ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
В то время как Славка был у Наташи, Вася и Володя, извещенные Генкой и Костей, находились в прибрежных кустах, на условленном месте, дожидаясь прихода Саши.
Никто из ребят не знал, что и на этот раз Саша пришел в город не один, а вместе с Митей Клевцовым. Задание командира достать батареи для партизанского радиоприемника они выполнили вместе.
В уцелевшем от разгрома складе типографии Саша разыскал два комплекта батарей, а Митя отнес их огородами к реке. Договорившись, когда они встретятся, Саша и Митя разошлись, каждый по своим делам. Не спеша, ленивой, словно ему нечего делать, походкой Саша снова прошел по своей улице Володарского, мимо своего дома. Поглядел на окна с выбитыми стеклами. Кто-то там уже успел похозяйничать. И похоже, не немцы, а свои. Кто-нибудь из полицаев или близких к ним людей. Как ни велик был соблазн побывать дома, Саша все же устоял. Рисковать нельзя.
Командир разрешил ему встретиться в городе со своими одноклассниками. Надо быстрее вызвать их. Пройдя почти всю улицу, Саша встретил знакомых ребят-тимуровцев. Копались они на пепелище сожженного склада, что-то разыскивая. Вызвать к себе ребят не представляло труда. Они тоже заметили его. И почти сразу же Славка побежал к Наташе, а остальные — к Васе Гвоздеву… Саша снова спустился к реке.
Со стороны никто ничего не мог заподозрить. На откосе, прикрытые с берега кустами, сидели трое пареньков и о чем-то оживленно полушепотом беседовали. Немного поодаль тимуровцы следили за петлявшей по огородам и круто спускавшейся к реке тропинкой.
Вася и Володя, перебивая друг друга, рассказали Саше о всех своих злоключениях по пути с оборонных работ.
— Думали, и живы не будем, когда нас бомбили. Вот где настоящий фронт-то был! — Последнюю фразу Вася произнес с гордостью: дескать, вот в каких переделках побывали!
— Застряли мы, — мрачно и немногословно жаловался Малышев, — просто свет не мил.
Ребята, вопросительно поглядывая на него, ждали.
Саша не знал, что ответить. Действительно, положение у Васи и Володи никудышное. Ребят могли каждую минуту выдать как комсомольцев, могли забрать на работу, увезти в Германию. По-прежнему он медлил что-либо говорить о себе. Сказать ребятам, что он партизан, значит нужно вести их с собой, иначе обидятся. Он снова попытался вывернуться.
— Где же ты теперь обретаешься? — в упор спросил его Володя.
— Пока в Песковатском… А что дальше будет, неизвестно, — попытался он весьма неуклюже схитрить.
Но Володя не выдержал. Он поднялся на ноги, давая понять, что разговор на этом не исчерпан. Повторилось то же, что было недавно с деревенскими ребятами в Песковатском.
— Врешь, Сашка!.. Чего скрываешь-то?.. Всё знаем… Говорить, что ли, запрещено?
Сам того не ожидая, Володя помог Саше. И тот обрадованно кивнул головой. Трудный вопрос был разрешен сам собой.
— Не отведешь нас к своим? Так и говори ясно.
Саша уклончиво пожал плечами. Он тоже вместе с Васей поднялся на ноги.
— Нельзя, ребята… — откровенно заговорил он. — Я рассказывал о вас командиру, но пока нельзя… Без разрешения я никак не могу привести. Даже отца… Даже отца родного… — повторил он, вспомнив про Павла Николаевича. И вдруг горячо принялся их уговаривать не искать пока партизан, а самим действовать самостоятельно: — В городе можно такие дела развернуть… Ух-х!.. — У Саши заблестели глаза. — В случае чего и я вам могу помочь… Вместе можем… Если понадобится, весь наш отряд поможет… А с командиром я снова поговорю… Вот честное слово, поговорю… — И Саша с мальчишеской горячностью даже перекрестился.
— А ты думаешь, мы не действуем?.. — прервал его Володя.
— А мы шины на площади у грузовиков на днях порезали, — не удержался Вася. Ему не терпелось рассказать, как они действовали вдвоем с Володей. — Ребята в городе есть. Надежные ребята. Вот бы нам группу сколотить, — воодушевился Вася.
Малышев же был за то, чтобы уйти в партизанский отряд. Володя понимал, что Васю удерживает тревога за мать. Если он уйдет в отряд, мать одна останется в городе.
— Ну, а склады у немцев где? — расспрашивал Саша.
Ребята ничего определенного не могли сказать. К домам, где теперь расположились фашисты, они и близко опасались подходить.
— Мы узнаем, — пообещал Володя.
— Смотри, Егорка Астахов идет, — тревожно сообщил Вася, все время следивший за тропинкой среди кустарника.
Ребята увидели рослую, нескладную фигуру Егора, который медленно шел к берегу, посматривая по сторонам.
Возвращался он обратно из Батюшкова, проводив семью Тимофеева до самого села. Вид у него был изнуренный, усталый. Заметив своих школьных друзей, Егор пошел навстречу им.
Стоявшие на тропинке встретили подошедшего Егора подчеркнутым молчанием. Почему-то никто не смотрел в его сторону, словно не замечал.
Володя, засунув руки в карманы, хмурил брови. Вася грыз какую-то травинку, сосредоточенно глядя себе под ноги. Саша, сняв шапку, приглаживал волосы.
— Здравствуйте, ребята! — глухо поздоровался Егор.
Но никто не протянул ему руки, лишь скупо поздоровались и глядели, как показалось Егору, какими-то невидящими глазами. Кому-то первому нужно было заговорить. Володя и Вася вопросительно поглядывали на Сашу, но он тоже молчал.
— Что, разговаривать не хотите? — наконец произнес Егор.
— Почему? Разговаривать можно… — первым отозвался Саша. — Сам знаешь… Отец-то у тебя кто?
Егор молчал.
— Как же ты, а? — спросил Саша и, помолчав, хотел спросить, что намерен Егор делать дальше, но на язык подвернулись другие слова: — Как же ты допустил? Неужели не замечал раньше?
— Не замечал, — пробормотал Егор. — Не думал я… Давно хотел уходить из дому.
Глядя на Егора, Саша молчал. Молчали и ребята.
Егор и раньше был недоволен своей жизнью у отца. Изредка это прорывалось у него, но тогда никто не обращал на его слова внимания. Теперь Саша чувствовал и себя в какой-то мере виноватым, вспомнив, что Егор жаловался ему.
— Значит, раньше признаков не было? — снова спросил Саша, сдвинув к переносью густые черные брови.
— Были, — глухо отозвался Егор и, тяжело подняв сухие, воспаленные глаза, решительно и в то же время заикаясь, спросил: — Вы-ы что… не-е-е… верите мне?.. Думаете, я з-заодно с отцом?
— Не верим, — решительно и сурово ответил за всех Вася, сдвинув на затылок кепку, из-под которой чернели волнистые пряди волос.
Егор еще больше побледнел, глаза у него загорелись.
— Я б-был комсомольцем и-и… останусь им по-прежнему! — звенящим голосом выкрикнул он. — М-мо-жете не верить. Я не-е-е прошу верить. Я докажу, вот у-увидите!..
И то, что Егор выкрикнул, а не сказал последние слова, и то, что голос у него дрогнул и прервался, и то, что он прямо смотрел каждому из ребят в глаза, сразу как-то приблизило Сашу к Астахову, заставило поверить ему.
— А комсомольский билет у тебя с собой? — осведомился Саша, прищурив глаза и держа руки в карманах потрепанного черного пальто.
Ребята насторожились.
Егор с готовностью сунул руку за пояс брюк.
— Покажи! — приказал Саша.
Егор долго возился, расстегивая ремень. Ребята видели, как трясущимися руками он отпорол подкладку у брюк и достал комсомольский билет.
— Вот… — Он держал маленькую серую книжечку, показывая ее ребятам.
— Дай сюда! Егор медлил.
— З-зачем?
— Я партизан… имею право у тебя взять.
— Не-е… о-тдам… — Егор, отошел на шаг назад, с явной враждебностью глядя на своих бывших друзей.
Все молчали… Саша тоже молчал, испытывая тягостное, гнетущее чувство неуверенности в своих действиях. Порывистый, сердитый ветер, налетевший с реки, сорвал с кустов уцелевшие жухлые листья и погнал их по выбитой козами луговине, собирая в кучки и вертя каруселью.
— Как, ребята?.. — нерешительно спросил Саша, поглядев на Володю и Васю. — Считать его комсомольцем или нет?
Егор весь затрясся, подскочил к Саше.
— А к-какое вы имеете право не с-считать меня комсомольцем? — запальчиво крикнул он.- M-можете не верить, п-подозревать… А я был комсомольцем и останусь… Не вы меня принимали…
— Мы, — твердо сказал Саша. — Как, ребята? Будем считать его комсомольцем? — И, прищурившись, повернувшись к Егору, разъяснил: — Мы теперь здесь Советская власть. Понял? Мы партизаны. Поэтому имеем право…
— Пускай докажет, что он комсомолец, — предложил Володя, и голос у него зазвучал мягче, просительнее: — Докажи, Егорка…
— Пускай убьет отца, — с непонятной для себя жестокостью предложил Вася. — Не отец он тебе, Егорка. Чужой человек. Предатель.
— У-убить отца? — шепотом спросил Егор, разом побледнев, руки у него дрожали.
Никто не ответил ему.
Всем стало как-то неловко. Даже непримиримо настроенный Гвоздев отвел глаза в сторону, не решаясь что-либо добавить или повторить.
Понимая, что вся теперь ответственность лежит на нем, Саша больше не колебался.
— Вот что, ребята, — голос у Саши звучал повелительно, твердо, — без приказа командования партизанского отряда убивать кого-либо из предателей не разрешено. Поняли?
Егор стоял, тяжело дыша. Полы расстегнутого пиджака у него обвисли, разбитые ботинки щерились в носках гвоздями.
— Отойди в сторону, — предложил Егору Саша. Он указал вниз на кусты. — Я позову. — Саша проследил глазами, как тот безмолвно и покорно отошел в сторону.
Когда ребята остались втроем, Саша тихо спросил:
— Как думаете, ребята?
— Раз комсомольский билет сохранил, значит, и совесть сохранил, — проговорил Малышев, твердо взглянув Саше в глаза. — За комсомольский билет фашисты вешают.
— Я тоже так думаю, — сказал Саша, вздохнув полной грудью. Насупленные брови у него разошлись, глаза сразу потеплели. — Проверим на деле, ребята. Ладно? И раньше с отцом он жил как чужой. Помните?.. Хотел бросать школу, поступать на работу.
— Значит, доверяешь ему? — спросил Вася Гвоздев.
— Проверим. — Саша тихо свистнул и, увидав, что Егор обернулся, махнул ему рукой: — Подойди… — Немного помедлил. — Верим тебе и считаем комсомольцем. Понял?
Круглое веснушчатое лицо Егора просияло.
— Вы дадите мне задание? Дадите з-задание? В-вот увидите… — нервно повторял он, пряча билет.
— Вот тебе задание… — Саша помедлил. — Узнаешь, где у немцев в городе склады расположены. И что там находится. Сумеешь?
— Сумею. — Егор крепко, до боли пожал Саше руку. В эту минуту он совершенно забыл, что собирался рассказать Саше про семью Тимофеева. Вспомнил, когда уже ушел от ребят.
После ухода Астахова все по-прежнему молчали.
— Правильно ты, Сашка, поступил, — первым отозвался Володя.
— Егору я верю.
— Я тоже верю, — не сразу отозвался Вася Гвоздев. — Ты торопишься? — спросил он, видя, что Саша переминается с ноги на ногу.
— Да, — чистосердечно признался Саша. — С Наташей я хотел повидаться… На днях встретимся… Я снова приду в Лихвин и тогда… — Саша не договорил, прощаясь с друзьями. — До скорой встречи!
Разошлись поодиночке.
Вася, уходя последним, все же счел нужным предупредить.
— Учти, у Наташки дядя тоже полицай, озлобленный человек.
— Ладно, — успокоил его Саша, весь занятый уже мыслями о предстоящей встрече с Наташей Ковалевой. Прошлый раз она что-то хотела рассказать ему. На что-то намекала. Но тогда у него не было времени, он торопился к Мите. А сейчас он может по душам поговорить с ней.
Наташа нетерпеливо ждала на косогоре возле реки, маскируясь от постороннего взгляда за дубовым кустарником, куда привел ее Славка. Сам же Славка, сознавая величайшую ответственность за порученное ему дело, отошел немного в сторону и стоял, как часовой, с палкой в руках. Сколько придется ему так простоять, он не думал, раз так приказал ему Саша. Но Наташа нервничала. Время шло, а никого не было.
«Дурачатся ребята…» — уже с озлоблением думала она про Славку, собираясь уйти.
Внезапно зашевелились кусты, и перед Наташей словно из-под земли вырос Саша. Она радостно вскрикнула и бросилась к нему.
— Шура! А я тебя ждала, так хотела видеть… — заговорила она, схватив его за руку. Торопясь и волнуясь, она стала рассказывать про все, что произошло с ней, про свое возвращение в город, про жену Тимофеева, про Якшина, про Чугрея.
Саша напряженно слушал. Никогда раньше Наташа не казалась ему такой сильной, мужественной, как в эту минуту. Стало понятно, почему в прошлый раз она так порывалась заговорить с ним, а он ушел, не дав ей возможности все рассказать.
— Вот оно что! — повторял Саша, не сводя глаз с Наташиного лица. — Если бы я раньше знал… Говоришь, Егор тебе помог?
Саше все более становилось не по себе. Нечуткий он человек.
И Наташу тогда не выслушал, и на Егора накричал, даже не поинтересовавшись, откуда тот идет. А Егор почему-то тоже ничего не сказал.
— Егор был здесь, — сообщил девушке Саша, крайне недовольный собой.
— Значит, отвел… — Глаза у Наташи сияли.
Но Саша по своей привычке прищуривать глаза хмурился.
— Да ты тоже хороша… — все же попрекнул он Наташу. — Семью Тимофеева укрывала, а мне не могла по-человечески сказать.
И хотя он говорил ворчливо, он любовался девушкой, думая, какую радостную весть он принесет командиру.
Разговор зашел про городские дела, про Наташиного дядю.
— Не боишься? — спросил он.
Она медленно покачала головой. Темный платок сполз с головы.
Лицо у нее раскраснелось.
— Я теперь ничего не боюсь, Шурик. Я видела, как наши умирают. Пленных на днях во рву расстреливали… Так они с песней… Ты что все озираешься?
— За тебя я беспокоюсь.
— Ну вот еще…
Наташа торопливо полезла в карман и протянула Саше маленький медный компас.
— Возьми, — смущаясь, сказала она, — чуть не позабыла, тебе принесла.
Саша взял компас. Слова по-прежнему не шли на язык. Он внимательно разглядывал подарок.
Пора было расставаться, но они медлили расходиться. Тому и другому хотелось еще побыть вместе.
— Шурик! А ты… убивал людей? — вдруг с жадным любопытством спросила его Наташа.
— Убивал, — ответил он спокойно.
Наташа как-то внутренне вся содрогнулась.
— Страшно убивать живого человека? — снова спросила она.
Саша поморщился.
— Первый раз было страшно, — искренне признался он и тут же добавил: — Но это же не люди, а фашисты… Ты знаешь, что они с нашими людьми делают?
— Видела… знаю… — проговорила она и первая протянула ему руку: — Иди… Тебе еще далеко идти. Правда?
— Далеко, — сознался он, и вдруг в сердце закралась тревога. — В случае чего… — заговорил он, не отпуская мягкую, теплую руку девушки. — Ты иди прямо в Песковатское, в наш дом. Правда, он нежилой. Но там спокойно. Можно было туда и жену Тимофеева на время укрыть. Окна заколочены. Доска в подворотне приподнимается. Понимаешь? А изба не заперта…
Расставшись с Наташей, Саша торопливо свернул в сторону и пошел между кустами по едва заметной тропке вниз, где, петляя в заросшем овраге, впадал в Оку безымянный ручеек. Митя сидел на камне и сосредоточенно курил. Он уже разыскал запрятанные батареи. Сверток лежал возле него.
— Мы, братец ты мой, соскучились, вас дожидавшись… — шутливо, но с укоризной встретил он Сашу.
Саша молчал.
— С Наташкой Ковалевой встречался? — строго спросил Митя.
— Да… встречался, — неохотно отозвался Саша.
— Нашел время с девчонками якшаться, — неодобрительно покачал головой Митя. — Шуры-муры у тебя в башке, а не дело.
Саша весь вспыхнул, но сдержал себя.
— Ты мне друг, Митяй… — медленно проговорил он. — А за друга, ты знаешь, я жизнь отдам. Но в мои личные дела ты не вмешивайся. Понял?
Митя промолчал. Впервые он видел таким Сашу. Саша не успокоился и тогда, когда они, пройдя поле, шли уже между березовыми перелесками.
— Ты меня, Митяй, очень обидел, — говорил Саша, шагая по усеянной желтыми листьями тропке. — Тебе вот наша Люба нравится… Не отговариваю же я тебя с ней дружить…
— А ты почему знаешь? — смутился Митя.
— Вот чудак-то! — удивился Саша. — Весь лагерь знает.
— И она знает? — тихо спросил Митя, не оборачиваясь к Саше.
— Хочешь, спрошу? — предложил Саша.
— Дурак ты, — сразу отозвался Митя. Сказал он это незлобно, и Саша не обиделся.
Желая как-то оправдать себя перед Митяем, Саша снова вернулся к разговору о Наташе:
— Если бы ты, Митяй, знал, какую новость мне сегодня сообщила Наташа Ковалева про семью нашего командира!
— Знаю. — Митя слегка улыбнулся.
— Ничего ты не знаешь. Оказывается, семья нашего командира не успела эвакуироваться и вернулась в город.
— Знаю, — снова спокойно отозвался Митя. — Скрывалась в доме у Ковалевых.
Саша с раскрытым ртом остолбенел.
— Откуда ты знаешь?..
— Я многое знаю, — многозначительно подчеркнул Митя, — но молчу. Понял?
Саша долго не мог успокоиться. Он ничего не понимал. Откуда, от кого мог Митяй узнать? Но расспрашивать нельзя. Очевидно, это военная тайна. С кем-то встречается Митя в городе. Но с кем? Очевидно, с подпольщиками. Остальной путь они прошли молча, только изредка перекидываясь словами.
Митя думал о своей встрече в городе с человеком, который работал на партизан, думал о Любе. Саша думал о Наташе, о ребятах, о семье Тимофеева. Сложной и трудной теперь ему казалась жизнь, которой жили партизаны и его друзья в городе.
В партизанском лагере Тимофеев, не обращая внимания на Сашу, сразу же взял Митю за рукав и увел с собой.
«У него новости поважнее моих, раз он все знает», — подумал Саша про Митю, присаживаясь у входа в землянку.
Подсел рядом Петрович со своим неизменным кисетом в руках. Чаще его вряд ли кто курил в отряде.
— Ну как, Сашуха… удачно сходили? — поинтересовался он.
Саша молча кивнул головой. Девушки звали обедать, но он терпеливо ждал своей очереди поговорить с командиром.
Митя вскоре вернулся.
— Иди, тебя Дмитрий Павлович ожидает, — предупредил он Сашу, а сам, чтобы размяться, несколько раз широко развел руками и пошел обедать.
Тимофеев в ватнике, подпоясанном широким ремнем, сидел возле развесистой ели на пеньке. Саша остановился перед ним.
— Товарищ командир! — произнес он срывающимся голосом. — У меня тоже важные сведения есть… Митяй о них не знает. — Губы у Саши по-мальчишески вздрагивали.
Внешне Тимофеев оставался спокойным, слушая о злоключениях своей семьи. Только желваки двигались на тщательно выбритых его скулах.
— Значит, отвели их в Батюшково? — переспросил он, нахмурившись.
Саша рассказал все, что он знал. Судя по настроению Тимофеева, вести Саша принес очень важные. Тимофеев поблагодарил его и подвел к тому месту, где на сваленном дереве сидели вдвоем Костров н Дубов.
Саша снова, но уже кратко рассказал, что узнал в городе. Внешне Тимофеев по-прежнему оставался спокойным.
— Ты знаешь, кто староста в Батюшкове? — спросил у Тимофеева Дубов, который раньше работал в милиции, и, не дожидаясь ответа, сообщил: — Наш старый знакомый — Кирька Барин…
Саша вздрогнул. Но Тимофеев и теперь остался спокойным. Он только устало сморщил лоб, сдвинул набок шапку и добавил:
— Кирька Барин не знает в лицо моих родственников. Пока еще рано беспокоиться.
— Но только пока, — подчеркнул Дубов и предложил: — Этого субъекта я беру на себя… Нужно убрать его.
Особенно всех заинтересовало сообщение Саши про Якшина.
— Пора расколоть этот орешек, — посоветовал Костров.
— Убрать? — переспросил Тимофеев. — Всему свое время… — Тимофеев не хотел рисковать своими людьми.
А Саша с нетерпением ждал, но так и не дождался. Разговор о его одноклассниках в городе и особенно о Наташе Ковалевой снова не состоялся. Но, очевидно, Тимофеев запомнил все. Уже в сумерках он остановил Сашу возле землянки.
— Я думал о твоих дружках в Лихвине. Надо их использовать в городе. Там они больше пользы принесут.
— А Наташа Ковалева? — нетерпеливо переспросил Саша.
— Думал я и о Наташе. — Голос у Тимофеева звучал мягко. — С Наташей сложнее… Брать ее к себе в лагерь преждевременно, да и, пожалуй, нельзя… Потом ты поймешь, почему нельзя. — Тимофеев положил руку нa плечо Саши. — О ней ты не беспокойся! Пока она живет у своего дяди-полицая, — Тимофеев особенно выделил последнее слово, — опасность ей не грозит… Скорее ему… Да и не такая она приметная для немцев, чтобы обращать на себя внимание… Дадим и ей дело…
Но какое? Тимофеев не сказал. Все же Саша отошел от него, успокоившись. При встрече он может рассказать ребятам и Наташе, что о них шел разговор.
Через несколько дней, когда отряд вернулся с очередной операции, командир поручил Саше побывать в Песковатском, повидать своего отца и передать ему задание. С удивлением Саша слушал. Он никак не предполагал, что Павел Николаевич оставлен Тимофеевым в селе как связной.
Обратно Сашу ждали утром на следующий день. Но утром он не вернулся. Не вернулся он и на второй и на третий день.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.