7. Жизнь налаживается

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

7. Жизнь налаживается

Лет до двенадцати я не подозревал, что фигурным катанием можно зарабатывать деньги, и был уверен, что чемпионам и призерам на соревнованиях выдают только медали. О деньгах я узнал, подслушав разговоры старших спортсменов. Кто-то рассказал, что, если побеждать на международных турнирах, можно хорошо заработать. Я пришел и сообщил об этом маме:

— А ты знаешь, что большие ребята еще и деньги на этом зарабатывают? Я буду стараться.

В тот день я решил для себя, что, когда у меня будет много денег, мои родители не будут работать.

Жизнь начала налаживаться, когда мне было тринадцать. На чемпионате мира в Австралии я стал шестым. Мы поехали с мамой в Москву и получили призовые: мне дали полторы тысячи долларов!

Я отдал все деньги маме:

— Пойдем купим тебе красивое платье!

Мы ходили по московским магазинам и чувствовали себя богачами. Купили маме два костюма, папе рубашку, Лене кофточку.

А в Питере сняли другую комнату, получше и поближе к Дворцу спорта. До этого у нас не было телевизора, с призовых я купил маленький телик и видеомагнитофон. А еще — велосипед, на котором я и ездил на тренировки в «Юбилейный».

На следующий год, в 1997-м, я взял в Сеуле первое золото: стал чемпионом мира среди юниоров. Я катался там вместе с американцами и китайцами, которые до этих соревнований меня постоянно обыгрывали. И тут я всех сделал — ощущения нереальные!

Мама оставалась в Питере и очень за меня переживала. Когда я получил свое золото, Алексей Николаевич позвонил ей и сказал всего три слова: «Ваш мальчик выиграл». Тогда за первое место на чемпионате мира я получил десять тысяч долларов — сумму по тем временам просто фантастическую!

Эти призовые стали для нас серьезным подспорьем. Отныне можно было нормально питаться, одеваться, хорошо себя чувствовать. Мы жили все в той же комнате, но это была уже совсем другая жизнь.

Мы с мамой съездили в Волгоград к папе и Лене, и часть денег я отдал отцу, чтобы он купил себе машину.

Папа, настоящий мужик, сильный и волевой, тогда прослезился:

— Спасибо тебе, сынок!

— Папа, я тебе очень многим обязан за то, что мама так долго жила со мной. Но я постараюсь, чтобы мы снова жили все вместе. А что машина? Это просто машина.

Это была не только моя победа. Это была победа всей моей семьи.

Отец купил «Жигули» 99-й модели темно-зеленого цвета. Нам эта машина казалась красавицей. И когда я приезжал в Волгоград, садился за руль, и папа учил меня водить.

Прошел еще год. Закончился очередной сезон. В 15 лет я стал вторым на чемпионате Европы и третьим на чемпионате мира среди взрослых. Я получил призовые и сразу решил: покупаю квартиру для своей семьи, мы уже достаточно настрадались с мамой в коммуналке. Это было круто.

Семья у меня большая, значит, и квартира должна быть просторной.

Мы с мамой, Мишиным и агентом по недвижимости объездили весь город, пересмотрели немыслимое число домов и квартир. И я выбрал — в только что построенном доме в Приморском районе Питера, на 13-м этаже — это для меня тоже было важно, потому что чертова дюжина — мое любимое число.

Мне очень хотелось поехать вместе с мамой за документами. Но я так перенервничал, что заболел, подскочила температура, и мама получала свидетельство о собственности вместе с Алексеем Николаевичем Мишиным.

Тогда это были пустые стены. Но меня воодушевляло, что скоро здесь будет комфортно нам всем.

Пока шел ремонт, мы жили в комнате на Петроградке, собирали вещи. Родители постоянно ездили в нашу квартиру, смотрели, как продвигается ремонт. Папа время от времени оставался там. Мы созванивались, и счастливый отец говорил мне:

— Здесь хорошо!

— Ну, я скоро тоже буду там жить.

Наконец мы переехали. Я был горд, что это случилось благодаря мне. Был счастлив за свою семью, что мы все-таки сделали это, сумели преодолеть трудности и выбраться из нищеты. Я сиял сам, постоянно заглядывал в глаза своим родителям и радовался, что они тоже счастливы.

Квартира казалась дворцом, я бегал по ней и постоянно повторял:

— Какая она большая!

Там можно кататься на велосипеде. Я прятался от мамы, а она меня искала. Это было здорово.

В это время меня пригласил в знаменитый тур «Чемпионы на льду» самый известный американский продюсер Том Коллинз. Это профессионал своего дела. С его легкой руки я начал зарабатывать. Я очень благодарен ему и его семье.

Я стал побеждать в международных турнирах, и меня заметили. В конце 1990-х нам с Мишиным предлагали кататься в Америке и Испании, предлагали переехать в Москву и кататься за другие клубы. Причем за хорошие деньги.

Тогда многие спортсмены, которые не смогли утвердиться в своей стране, где очень много первоклассных спортсменов и бешеная конкуренция, получали гражданство или вид на жительство и уезжали туда, куда их приглашали. Чтобы жить там и выступать за другую страну. У меня не было проблем пробиться на чемпионат Европы или мира, и уезжать я не хотел.

Должен сказать, что предложения были более чем заманчивые: шикарные условия для жизни, отличные контракты. Я мог получить гражданство, пропустить год и выступать за другие страны, которые хотели этого и готовы были меня обеспечивать по высшему разряду.

О том, чтобы выступать за другие страны, не было и речи — от этого мы отказались сразу. И тогда американцы предложили нам еще один вариант.

Шикарный дом во Флориде, очень хорошую зарплату. Мы могли перевезти свои семьи. Я должен был тренироваться в американском клубе и представлять именно этот клуб. А на международных соревнованиях кататься за Россию. Клубу нужны были хорошие спортсмены, руководство стремилось поднять уровень клуба за счет наград и титулов хотя бы одного фигуриста. А Алексей Николаевич тренировал бы там, кроме меня, американских спортсменов.

Так, кстати, очень многие и делают.

Мишин отказался категорически.

— У меня в России семья: жена, два сына, — говорил он. — Что они там будут делать? Я люблю Россию.

Моя семья тоже жила в России. В общем, мы отказались.

Хотя одно время я вообще-то мечтал купить в Америке дом и на какое-то время уехать туда тренироваться. Но этого не случилось.

У меня был тур по США в течение четырех месяцев. Этого времени мне вполне хватило, чтобы понять, что это совершенно не моя страна, там другой менталитет. Несмотря на то что мне приходилось общаться с русскими и к тому же я каждый день работал, уже через полтора месяца мне стало грустно и тяжело. Я ужасно тосковал по дому, по русским людям, по общению. Я задыхался, мне не хватало родного воздуха, привычного пейзажа, родных лиц, какой-то энергетики, присущей только тем, кто живет в России. Моя американская мечта развалилась, как карточный домик. Именно тогда я твердо решил, что страна, в которой я хочу жить, — это только Россия.

До этих побед, до того времени, когда стал зарабатывать приличные деньги, нам мало кто помогал. Не считая Мишина и директора Дворца спорта. Редкие подарки казались невероятной роскошью. А хотелось всего: вкусной еды, новой одежды, каких-то вещей. Хотелось особенно сильно еще и оттого, что ничего этого не было и не предвиделось.

От Дворца спорта «Юбилейный» нас отправили в Германию выступать в шоу. И всех расселили по немецким семьям.

Я и еще один мальчик Костя достались пожилым немцам, мы так и называли их — бабушка и дедушка.

Наша немецкая семья жила по четкому режиму. Подъем ровно в 7.00. Если они сбивались со своего ритма, день был потерян, они очень расстраивались.

Бабушка с дедушкой и нас пытались приучить к своему режиму, что мне жутко не нравилось, — утром хотелось поспать подольше, ведь мне не всякий день такая возможность представлялась.

Когда мы встречались с другими русскими детьми, они хвастали своими приемными семьями и подарками:

— А мне сегодня куртку подарили!

— А мне джинсы и кепку!

Я им завидовал и очень ждал, когда и мне что-нибудь подарят.

И однажды немецкие бабушка с дедушкой говорят:

— Завтра поедем в магазин.

— Классно!

Более опытные ребята нас уже проконсультировали, что немцы просто так по магазинам не возят. Это означает, что они обязательно купят много подарков.

Мы в магазине.

— Ну, ходите, смотрите, выбирайте.

Я выбрал кепку «Chicago-bus» — в то время это был писк моды, какую-то футболку, еще что-то по мелочи. Мой приятель тоже набрал красивых немецких одежек. Мы подошли к деду с этими вещами. Он все у нас забрал и — отложил в сторону:

— Мы сегодня ничего покупать не будем. Не время еще.

И мы ушли из магазина. Оказывается, нас привезли просто на экскурсию! Мы с Костей ехали домой и думали: «Надо же, как нам не повезло с немцами! Вон у всех какие щедрые: и куртки, и джинсы, и футболки им подарили. А нам даже по кепке не купили!» Разочарованию не было предела, расстроились мы ужасно.

На следующий день встречаемся с русскими ребятами, и они снова хвастают обновками.

Мы все это слушали, и настроение катилось под горку. Что тут скажешь, вот уж не повезло так не повезло.

Но перед самым отъездом домой нас все-таки привезли в магазин и позволили выбрать все, что мы захотели. Так и у нас с Костей появились обновки. Видимо, свои немецкие подарки мы должны были выстрадать.

Когда у меня появились деньги, я не забыл эти ощущения — когда очень-очень хочется, чтобы тебе что-нибудь подарили. Иногда после тренировки мы с пацанами — моими ровесниками, у которых еще не было никаких титулов, заваливались в какую-нибудь кафешку, и я всех угощал.

Или шли с младшими по магазинам, и я покупал подарки: кому кроссовки, кому свитер, кому машинку с пультом управления.

Я никогда не рассказывал об этом маме. О моем «меценатстве» ей сообщал Мишин.

Мама как-то сказала:

— Женя, а ведь тебе никто ничего не дарил. А ты даришь…

— Ну и что? У меня уже все это есть, пусть и у других будет.

Очень хотелось праздника. Не только для себя, но и для тех, кто пока еще ничего не добился.