ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Вечером у Саши поднялась температура. Он лежал на парах, безучастно глядя на окружающих.

— Всерьез заболел Шурик, — тихо говорила Люба партизанам, с тревогой поглядывая на Сашу. Она задумчиво перебирала весьма скудный запас своих лекарств в походной аптечке, не зная, на чем остановиться. — Разве здесь поправишься? — Она оглядела черный бревенчатый настил потолка, земляные стены. — Холодно, сыро. Да еще днем на сквозняке сидел.

Матюшкин предложил напоить Сашу малинкой, да на горячую печку.

— А где же у нас печка? — сердито спросила Люба. — Надо соображать, прежде чем говорить…

— В деревню пойти надо… Ясное дело, не здесь, — Матюшкин стоял на своем.

Насчет малинки и горячей печки соглашались с Петровичем и другие партизаны, был согласен и Павел Николаевич. Но он опасался отправлять сына в деревню, тем более в Песковатское. Село на большой дороге, почти каждый день на ночлег останавливаются немцы. Не хотелось отправлять Сашу и к учительнице в Мышбор, хотя Дубов и другие партизаны говорили, что она свой человек. Против Мышбора возражали и девушки. Лучше уж в Песковатское, к родным, говорили они.

Саша молча соглашался с ними, ему тоже не хотелось идти к незнакомой учительнице.

— Может быть, тебе картошечки поджарить? — заботливо спрашивал Петрович, любивший хозяйничать на кухне.

— Спасибо, дядя Коля, не хочу… — Саша неохотно смотрел на окружающих, отворачивался, не принимая участия в разговоре. Не нравилось ему, что нянчились с ним, как с малым ребенком. Как ему надоели эти заботливые тревожные взгляды!

И, словно понимая настроение Саши, откликался со своего места Ефим Ильич:

— А вы дайте парню уснуть… Проспится, завтра и не узнаете.

Ночью Саша просыпался, чувствуя, как ему жарко, и снова засыпал.

А на другой день в лагере стало известно, что немцы схватили в городе Митю. Сообщил об этом Березкин.

Как только Саша узнал о случившемся, он оделся.

— Ты куда? — насторожилась Таня. — Опять с температурой ходить будешь?

— Куда, куда! — сердито отозвался Саша. — Разве можно теперь лежать?!

Саша пошел разыскивать Тимофеева. «Отпрошусь в город… — думал он. — Надо Митяя выручать…» Тимофеев не разрешил Саше идти в город.

— Я бы все узнал, — просил Саша. — Вы поймите! Дмитрий Павлович, мы с Митей обещали выручать друг друга, если что случится… Не такой уж я беспомощный, — как вы думаете. — Он выжидательно смотрел на командира, не отходил от него.

— Нужно проверить, — строго сказал ему Тимофеев. — Не всякому слуху можем верить. Понял?

— Понять-то я понял… А Митяй не вернулся… — Саша продолжал стоять возле командира.

Успокаивая Сашу, Тимофеев пообещал:

— За Митяя не беспокойся… Если нужно будет, тебя первого пошлю в город. Только поправляйся быстрее.

Никакой тревоги в словах командира не чувствовалось, и Саша отошел, успокоившись. Ведь Дубов и Алеша уже пошли в разведку — узнать, что же произошло в Лихвине с Митей Клевцовым. Саша вернулся обратно в землянку.

— Ты скоро меня вылечишь? — говорил он Любе. — Пошел бы тогда я в город, про Митяя узнал… А то вот лежу здесь.

Люба ничего не ответила. Она тоже была встревожена не меньше Саши. Девушки-партизанки, собравшись вместе, сидели расстроенные, пригорюнившись. Клевцова успели полюбить за веселый простецкий характер.

— Ничего м Митяем не произошло… — пытался Саша их успокоить. — Мне сам командир говорил. Я тоже в свое время пропадал, да вернулся… Так и Митяй…

Но все же Саша не мог отогнать от себя тревожной мысли. Думал, что если бы он теперь побывал в городе, то через ребят и Наташу все бы точно узнал. «Можно всем отрядом проникнуть в город и, если что, отбить Митяя…» — думал он.

Поздно вечером вернулись в лагерь Дубов и Алеша. Саша уже спал. И никто, кроме Тимофеева, не узнал, что дела в городе обстояли значительно хуже, чем предполагали. Под угрозой находилась вся подпольная организация.