На краю пропасти

На краю пропасти

— Как теперь перед глазами — третья полоса газеты «Знамя юности». Броский заголовок «Читайте Адамовича!» Отличные снимки и рубрика: «Координаты души». За внешней броскостью материала искусствоведа Владимира Бойко — глубокое исследование тончайших нюансов творческой лаборатории писателя, его мировоззрения и позиции. Раздумья, тревоги и живая боль нашего современника, от чего в большинстве своем мы уже отвыкли. А может, и не умели никогда…

Подписывая тот номер в печать, я прекрасно понимал, каким будет для меня утро завтрашнего дня. И не ошибся: сектор печати ЦК КПБ сработал, как будильник. «Так к чему это газета призывает молодежь? Читать Адамовича?! А почему не Ленина?». Как можно было отвечать на эти нелепые вопросы? Впрочем, там и не ждали ответов. Пришла в движение камнедробильная машина — ну как же: не согласовал, проявил самостоятельность и непослушание. А в таких случаях административная ярость не знала предела. Угрозы, оскорбления в адрес редактора — дело обычное. Но речь не о том.

Было совершенно ясно, Алесь Михайлович, что над вашей головой собираются тучи с весьма зловещей начинкой… Все, у кого действительно болит душа за белорусскую культуру, кому не безразлично духовное богатство нации, прекрасно понимали, что ваш срочный отъезд в Москву не что иное, как почетная ссылка. Но, очевидно, ваши недруги не учли то обстоятельство, что дальнобойная артиллерия порою эффективнее прямой наводки. И наивно было рассчитывать оторвать ваши корни от республики, ее народа. Выступления по телевидению и в печати (особенно публикация в «Огоньке»), где вы идеологическую обстановку в республике определяете одним емким понятием «Вандея» и называете фамилии чиновников от идеологии, повинных в этом. В затхлой, подвальной атмосфере откровенного натравливания рабочего класса на интеллигенцию эта публикация была действительно глотком чистого воздуха. И хотелось посоветовать каждому, у кого болела душа от мучительных вопросов и несоответствий нашего времени: «Читайте Адамовича», блестящий судебный процесс над сталинизмом, наконец, ваши слова как народного депутата страны, прозвучавшие с трибуны съезда Советов, со всей очевидностью говорили о том, что боль республики — это ваша боль. Она неотделима от вас, как память. И, право, уже от одной мысли, что в наш прагматичный, расчетливый век есть такие борцы за правду и справедливость, становилось легче дышать…

Ради Бога, Алесь Михайлович, не поймите мои слова как некую неумеренную похвалу в ваш адрес: любой нормальный человек в республике, искренне верящий вам, я думаю, произнес бы их во много раз больше. Знаете, до сих пор больно и стыдно за попытки обвинить вас в оскорблении белорусского народа, в неком злостном подстрекательстве и паникерстве. В ход против вас было пущено тупое, примитивное, как дубина пещерного человека, оружие. Хотя чему тут удивляться: каковы бойцы — таково и их оружие… И все-таки, Алесь Михайлович, чем вызвано к вам столь неприязненное, если не сказать враждебное отношение со стороны управленческого аппарата? Насколько мне известно, после чернобыльской трагедии вы обращались с письмом к Михаилу Сергеевичу Горбачеву…

— Да, это так. Но прежде чем ответить на вопрос, надо представить само письмо. Тогда, возможно, и комментарий не потребуется.

— Вы правы, Алесь Михайлович, комментарии здесь ни к чему. Но тогда с новой силой возникает вопрос, который, я думаю, не дает покоя миллионам жителей республики: как же так случилось и кто в этам виноват, что на огромной территории Белоруссии (кроме трех районов) люди и слыхом не слыхивачи о постигшем их несчастье? Почему преступное молчание длилось три года?

— Трудные вопросы, но я попытаюсь на них ответить. Казалось бы, реакция на мое письмо была самая благоприятная. 3 июня Михаил Сергеевич Горбачев получил письмо, а на следующий день зачитал его на Политбюро, где присутствовали и руководители республики. А еще через два дня я возвращался в Минск в одном вагоне с представительной комиссией (разумеется, по чистой случайности, да и узнал я об этом, спустя время). Так что реакция была незамедлительной, но произошло нечто странное. Эту представительную комиссию едва ли не с вокзала готовы были завернуть назад. Ее все-таки приняли, но весь разговор свелся к тому, что автор письма — человек несерьезный, некомпетентный и вообще — писатель, у которого, как известно, реальность тесно переплетается с вымыслом. Так стоит ли придавать этому значение? И это вместо того, чтобы показать весь масштаб бедствия и просить, просить незамедлительную помощь, как просят добрые люди.

Если иметь в виду, кто входил в состав комиссии — председатель Госгидромета, ответственные работники из министерства приборостроения и ряд других номенклатурных работников — то, надо полагать, эту версию они приняли охотно и одобрительно. Они ведь сами — рычаги этой отработанной административно-бюрократической машины.

Но получилось, однако, не совсем гладко: на беседе присутствовали белорусские ученые Борисевич Н. А., Нестеренко В. Б., которые не могли пойти против совести и выдать желаемое руководством республики за действительность. Они как раз и подтвердили факты, изложенные в моем письме: поражены не три района, как информировали Москву, и не только Гомельская область. И мы совсем беззащитны перед радиацией — нет приборов…

Каковы же результаты всей этой истории? Не стану утверждать, что они нулевые. Ведь какие-то приборы появились, что-то делается и за пределами Брагинского, Наровлянского, Хойникского районов. Тем не менее ситуация в Белоруссии считалась более-менее благополучной. А слухи и паникерство — это, дескать, от некоторых ученых и писателей.

Был в этой невеселой истории и очень конкретный результат — все, кто давал информацию для письма, были уволены.

— И само собой, Алесь Михайлович, не замедлили рассчитаться и с вами…

— Разумеется. Меня выжили из Белоруссии… Здесь я, пожалуй, перейду к некоторым обобщениям. Я не стану обвинять конкретных лиц, имеющих непосредственное отношение к последствиям чернобыльской трагедии. Порой слишком с близкого расстояния приходится мне наблюдать тех, кто находится на самой вершине административно-бюрократической пирамиды. На мой взгляд, их личные качества не играют особой роли. Не в них суть…

Я даже задумал такую вот повесть. Ахнуло еще несколько Чернобылей, но наша административно-бюрократическая система действует, как всегда. Как действовала и с первым Чернобылем. Постепенно вымирают люди, а информация, как внутри страны, так и на весь мир идет такая, что у нас стало даже лучше, чем было до катастрофы. Всё функционирует как прежде, а людей становится всё меньше и меньше. И хотя страны, по сути, уже нет; противник по-прежнему считает нас опаснейшим врагом. В один из кризисных моментов он не выдерживает и наносит ядерный удар по стране, которой не существует, но где, тем не менее, бюрократическая система так мистифицирует мир, что никто этого не заметил. Как, впрочем, в свое время не замечали миллионов советских людей, сидевших в лагерях. И вот из-за несуществующего врага погибает от радиации и сам агрессор. И весь мир.

Наблюдая действия нашей бюрократической машины в связи с чернобыльской аварией, невольно думаешь, что нет такого абсурда, который не может стать реальностью. Мне один большой деятель, с которым я вел беседу о ситуации в Белоруссии, несколько часов подряд доказывал, что всё у нас делается правильно и хорошо. С восторгом рассказывал ([Салтыков-] Щедрин это называл административным восторгом), как на беседе у Рыжкова Председатель Совета Министров Украины Ляшко полтора часа плакал в жилетку и просил помощи, а наш представитель отчитался за 10 минут. И тогда его похлопали по плечу и сказали: «Учитесь, украинцы, у белорусов». А я, слушая и наблюдая этот восторг, с болью подумал: «Ради вот такого похлопывания по плечу они готовы списать хоть целый народ». Вот тогда, пожалуй, и возникла у меня идея той повести.

— А ведь такие «объективисты», Алесь Михайлович, не исключение и в высших эшелонах власти, куда они попали «за крупные достижения» в своих республиках и краях. В свое время они активно творили застой, а теперь, выходит, так же активно его преодолевают? Что-то не очень верится в такие чудодейственные перевоплощения. Административно-бюрокртические методы руководства жили и живут а каждой клетке их организма. Если бы это было иначе, то откуда мог возникнуть застой?

— Так вот, если бы в 1985 году не началась попытка ломки этой бюрократической системы, то мы и по сей день, никакой информации о Чернобыле не имели бы. Как десятки лет не имели никаких сведений о катастрофе под Челябинском. И то, что сделано и делается для пострадавших, что, наконец, заговорили вслух о трагедии Белоруссии, объясняется не сменой плохих руководителей на хороших. Стала давать трещины монолитная система бюрократии. И только сломав ее окончательно, можно надеяться на спасение.

Интервью Леониду Екелю, заместителю главного редактора журнала [Родник/Крыніца].

[1989]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.