Мартин Борман

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Мартин Борман

Самой ненавистной и диктаторской личностью в ближайшем окружении Адольфа Гитлера был рейхслейтер Мартин Борман.

Внешне и тогда, когда ему это было нужно, он со своими кошачьими манерами казался олицетворением чрезмерного дружелюбия. Однако на самом деле он был предельно жесток. Его беспощадность была безграничной. Единственной его положительной чертой была, бесспорно, чудовищная работоспособность, которая, казалось, также не имела границ.

Нельзя говорить о гибели империи и смерти Гитлера, не сказав об этом человеке, наводившем на всех страх.

Я познакомился с Мартином Борманом в 1932 г. в Мюнхене. Тогда он был ничем не примечательным человеком. Занимал должность руководителя снабжения управления охраны. Он обладал феноменальной способностью создавать о себе у равных по положению людей впечатление хорошего товарища. У начальников быстро становился любимцем.

Надо признать, что уже тогда он почти без отдыха работал днем и ночью и получил славу рабочей лошади. Именно поэтому Рудольф Гесс, создавая свое бюро связи партии с государством, взял Бормана к себе.

Вскоре Борман стал руководителем штаба Гесса. Его первая цель была достигнута, он попал в первые ряды. При этом он оставался всегда любезным и был готов услужить как равным себе по положению, так и вышестоящим.

Но уже в 1936 г. все пошло по-другому. После того как дом «Вахенфельд» на горе Оберзальцберг был перестроен в Бергхоф, Борман в корне изменил свое прежнее скромное поведение.

Само собой разумеется, он также должен был иметь дом в Оберзальцберге, чтобы держаться вблизи Гитлера, с которым тогда по службе имел мало дел. Он наносил в Бергхоф визиты в качестве немого свидетеля при докладах Гесса Гитлеру.

Но вскоре Борман начал систематически скупать участки земли на Оберзальцберге. При этом заверял, что делает это по поручению Рудольфа Гесса, чтобы создать Адольфу Гитлеру обстановку абсолютного покоя и прекрасного отдыха.

Для осуществления своих строительных планов Борман основал акционерное общество. Он покупал у крестьян один участок земли за другим. При этом ему не надо было прибегать к насилию. Скоро пошли слухи о том, что он платит цену в четырепять раз выше подлинной.

Разумеется, такая спекуляция землей не могла остаться незамеченной шефом. Гитлер позаботился о том, чтобы по отношению к крестьянам не проявлялась несправедливость, чтобы чересчур рьяный Борман не заставил их путем насилия покидать свои дома и дворы. Поэтому Гитлер приказал своей адъютантуре строго предупредить Бормана, что если он узнает о какомпибо насилии с его стороны, то запретит скупать землю.

Борман в ответ сообщил, что повода для беспокойства нет. Напротив, крестьяне сами бегают за ним, чтобы избавиться от своих участков. Гитлер удовлетворился ответом, а Борман уже не видел препятствий и начал лихорадочно скупать земельные участки. Ему удалось получить в свои руки весь Оберзальцберг, так что в конце концов, не считая его самого, Гитлер остался чуть не единственным землевладельцем.

Казалось, пришло время оплести Гитлера еще более густой сетью.

В Бергхофе был тогда заведен порядок, согласно которому дежурный адъютант сам определял лиц из числа руководящих деятелей партии, государства и армии, приглашенных к Гитлеру на обед.

Однажды Мартин Борман связался с адъютантом и попросил узнать у фюрера, можно ли ему, Борману, тоже прийти на обед.

Конечно, Борман получил разрешение. Незадолго до обеда он снова позвонил дежурному адъютанту и попросил передать, что он, к сожалению, должен извиниться, так как не сможет прийти, ибо завален работой.

Это повторялось несколько раз. Когда наконец он пришел на обед — то опять с опозданием. Он воспользовался случаем, чтобы извиниться перед шефом, настойчиво подчеркивая, что он настолько перегружен работой, что, к сожалению, не смог прийти вовремя.

Подобные трюки он повторял постоянно, так что у Гитлера медленно, но верно складывалось впечатление, что Мартин Борман является самым трудолюбивым человеком из всего партийного руководства.

Добившись такого доверия шефа, Борман получил в свои руки управление Бергхофом. Вновь Мартин Борман добился своей роли и занял еще один важный пост, находясь на котором он мог вредить многим другим.

С расширением своей власти Борман все меньше заботился о своих отношениях с подчиненными. Он начал чувствовать себя уверенно. Для подчиненных он стал начальником, от которого можно ожидать чего угодно. Он мог обращаться с человеком очень дружелюбно и предупредительно и даже делать подарки, а потом безжалостно унизить его, оскорбить и обидеть. Часто он так расходился, что невольно создавалось впечатление, будто перед вами сумасшедший.

Когда под его власть попал весь персонал, он получил право нанимать и увольнять кого хотел. Горе подчиненному, который у Мартина Бормана попал в немилость! Он преследовал его со всей своей ненавистью.

Совсем иначе он относился к людям, о которых знал, что им симпатизирует шеф, и которые не стояли на его, Мартина Бормана, пути. Его дружелюбие по отношению к таким людям не знало границ, и он был безмерно любезен, стремясь расположить к себе шефа.

Его величайшей страстью было строительство. Излюбленный метод — изображать из себя страстного поклонника того, чем увлекался, как он знал, сам шеф.

Так, он начал перестраивать в Оберзальцберге некоторые дома. Те, которые были пригодны для перестройки. Он делал из них гостиницы и маленькие виллы. При этом ему представлялась чудесная возможность обсуждать с Гитлером планы строительства и таким образом все сильнее привязывать его к себе.

Шеф особенно любил домик Дитрих-Экхарта в Платтерхофе, так как с ним у Гитлера было связано много воспоминаний. Мартин Борман приказал снести все здания, кроме домика Дитрих-Экхарта, и вокруг него построил новый Платтерхоф.

Все это очень нравилось Гитлеру.

При этом надо сказать, что Борман выполнял все поручения шефа абсолютно точно и весьма быстро.

Однажды Борману пришла мысль построить для «своего фюрера» нечто поразительное. Это было совершенно бессмысленное здание, на постройку которого ухлопали бешеные деньги. На самой вершине скалы высотой свыше 1800 метров он приказал построить чайный домик. Он провел к горе автомобильное шоссе, которое кончалось примерно в 100 метрах от вершины. Затем Борман соорудил лифт, на котором можно было подняться к чайному домику.

Гитлер вначале не оценил эту затею Бормана. Но позже ему понравились прогулки к чайному домику, которые он совершал со своими гостями.

Когда осенью 1940 г. y шефа в гостях была итальянская кронпринцесса, сестра бильгийского короля, она была принята в чайном домике. Устройство приема было поручено интенданту Ганненбергу, специально вызванному из Берлина. Он должен был обеспечить безупречность приема.

Случилось так, что чай подали слишком горячим. Кронпринцесса обожгла себе рот. Это было очень неприятно Гитлеру. Он все время, пока продолжался прием, приносил извинения. Хотя знатная гостья отвечала шутками, Гитлер после ее отъезда сильно разгневался. Ганненберг свалил вину на старшего адъютанта Брюкнера, так как тот отказался дать ему в подчинение ординарцев. Чтобы исключить возможность повторения подобных происшествий, Гитлер поручил расследование этого случая Мартину Борману.

Для Бормана это было как нельзя кстати.

Он давно хотел удалить Брюкнера из окружения шефа. В течение ряда лет он собирал против него материал, но этот материал не имел сколько-нибудь серьезного характера. Теперь он увидел, что для выполнения задуманных планов благоприятный момент наступил. Борман доказывал, что Брюкнер стал слишком стар, чтобы занимать пост, требующий постоянного напряжения. Он советовал фюреру отпустить Брюкнера на пенсию, говоря, что тот охотно примет такое предложение, если это будет почетная отставка. Обязанности старшего адъютанта гораздо лучше мог бы выполнять более молодой человек.

Когда он предложил Гитлеру ознакомиться с дополнительными материалами о непригодности Брюкнера, шеф отказался их рассматривать. Однако Гитлер все-таки позволил убедить себя в необходимости дать Брюкнеру отставку, полагая, что ему все же лучше уйти на покой. Он сердечно распрощался с ним.

После этого Борман занялся основательной чисткой состава личных адъютантов. Он удалил всех неприятных ему сотрудников, даже если они хорошо работали и были надежными и дельными. На их место пришли другие люди, на которых Борман целиком мог положиться.

После ухода Брюкнера обязанности старшего адъютанта и руководителя личной адъютантуры официально были возложены на господина Шауба. В действительности же Шауб не играл никакой роли. Борман стал движущей силой во всех делах. Теперь он держал все ключи в руках и мог продолжать плести интриги против всех неугодных ему лиц.

Стремясь во что бы то ни стало добиться влияния на Гитлера, Борман не останавливался ни перед чем, чтобы удалить людей, которые не повиновались ему слепо. Если он не мог изобличить этих людей в каких-либо проступках, а сами они добровольно не покидали места, несмотря на его угрозы, то он инсценировал «дело», в чем ему охотно помогал его «друг» Генрих Гиммлер.

Между этими двумя людьми существовали весьма странные отношения. Внешне они казались лучшими друзьями. При встрече они осыпали друг друга любезностями. Так, например, здороваясь, они не ограничивались простым рукопожатием, а демонстративно трясли друг другу обе руки. На самом же деле каждый из них был полон взаимной ненависти и между ними постоянно шла борьба за меру влияния на Гитлера. Каждый старался расширить собственную власть.

Мои личные отношения с Мартином Борманом были с самого момента его возвышения и до конца империи очень напряженными.

Он все время пытался что-либо предпринять против меня, но неизменно получал отпор Гитлера, так как я пользовался доверием шефа. Кроме того, я при моем постоянном личном контакте с Гитлером всегда имел возможность опровергнуть обвинения, выдвинутые Борманом против меня. Борман знал, что я невысокого мнения о нем.

Особенно обрадовался Борман, когда в 1941 г. мы получили в Бергхофе известие о полете Рудольфа Гесса в Англию. Адъютант Гесса передал шефу письмо, в котором Гесс сообщал о своем полете в Англию и обосновывал его необходимость. Гесс хотел попытаться найти почву для переговоров с англичанами, чтобы затем заключить сепаратный мир.

Гесс, знавший о проанглийской позиции Гитлера, полагал, что он окажет немецкому народу великую услугу и предохранит Германию и весь мир от несчастья. Сам Гитлер, несмотря на свои взгляды, не мог установить личного контакта с Англией. Он считал, что и попытки Гесса будут напрасны. Несомненно, Гитлер не был осведомлен о намерении своего заместителя.

Полет в Англию чрезвычайно поразил всех нас. Шеф немедленно сделал известное заявление о том, что Гесс одержим навязчивой идеей. Адъютант думал, что он принес хорошее известие. Тем неожиданнее оказался для него внезапный арест.

Немедленно был отдан приказ об аресте всех без исключения сотрудников личного штаба Гесса, как соучастников случившегося. Позднее на допросах было установлено, что Гесс предпринял свой полет в Англию по совету астрологов.

Шеф очень редко вспоминал в разговорах о поступке своего бывшего заместителя. Если кто-либо вспоминал о нем, то он тут же энергично заявлял, что свой полет Гесс предпринял из идейных побуждений и с самыми лучшими намерениями. Не могло быть и речи о какой-либо измене.

Преемником Рудольфа Гесса стал Мартин Борман. Хорошо зная все дела его штаба, Борман превратился в советника шефа по всем вопросам, которыми раньше занимался Гесс. Прежние наименования — «Бюро заместителя фюрера», «Штаб связи» — были немедленно упразднены. Появилась «партийная канцелярия.

Здесь Борман также начал с обычной для него чистки аппарата. Теперь он руководил учреждением, позволявшим вмешиваться в дела государства и партии, расширявшим его власть. Он считал своей первой задачей вытравить все, что напоминало об имени Гесса. Он приказал удалить все портреты Гесса и запретил всякое обсуждение полета в Англию. Немедленно были конфискованы и пущены под нож книги и официальные издания партии, в которых имелись изображения Гесса. Даже школьные учебники, в которых был упомянут заместитель фюрера, были собраны и уничтожены.

Маниакальная ненависть Бормана к Гессу зашла так далеко, что он немедленно переменил имя своего сына, крестным отцом которого был Гесс и который поэтому был назван Рудольфом. Он избрал другого крестного.

Борман был тираном и в собственной семье. Хотя это и мелочь в сравнении с большими событиями того времени, мне хотелось бы привести один пример из личной жизни Бормана, свидетельствующий о его характере.

Приблизительно в мае 1944 г. женился группенфюрер Фегелейн. Свадьба была отпразднована в доме Бормана в Оберзальцберге. Около 2 часов ночи Борман внезапно задумал надеть смокинг. Он попросил принести рубашку для смокинга, которую он недавно надевал. Его жена ответила, что эта рубашка в стирке. Борман пришел в бешенство и заорал, что жене следовало бы знать, что он надевает к смокингу только эту рубашку и никакую другую. В качестве наказания его жена должна была вместе с детьми тут же ночью покинуть Оберзальцберг и отправиться в Мюнхен. Он заявил, что возвратиться назад она сможет только после его разрешения. Лишь через пять недель Борман счел, что жена достаточно наказана, и вернул ее в дом на горе.

Выступить против Бормана не осмеливался никто. Даже рейхслейтеры и гаулейтеры боялись его. Его тесть, рейхслейтер Вальтер Бух, поспешно садился в машину и покидал Оберзальцберг, когда узнавал, что туда едет его зять Борман.

Когда Гитлер расспрашивал рейхслейтеров и гаулейтеров о настроениях и положении в их областях, то они докладывали или только одно хорошее, или ровно столько плохого, сколько им перед этим приказал Борман. И то, что они докладывали, Гитлер, естественно, сам узнавал раньше от Бормана.

По возможности Борман не допускал личного контакта с Гитлером тех людей, которые не были ему, Борману, абсолютно преданы. Каждый даже министр, если он хотел посетить Гитлера, должен был получить разрешение у Бормана. Неугодным ему людям он попросту отказывал в приеме с помощью весьма недвусмысленных доводов. Если же он не мог помешать приему какого-либо лица, то он обязательно присутствовал при беседе и старался направить ее в желаемое русло.

Министр хозяйства Функ как-то сказал мне буквально следующее: «Ты не можешь себе представить, Эрих, как бесконечно тяжело теперь толком поговорить с фюрером. Все время Борман сует свой нос. Он вмешивается в разговор, прерывает меня, делает невозможным серьезный доклад!»

Постороннему человеку трудно даже теперь представить себе, как Борман умел подстраиваться. Гитлер был вегетарианцем, Борман также стал вегетарианцем. Он хвастливо рассказывал всем, как хорошо себя чувствует, став вегетарианцем, и насколько увеличилась его работоспособность. Однако если он был уверен, что за ним не наблюдают, то ел котлеты и бифштекс и не пренебрегал хорошей копченой колбасой. Никто не осмеливался рассказать об этом шефу.

Гитлер не курил, и Борман тоже бросил курить. Справедливость требует отметить, что это было для него очень тяжелым делом.

Гитлер интересовался литературой. Это было хорошо известно Борману. Он организовал в своем штабе особую группу, возложив на нее задачу доставать все литературные новинки. Кроме того, требовалось, чтобы содержание каждой книги было точно изложено на одной машинописной страничке. Именно так Борман получал о книге представление.

Был ли Борман вечером в гостях у шефа или же сидел за общим обеденным столом — он никогда не упускал случая похвастаться своими литературными познаниями. Дело происходило примерно так: «Мой фюрер, появилась новая книга об Ульрихе фон Гуттене. Я в восторге от нее. Вы обязательно должны ее прочесть». Гитлер, естественно, думал, что Борман действительно читал книгу. Он удивлялся, откуда этот человек при его огромной загрузке находил еще время так много читать. Все это, естественно, вело к тому, что у Гитлера укреплялось впечатление, будто в лице Бормана он имеет у себя на службе гения-универсала.

Только к Еве Браун Борман питал известное уважение. Она была для него неизвестной величиной. Открытая борьба против нее была невозможна. Но и для нее Борман — и в этом он оставался верен себе — создавал столько трудностей, сколько только было возможно.

Многие и теперь не могут понять, как Гитлер оказался под сильным влиянием этого человека и почему предоставил ему такую большую власть в государстве. Задним числом, разумеется, осуждают его. Все мы, непосредственно соприкасавшиеся в течение долгих лет с этой дьявольской личностью, ненавидели Бормана. Несмотря на это, справедливость требует признать, что Мартин Борман был гением в работе, каких редко можно встретить. Путем упорного труда он мог понять совершенно новую для себя проблему. Он обладал способностью приспособляться и в то же время каждую работу выполнял чрезвычайно основательно.

Ему удалось стать просто незаменимым человеком в глазах бесспорно впечатлительного Гитлера. Если шеф отдавал Борману приказ, то он знал, что Борман, может быть, единственный из всех его сотрудников, который, безусловно, выполнит его при любых обстоятельствах и в самый короткий срок.

Вот еще один маленький пример того, как Борман умел привести шефа в восхищение.

Однажды летом 1938 г. после полудня мы стояли, готовые к отъезду, перед Бергхофом. Окинув взором горный ландшафт, Гитлер заметил Борману, что этот вид своей удивительной широтой всегда доставляет ему особое удовольствие. Плохо только, что ниже Бергхофа этот красивый вид портит старый крестьянский двор! Когда старики-крестьяне, обладающие законным правом жить здесь до конца своих дней, умрут, нужно будет двор снести.

Когда на следующий день, спустя 24 часа, мы возвратились из Мюнхена в Бергхоф, шеф и я не поверили своим глазам. Там, где вчера еще стоял маленький старый крестьянский домик, теперь расстилался луг, на котором паслись пестрые коровы.

Что же произошло?

Едва мы уехали, Борман сразу же договорился со старыми крестьянами о их добровольном отъезде. Он предоставил им в Ау новое жилище, и старики, говорят, были даже счастливы доставить радость Гитлеру. Не успели они уехать, как к дому доставили на автомашинах сотни рабочих. Борман приказал работать и днем и ночью. Через 24 часа все было готово.

Еще один пример, показывающий, как Борман старался угодить Гитлеру.

Известно, что, когда шеф бывал в Оберзальцберге, тысячи людей отправлялись к Бергхофу, чтобы увидеть его. Он часто часами стоял на открытом воздухе, и люди шли мимо него. Однажды вечером после очень жаркого летнего дня Гитлер заметил Борману, что все это для него утомительно. Прежде всего, он не мог так долго переносить солнечную жару.

Когда Гитлер на следующий день вышел в обычный час из Бергхофа, чтобы приветствовать ожидающих, он онемел от удивления. На том самом месте, где он обычно любил стоять, росло большое толстое дерево с огромным зеленым шатром ветвей, создавшим густую тень. Борман приказал привезти его ночью и посадить здесь. Большое дерево прижилось и до сих пор растет там. Когда Гитлер уезжал, по распоряжению Бормана пускалась в ход огромная дождевальная установка, и дерево поливали до тех пор, пока его корни не вросли в новую почву.

Можно ли упрекать Гитлера за то, что это ему импонировало?

Мартин Борман мертв.

Его влияние на шефа — пожалуй, самая мрачная глава в истории империи. Если говорить о смерти Гитлера, нельзя не упомянуть Мартина Бормана. На него падает большая часть вины за то развитие событий, которое привело к трагическому концу в имперской канцелярии в Берлине 30 апреля 1945 г.