II. РАННЕЕ ДЕТСТВО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

II. РАННЕЕ ДЕТСТВО

Я индеец лакота[10] из племени оглала. Отца моего звали Черный Лось. Его отец тоже носил это имя, как и отец его отца. Так что я четвертый, кого зовут Черным Лосем. Мой отец и несколько его братьев были знахарями. Отец приходился также двоюродным братом отцу великого вождя Бешенного Коня. Мать мою звали Белая Бизониха, отца ее — Отказывается Идти, а мать — Много Орлиных Перьев. Мать моей матери и её отца я помню смутно. Отца же моего отца убили пауни[11] когда я был еще младенцем. А мать отца, Красная Орлица, умерла вскоре после этого.

Родился я в месяц, когда на деревьях лопается кора (декабрь), на реке Литл Паудер, как раз в ту зиму, когда убили четырех Кроу (1863 г.). Мне было три года, когда моего отца ранили в битве, получившей название "Ста убитых"[12] Из-за этой раны он хромал до самой своей смерти. А умер он в то время, когда вырезали группу Большой Ноги (1890 г.). Он лежит здесь, в этих холмах.

Ту зиму "Ста убитых" я вспоминаю так, как человек вспоминает какой-то дурной сон, который приснился ему в детстве. Тогда я еще мало что понимал. Словно стоял страшный, призрачный туман, ведь то было время, когда все вокруг казалось жутким и неспокойным. Я никогда прежде не видел васичу[13] и не знал, что они из себя представляют. Однако, все вокруг только и говорили, что васичу наступают на нас, собираются забрать нашу страну и ограбить ее, и что все мы должны умереть сражаясь. В той битве "Ста убитых" мы перебили всех васичу, и люди еще долгое время обсуждали ее. Но что значила какая-то сотня васичу, если были другие, которых не счесть.

Помню, раз я спросил своего дедушку: "Когда разведчики возвращаются из прерии, полной бизонов, они говорят: "Васичу идут". Когда какие-то странные люди собираются всех нас убить — говорят: "Васичу идут". Что же все это значит?" А дедушка мне ответил: "Это значит, что их очень много".

Когда я стал постарше, то узнал, что за сражение произошло в ту зиму, а также на следующее лето. В верховьях реки Мэдисон васичу нашли много желтого металла, которому они поклоняются и от которого теряют разум. Они хотели провести дорогу через нашу страну до того места, где находится желтый металл. Но наши люди совсем не хотели, чтобы эта дорога пролегала через наши земли. Она распугала бы всех бизонов, заставив их совсем уйти из нашей страны, а белые бы рекой хлынули по ней сюда. Они доказывали нам, что им нужно совсем немного земли — ровно столько, сколько надо, чтобы проехал фургон. Но народ наш понимал, чего им нужно на самом деле. Сейчас, когда оглядишься вокруг — видишь, чего они добивались!

Когда-то мы были счастливы, живя в своей стране, и редко голодали, ведь тогда двуногие и четвероногие жили вместе, словно сородичи; и для них и для нас вокруг было изобилие. Но вот пришли васичу и отвели нам маленькие островки земли, а другие маленькие островки для четвероногих. И становятся эти островки все меньше и меньше, поскольку вокруг них бушует волна голодных васичу, погрязших во лжи и алчности.

Давным-давно отец рассказывал мне, а ему рассказал еще его отец, что жил некогда один святой лакота по имени Пьет Воду. Во сне он увидел то, что должно было с нами случиться, и было это задолго до того, как пришли васичу. Ему приснилось, что четвероногие собираются уйти назад в землю, откуда пришли, и что какой-то странный народ опутал паутиной всех лакота. Святой лакота тогда сказал: "Когда все случится, вы будете жить в серых квадратных домах на пустынной земле и будете голодать, сидя в этих серых квадратных домах". Рассказывают, что вскоре после того, как его посетило видение, он отправился назад к матери-земле: его убило горе. Сейчас, конечно, можно понять, что он имел в виду вот эти дома с земляными крышами, в которых мы живем. Сбылось и все остальное. Подчас сны несут куда большую мудрость, чем жизнь наяву.

А когда пришли солдаты и построили себе бревенчатый город[14], там на ручье Пайни, одном из рукавов Паудера, мой народ уже точно знал, что они хотят построить свою дорогу, захватить нашу страну, а может, и перебить всех нас, если станут достаточно сильными. Бешенному Коню тогда еще было лет 19, и нашим великим вождем все еще оставался Красное Облако. В месяц, когда меняется погода [Октябрь], он созвал все разбросанные группы лакотов на большой совет у реки Паудер. Когда мы вышли на тропу войны против солдат, наш общий лагерь протянулся по долине реки так далеко, что всадник мог бы от восхода до захода солнца скакать через наши деревни. К нам на помощь пришли многие наши друзья, среди них шайела (шайенны) и Голубые Облака (арапахо).

И в месяц, когда лопаются деревья, те сто белых были убиты. Сейчас здесь со мной находится мой друг, Огненный Гром, который старше меня. Он участвовал в той битве и расскажет тебе о ней.

Рассказывает Огненный Гром:

Мне было 16 лет, когда все это произошло. После большого совета на Паудере мы перебрались к реке Танг и стали там лагерем в устье Пино-крик. Много нас было. И Красное Облако был самым главным. Но вождем нашей группы был Большая Дорога. Перед самым восходом мы выехали верхом и направились вверх по ручью к городку солдат, что расположен на ручье Пайни. Мы хотели напасть на него. Был уже почти полдень, когда мы остановились там, где дорога васичу спускалась круто вниз с узкого гребня горы и пересекала ручей. Здесь было хорошее место для сражения и мы выслали несколько разведчиков вперед, чтобы выманить солдат из бревенчатого города. Они ускакали, а мы разделились на две группы и залегли в овражках по обеим сторонам гребня горы и стали поджидать. Через некоторое время за холмом мы услышали выстрел. Поняли, что идут солдаты и стали успокаивать своих пони, чтобы те не ржали при приближении солдатских лошадей. Скоро мы увидели своих разведчиков, стремительно бегущих назад. Некоторые из них бежали, держа лошадей за повод и тем самым стараясь показать солдатам, будто лошади лакотов измотаны. Разведчики миновали нашу засаду, за ними пробежали, стреляя, солдаты. Когда васичу оказались у подножия холма, сразу завязался бой. Не успел я сесть на своего гнедого, как солдаты развернулись и стали с боем прорываться назад к вершине холма. В руках у меня был шестизарядный револьвер, который я купил у торговца, а также лук со стрелами. Одной рукой придерживая коня, я стал расстреливать их из револьвера, так как они подошли совсем близко. Кругом свистели пули, но еще больше было стрел — они словно стаи кузнечиков летали вокруг солдат. При таком перекрестном огне наши поражали и друг друга. Пробираясь назад, солдаты падали и падали, а лошади их разбегались в разные стороны. Многие наши бросились их ловить, однако я не стал этого делать, а упорно преследовал васичу. Когда солдаты достигли вершины, их осталось совсем мало и им уже некуда было там спрятаться. Они яростно отбивались. Мы ползком подобрались к солдатам совсем близко и тут кто-то крикнул: "Вперед! В такой день славно умереть! Подумайте о всех беспомощных, оставшихся дома!" Тогда все мы разом закричали: "Хока хей!" и бросились на них. В то время я был молодой и очень быстро бегал, так что оказался в числе первых, кто схватился с солдатами на вершине. Они вскочили и стали яростно отбиваться, и сражались до тех пор, пока последний васичу не упал замертво. С солдатами была собака, единственная оставшаяся в живых, она побежала к городу, воя от страха. Я не стал в нее стрелять — пожалел, однако многие пустили ей вслед стрелы и животное свалилось, пронзенное множеством стрел. Теперь от солдат вообще никого не осталось. Мертвые люди и лошади, раненые индейцы лежали на всем пути к вершине холма. Кровь на ранах моментально замерзала, так как разразилась сильная пурга, и мороз все крепчал и крепчал. Земля была настолько тверда, что мертвых хоронить мы не стали, а только подобрали раненых и двинулись домой. Однако большинство их погибло в пути от жестокого холода. Умерли даже те, кто смог кое-как доковылять в лагерь. Как раз тогда отец Черного Лося сломал себе ногу.

Черный Лось продолжал:

Да, я помню то время, когда отец возвратился домой со сломанной ногой, и кажется мне, будто помню и битву. Но больше всего мне запомнился страх, охвативший всех. Все это время мне не разрешали играть слишком далеко от нашего типи, а мать бывало говорила: "Если не будешь слушаться, тебя заберут васичу".

Кажется, вскоре после битвы мы перенесли лагерь с устья Пино в другое место. У меня в памяти всплывает отец, лежащий на волокуше и укрытый доверху шкурами бизона, словно ребенок. Вспоминается мать, погоняющая пони. Было очень холодно, и кругом лежал глубокий снег. Помню, сам я сидел на другой волокуше и весь был укутан в меха. Наши стремились уйти подальше от городка солдат, и хотя я точно не знаю, куда именно мы направлялись, помню, что на запад.

Зима была голодной — из-за глубокого снега преследовать дичь было почти невозможно. В довершение ко всему многие люди ослепли от яркого снега. Так мы блуждали долгое время, и несколько групп в пути потеряли друг друга. Наконец, стали лагерем где-то у ручья, и вскоре охотники возвратились домой с мясом.

По-моему, именно в ту самую зиму знахарь по имени Ползун обходил людей и лечил снежную слепоту. Он прикладывал к глазам снег, пел священную песнь, услышанную им во сне, а затем дул на затылок, и люди прозревали. Так мне рассказывали. Говорили еще, что пел он о стрекозе, ибо именно от нее получил он святую силу.

Когда наступило лето, мы стояли лагерем на реке Роузбад. Мне было уже не так страшно — васичу находились далеко, а здесь, в долине, царил мир и было много дичи. Все мальчишки в лагере от пяти-шести лет и больше играли в войну. Из разных групп они собирались вместе и сражались — метали гибкими прутиками друг в друга комья земли. Большие мальчики играли в игру под названием "Сбрось с лошади". Это была почти что настоящая война, разве только без жертв. Участники иногда могли получить серьезные увечья. Обычно собирались всадники из разных племенных групп, становились друг против друга и с громкими криками нападали. Со всего налета лошади наскакивали друг на друга, становились на дыбы, путались, ржали, кругом стояло громадное облако пыли. Наездники же старались схватить один другого и боролись до тех пор, пока одна сторона не потеряет всех своих людей; "убитым" считался тот, кто слетел с лошади.

Когда стал постарше, я тоже, бывало, играл в эту игру. Во время нее мы всегда были обнажены, подобно настоящим воинам, которые идут на тропу войны. Однажды, играя, я свалился с лошади спиной на острые грушевые ветки, и моей матери пришлось долго вытаскивать из меня колючки. Но в то время, о котором рассказываю, я был еще слишком мал, чтобы играть в войну. Помню, однако, что все время наблюдал за старшими товарищами, и думал о том, что когда все мы вырастем и станем большими, то, наверное, сможем убить всех васичу и прогнать их из нашей страны.

В месяц, когда чернеет вишня [август] народ кругом опять только и говорил, что о какой-то битве, из которой наши воины возвратились с множеством раненых. Это была битва, получившая название "Нападение на фургоны"[15]. Я опять не на шутку испугался, поскольку на сей раз наши не одержали победы, как раньше. В лагере стоял большой плач по погибшим воинам. Мой друг Огненный Гром участвовал в битве и расскажет тебе, что произошло в тот день.

Рассказывает Огненный Гром:

Все было плохо. Там широкая открытая прерия окаймлена холмами. Посередине васичу сдвинули в круг свои фургоны, так что их мулам ночью ничего не грозило. Васичу было не так много, но они укрывались за своими фургонами и вели оттуда ураганный огонь. Мы сначала подумали, что это какое-то новое колдовство той великой мощи, которой они обладают, потому что выстрелы звучали один за другим, словно рвалось одеяло. Позже я узнал, что у васичу в руках были новые ружья, которые заряжались сзади[16]. Здесь они использовали их против нас впервые. Мы повели наступление после восхода солнца. Воинов собралось очень много, и мы решили скакать прямо на фургоны и смести их. Однако пони испугались того грома, что производили ружья васичу и отказывались повиноваться наездникам. Из-за холмов за нами наблюдали женщины и каждый раз, когда прекращалась стрельба, слышались их траурные песни и причитания. В который раз мы упорно наступали, но все оказывалось безуспешно — воины падали замертво, лошади грудами валились у фургонов, другие разбредались по равнине. Тогда мы спешились, оставили коней в ущелье и стали наступать пешими. Но и это не помогло — воины падали, словно зеленая трава, скошенная степным пожаром. Наконец, мы подобрали раненых и отступили. Точно не помню, сколько было убито, но очень и очень много.

Рассказывает Стоящий Медведь:

Я на четыре года старше Черного Лося. С самого детства мы были хорошими друзьями. Помню, в ту зиму мы остановились на Паудере. Там еще росло много тополей. Пони нравилось пощипывать кору этих деревьев, для них это был хороший корм. В ту зиму большим деревом, упавшим на типи, убило мать Высокой Рубахи. Ночью бушевал ветер, и вспоминаю, как его шум не давал мне заснуть. Потом я услышал, что убило какую-то старую женщину. Это была мать Высокой Рубахи.

Черный Лось продолжает:

Тогда мне было четыре года. Если не ошибаюсь, именно следующим летом я впервые услыхал голоса. То было счастливое лето, нечего было бояться, поскольку в месяц, когда линяют пони (май), от васичу пришла весть о том, что они желают заключить мир. Дороги больше не будет, и все солдаты уйдут. Солдаты и впрямь ушли, а города их мы уничтожили. В месяц падающих листьев (ноябрь) они заключили с Красным Облаком договор, в котором говорилось, что вся эта страна будет принадлежать нам до тех пор, пока текут реки и растет трава. Трава и реки не забыли тех обещаний…

Может быть, и не тем летом меня посетили голоса, но, думается, случилось это все же тогда. Помню, произошло это еще до того, как я стал играть с луком и стрелами или ездить верхом. Однажды, играя в одиночестве, я услышал их. Мне показалось, будто кто-то зовет меня. Я подумал, что это мать, но вокруг никого не было. Так повторялось несколько раз, и всегда, сильно испуганный, я бежал домой.

Когда мне было уже лет пять, дедушка сделал мне лук и несколько стрел. Как сейчас помню — кругом молодая травка, сам я сижу верхом на лошади. И тут вдруг с запада из грозовой тучи донеслись раскаты грома. Я поспешил в лесок, стоявший вдоль ручья, чтобы укрыться. В лесу на ветке я неожиданно увидел райскую птичку. Нет, это был не сон, все произошло на самом деле. Я собрался было выстрелить в нее из того лука, что смастерил мне дедушка, но птица вдруг заговорила человеческим голосом: "Все тучи вокруг идут в одну сторону". Наверное, это означало, что все тучи взирают на меня. А птица продолжала: "Прислушайся! К тебе взывает голос!". Я взглянул на тучи и увидел, как по воздуху летят двое мужей, словно разящие стрелы. Они летели и пели священную песню, а гром в это время гремел непрерывно, словно барабан. Я спою тебе эту песню. Вот как она звучала:

Внемли, к тебе глас священный взывает.

С небес к тебе глас священный взывает.

Я сел и стал смотреть на них, а они летели из страны великана (севера), но подлетев совсем близко, неожиданно повернулись к западу и, превратившись в гусей, совсем пропали. И тут пошел дождь, прерываемый сильным ветром и гулом.

Я никому не рассказал о своем видении. Про себя мне нравилось думать о нем, но передавать кому-либо я боялся.