасном налете с применением зажигательных бомб на центр Токио, который продолжался с ночи 9 марта до раннего утра следующего дня. Страшный по своей насыщенности зажигательными бомбами налет, похоже, был только первым в новой серии. Мне говорили, что центр города практически выжжен и что уже насчитано более 83 тысяч погибших и пропавших без вести. Десятки тысяч людей было ранено и обожжено. (Здесь я хочу добавить постскриптум. В этом гигантском воздушном налете число жертв превысило даже результаты атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Просто невероятно, что произошло с нашими городами.)

Настала очередь Нагои. С ночи 11 марта до раннего утра 12-го „В-29“ сбросили на этот город десятки тысяч зажигательных бомб. Вспыхнули гигантские пожары, которые пронеслись без помех через скопления хрупких деревянных домиков и других зданий. Людям, к счастью, удалось избежать участи жертв подобного налета на Токио от 9 марта. Сравнительно малая площадь жилых массивов Нагои позволила большей части населения уйти от надвигавшихся языков пламени. Число жертв было сравнительно небольшим.

Сейчас уже очевидно, что „В-29“ будут продолжать совершать налеты на наши города, придерживаясь той же тактики. (Постскриптум: более половины моих родственников, проживавших в Токио, к маю остались без крова.)

12 марта 1945 года. Невзирая на протесты, я приказал всей своей семье, за исключением жены, немедленно уехать из Нагои. Большая часть города уже была выжжена и превратилась в пустыню, но „В-29“ могут вернуться в любой момент. Моя семья в сопровождении шурина и экономки отправилась в мою родную деревню, расположенную недалеко от города Такасаки, префектура Гумма, что примерно в девяноста километрах к северо-западу от Токио.

Странно было оставаться одному в пустом доме, пока жена проводила семью до вокзала Озоне в Нагое. Появилось время для размышлений, и я ощутил глубокую тревогу за будущее моей семьи, моего народа, за будущую работу, за будущее моей компании, в которой я так долго работал. Я не мог сдержать слез, когда думал о том, что мою страну и народ ожидает неизбежное поражение. На этих страницах я должен признаться, что несчастье, которое предстояло пережить Японии, заставляло меня плакать, и я не мог остановить слез.

Когда мы проснулись утром 8 декабря 1941 года, мы оказались – сами того не ведая – втянутыми в войну. Осознание этого было удивительным. Еще с тех пор большинство людей, кто трезво оценивал поразительную индустриальную мощь Соединенных Штатов, никогда не верило всерьез, что Япония победит в этой войне. Мы были убеждены, что у нашего правительства наверняка были в запасе какие-то дипломатические ходы, способные остановить войну до того, как ситуация станет для Японии катастрофической. Но сейчас, когда мы были лишены каких-либо сильных межгосударственных средств для достойного выхода из войны, нас все глубже затягивало в катастрофу. Происходило уничтожение Японии. Мне не оставалось ничего другого, как проклинать военную иерархию и слепых политиканов за то, что они втянули Японию в этот дьявольский котел разгрома.

8 апреля. Кабинет пал. Новый состав дает сильные основания надеяться, что скоро произойдут серьезные перемены в дипломатии и отношении правительства к войне.

15 апреля. Мое здоровье заметно улучшилось, и временами я могу вставать с постели. Чудесно ощущать, что ты обманул смерть и что скоро я снова смогу передвигаться, как и прежде. Впервые за четыре месяца я смог подстричься, принять долгожданную ванну, пройтись по знакомым комнатам собственного дома. Мне стало настолько лучше, что я мог сам добираться до бомбоубежища при налетах „В-29“, куда я раньше не доходил без посторонней помощи.

15 мая. Я уже достаточно здоров, чтобы ездить поездом. Завод № 1 тяжелого машиностроения „Мицубиси“, на который я сейчас зачислен, расположен в Мацумото, префектура Нагано. Я выехал на завод из Нагои на поезде. В первый раз я воочию увидел последствия применения зажигательных бомб в Нагое. Город превратился в пустыню, обгоревшую и неописуемо обезлюдевшую. Мой бывший завод стал бесформенным призраком из исковерканных стальных труб, искореженный бомбами и разобранный на части командами по рассредоточению. Трудно было поверить, что все это я вижу наяву.

Я знал, что скоро буду себя чувствовать совсем хорошо. Однако у меня почти не было желания работать. Вид разбомбленного города и исковерканного оборудования не покидал меня.

22 мая. Вероятно, моя болезнь ослабила меня значительно в большей степени, чем я полагал. Мне было приказано отдыхать, и я уехал из Мацумото повидаться с семьей. Следующие два месяца (до 21 июля, когда эта запись была закончена) я оставался с семьей, включая мою престарелую мать, и отдыхал, насколько это было возможно, чтобы набраться сил. К счастью, деревня наша слишком мала, а потому не подвергалась налетам.

Но и здесь сирены воздушной тревоги звучали над полями. Вражеские самолеты появлялись везде, бомбя, обстреливая ракетами и из пулеметов наши дома. Когда тяжелые „В-29“ гудели над головой, направляясь бомбить Маёбаси, Такасаки и Оту в префектуре Гумма, до нас потом доносились отдаленные раскаты, похожие на рокотание грома, хотя это было весьма далеко от нас.

И постоянно были видны американские морские истребители и бомбардировщики, проносившиеся низко над полями в поисках целей. Наши самолеты ничего не могли поделать против огромной мощи вражеских воздушных армад, которые полностью контролировали небо над Японией.

Впервые за восемнадцать лет с моей учебы в колледже я более месяца провел с родителями в их доме. Эти холмы и реки были те же, что и раньше, но поля изменились. Большинство рощ, в которых мы играли в детстве, перестали быть местом для детских игр, а были засеяны под продовольственные культуры. Страна голодала. Наши суда не могли прорваться в порты с продуктами питания.

Общее состояние страны быстро ухудшалось. Казалось, что что-то внутри нее гниет. Резко выросло число людей, напрямую пострадавших от бомбежек. Инфляция, как степной пожар, мчалась по стране, и от этого больше всего пострадали люди, жившие на зарплату. Хитрецы предлагали сбитому с толку правительству случайные меры и как-то ухитрялись получать новые должности, которые им давали неплохой доход и положение – а в это время честные люди (большинство нашего народа) были втянуты в войну и в жизнь полную лишений и несчастий. Многие смекалистые торговцы и промышленники заигрывали с милитаристами, они искали и получали большие прибыли путем грязных, бесчестных сделок. Правительство было не в состоянии отличить правду от лжи, все громче звучали шумные требования фаворитов. Многие правительственные чиновники предпочитали уклоняться от ответственности, высокопоставленные лица часто меняли посты, и эти перемещения происходили постоянно.

Казалось, вся страна погрязла в коррупции. Гниение в правительстве распространялось все дальше. Весь народ был истощен. Япония быстро теряла силы, вряд ли кому-то еще хотелось продолжать войну.

Я встречался со многими школьными друзьями и мог поговорить о прежних днях. Часто я бродил по холмам и по берегам рек. И не раз мне на память приходили строки из древней китайской поэмы: „Горы и реки не меняются в этой разрушенной войной стране“. Находясь в деревне, я часто старался забыть о своих обязанностях и ответственности в это военное время. Военная обстановка ухудшилась до такой степени, что даже деревенские жители желали мира. Часто обсуждали вариант обратиться к Советскому Союзу, единственной мощной державе, нейтральной между союзниками и Японией, с просьбой вмешаться в войну и остановить военные действия. Япония особо старалась сохранять нейтралитет с СССР, и мы надеялись, что могли полагаться на его порядочность и дружбу в посредничестве с союзниками.

22 июля. Я возвратился на завод № 1 „Мицубиси“ в городе Мацумото, куда меня назначили на новую инженерную должность. Мацумото был одним из очень немногих городов, которых обошли вражеские налеты; кроме него, неразрушенными бомбардировками были еще Киото, Хиросима, Нара, Нагасаки, Фукуяма и Мито. Компания отчаянно пыталась создать новые мастерские и установить эффективную связь с другими производствами и мастерскими, разбросанными по стране в результате программы рассредоточения. Однако эти усилия принесли мало плодов, и все превратилось в хаос. Руководство оказалось некомпетентным, и мы мало что сделали из-за бесконечной путаницы. Все наши усилия были безрезультатными. Ущерб от бомбежек по всей стране был настолько велик, что каждому было ясно, что войну не выиграть. Продолжать войну не имело смысла, но сама инерция боевых действий влекла нас вперед.

7 августа. Поступило сообщение, что вчера враг применил, вероятно, совершенно новый тип бомбы. Мы узнали, что бомба эта – неизмеримо более мощная, чем любое обычное оружие, и что вчера утром она была сброшена на Хиросиму. Давалось очень мало деталей о новой бомбардировке, но мы поняли, что ужасные последствия этой бомбардировки, человеческие страдания и потери, уничтожение зданий находятся за пределами описания. Это все, что мы пока узнали.

10 августа. Вчера Японию снова поразила новая бомба. На этой раз целью стал город Нагасаки. Еще более страшное сообщение дошло до нас, гласившее, что СССР объявил войну Японии и начал вторжение в Маньчжурию и Северную Корею. Нам сообщают, что мощные сухопутные армии и полчища бомбардировщиков уже нанесли удары.

Это означало финальный удар по Японии, которая уже и так изнемогала от бесконечных американских налетов. Местные власти, правда, без особого энтузиазма, порекомендовали жителям Мацумото быстро покинуть город, который до сих пор избегал воздушных налетов. Так что большинство работников компании сейчас занято рассредоточением и укрытием своего личного имущества, укрытием заводского оборудования и машин. Ежедневная работа напрочь забыта. Похоже, они уже смирились с мыслью, что разгром – лишь вопрос времени.

15 августа. По радио объявили, что император сделает важное сообщение. Я сразу понял, что речь пойдет о рескрипте о капитуляции. Качество звука было плохое, и я пропустил многие места из выступления. Но это было не важно. Япония уже многие месяцы была бессильна в борьбе с врагом.

Война закончена. Нам нанесли поражение после борьбы, которая привела буквально к полному истощению ресурсов нации. Это было первое поражение моей страны, которое мне пришлось пережить. Давайте взглянем в глаза реальности и признаем, что японский народ не имеет общественной организации, которая смогла бы объединить нацию в едином порыве. Мы никогда не были достаточно подготовлены к тому, чтобы сочетать свои интеллектуальные способности и думать и работать по-научному. У нас бедные природные ресурсы, а земля чудовищно перенаселена.

У Японии слишком много жизненно важных проблем, которые невозможно решить лишь своими собственными ресурсами, способностями и усилиями. Моя страна не сможет вести цивилизованное и процветающее существование без щедрой помощи и индустриального и коммерческого обмена со всем миром. Мы требуем для всего мира принципа открытых дверей для блага нашего народа и всех народов. Не сомневаюсь, что отсутствие понимания этих вещей, возможно, явилось самой большой из основных причин, приведших к этой безумной войне. Перед нашим народом стоят экономические трудности и моральное замешательство. Если Японии суждено развиваться, то мы должны взять на себя в будущем обязанности совершенно иные, нежели те, что взяло на себя правительство, приведшее нас к пропасти войны и полному разгрому. И далее нам предстоит прилагать усилия для сохранения этого справедливого и благородного характера отношений во всем мире.

Нетрудно разглядеть, какая борьба лежит впереди перед Японией. Я знаю, в чем нуждается моя страна, но абсолютно не имею представления, как в будущем мои соотечественники будут удовлетворять свои потребности. Японии требуются, и она должна найти тех великих и честных государственных деятелей, которые смогут и которые поведут нас в будущее мира, и гарантии национального существования».